Мы все учились понемногу... - ВУЗовские страсти
dybrova — 24.02.2021 Лет десять назад возвращалась из Питера поездом. Если в направлении к Санкт-Петербургу поезд был битком-набит пассажирами, причём в основном это были молодые мужчины, ехавшие на заработки, то в обратном направлении поезд шёл полупустым. В купе нас было двое: я и мужчина около пятидесяти лет, житель шахтёрского городка Червоноград Львовской области - горный инженер-пенсионер, который возвращался домой как раз с заработков. Удивилась, какая необходимость ему с хорошей пенсией, а тогда это было в пересчёте с гривен где-то 800$, что для украинских реалий просто очень круто, мотаться за три девять земель. Оказалось, что его сын учится на платном отделении Львовского мединститута, теперь это называется академией, но и это ещё не всё - за каждый экзамен или зачёт преподаватели буквально вымогают деньги. У парня медицина - призвание и мечта, учится на совесть, но редко кто из преподавателей пропускает без взятки студента даже с отличными знаниями. Мальчишка очень огорчался, что его сосед по общежитию, который не давал себе труда учить предмет, за деньги сдал с первого раза, а он, как бы ни старался и с третьего раза сдать не мог. На свой же отчаянный вопрос:- Что я не так отвечал, почему у меня неуд? - получил ответ преподавателя:
- Никто не пролоббировал Ваши интересы.
Вот для того-то, чтобы "лоббировать" интересы сына-студента, отец и вынужден был кинуться во все тяжкие. Но самое страшное для меня в этой истории даже не сам факт взяточничества, а то, что преподаватели за деньги спокойно выпускают из стен ВУЗа врачей-недоучек и потенциальных убийц. В связи с этим вспомнилась мне история из моей студенческой жизни.
Специальность наша называлась "электронные вычислительные машины" и была тогда, а это более пятидесяти лет тому назад, очень престижной. Конкурс на эту специальность всегда был очень большой, а в 1966 году, когда я поступала, он был просто огромным. Дело в том, что в этом году был двойной выпуск: выпускались десятые и одиннадцатые классы. Школу в очередной раз сотрясала реформа образования - не так давно введенное одиннадцатиклассное образование себя не оправдало и решено было вернуться опять к десятилетке. Мы - десятиклассники от этого, конечно, выиграли, но такие новации, безусловно, повлияли на конкурс в ВУЗы, а, если ещё учесть, что все мы были детьми конца 1940-х годов - времени послевоенного бэбибума, то количество абитуриентов для ВУЗов было просто небывалым.
В советских ВУЗах делали широкий охват изучаемых дисциплин, поэтому выходили из стен ВУЗов специалисты широкого профиля. В нашем случае это три в одном: эксплуатация ЭВМ, разработка новых изделий электронной техники и программирование. На третьем курсе заведующий нашей профилирующей кафедрой "Электронные вычислительные машины" профессор Швецкий Борис Иосифович читал у нас курс ОЭИП (основы электронно-измерительного приборостроения). В учебных планах экзамен по этой дисциплине не был предусмотрен, а в конце прочитанного курса должны мы были сдавать обыкновенный зачёт, даже не дифференцированный - по двоичному принципу "сдал-не сдал".
Лекции по предметам, по которым не нужно было сдавать в сессию экзамены, посещали мы через пень-колоду. Случалось, что с некоторыми преподавателями впервые встречались только на зачётах. Даже не знаю, почему на нашем факультете была такая "демократия", что нашу группу не гоняли за прогулы. Возможно, потому, что все ребята в нашей группе, несмотря на прогулы, учились хорошо - редко-редко у кого тройки-четвёрки проскальзывали, за которые староста отчитывал так, как в других группах за хвосты. Коль скоро экзамен не предвиделся, лекции профессора Швецкого мы игнорировали, но при этом прилежно посещали лабораторные работы по этому предмету, которые вёл молоденький ассистент кафедры, ибо по каждой работе нужно было сдавать и защищать отчёт.
И вот этому то ассистенту, когда нами были сданы все лабораторки, нам удалось внушить мысль, что именно он и никто другой может поставить нам этот злосчастный зачёт, хотя по правилам зачёты, как и экзамены, принимает тот, кто читает лекции. Честное слово, до сих пор не пойму, как это нам удалось, хотя я тоже принимала в этом безобразии активное участие.))) Мы дружно вливали елей ассистенту в уши и парня так распёрло от собственной значимости, что он поставил-таки этот зачёт нам в зачётки и заполнил соответствующую ведомость.
Благополучно сдав зачётную сессию и за ней экзаменационную, будучи полностью в каникулярных настроениях, вдруг получаем сообщение с кафедры, что профессор Швецкий ждёт нашу группу для сдачи зачёта. У нас этакое недоумение: и с чего бы это? И это при том, что в зачётную сессию мы проигнорировали объявление о дне сдачи зачёта профессору - хороша была картина: приходит он утром в аудиторию, чтобы принимать зачёт, а там пусто. Нужно отдать ему должное - он тогда никак не отреагировал на этот факт, правда, по кафедральным слухам, из ассистента, поставившего нам зачёт, сделал мочалку, но кого же это волнует.)))
Идём в деканат, чтобы выяснить, есть там ведомость с нашим "сданным" зачётом или нет. Ведомость есть, но, тем не менее, нам сообщают, что, если хотим получить стипендию, сдать зачёт профессору просто необходимо.
Демократические принципы на нашей кафедре шли ещё дальше, чем на факультете в целом. Проявлялось это в том, что сдавать зачёты и экзамены разрешалось, имея под рукой любые конспекты и учебники. Борис Иосифович говорил, что инженер не обязан помнить всё наизусть - он просто должен знать, что и где написано.
Собираю утром сумку, набитую книгами, а родители интересуются: ты что, несёшь их сдавать в библиотеку?
- Нет, - говорю, - иду сдавать зачёт.
Пришли мы, расселись по местам. Заходит наш профессор в прекрасном настроении, окидывает аудиторию взглядом, видит наши глаза, в которых отражается только желание побыстрей разделаться с этим делом и никакого раскаяния в содеянном, и говорит:
- Вижу, что группа не готова сегодня сдавать зачёт и мне здесь делать нечего.
Поворачивается и выходит. Староста бежит за ним, как же так и когда, мол, нужно придти в следующий раз. Швецкий ему через плечо:
- Объявление будет в деканате на доске.
Через неделю с теми же неподъёмными сумками с книгами и в том же месте. Заходит Борис Иосифович, садится за стол и раскладывает на нём билеты. Предлагает всем по очереди взять билет и готовиться. В каждом билете всего один вопрос. Где-то через полчаса уже тянется лес рук, желающих отвечать. Он подзывает к себе одного за другим нескольких человек - не более трёх - и каждого после непродолжительного опроса отправляет на место. После чего встаёт и говорит:
- Я так понимаю, что и все остальные готовы к сдаче не лучшим образом.
Поворачивается и уходит. На ходу сообщает, что в следующий раз новых билетов раздавать не будет - можно отвечать по тем, что каждый вытянул в этот раз.
Ещё через неделю, заметьте, каникулярного летнего времени мы опять там же, но уже не в таком бравурном настроении. Староста наш опаздывает на пару минут и по своему обыкновению вваливается в аудиторию без стука. Приветствует всех громоподобным голосом и поднятым кулаком:
- Rot front!
- No pasaran, Добрынин! - не поворачиваясь отвечает Борис Иосифович и сразу же зовёт к своему столу. Через несколько минут отправляет его со словами:
- Подучите ещё.
- Вы замечательный парень, Дорошенко, но Вы, как кувшин наполненный водой, а я хочу, чтобы Вы были родником! - заявляет следующему отвечающему, подталкивая его к выходу.
Третьей иду отвечать я. Вопрос в моём билете прост, как мычание: блок-схема осциллографа. Я бойко рассказываю о назначении и устройстве отдельных блоков вышеупомянутого прибора, а Швецкий мечтательно так:
- А Вы не скажите, какие бывают типы люминофоров для электронной трубки осциллографа?
- Профессор, я не думала, что вопрос стоит так широко... - изрекаю с видом оскорблённой невинности.
- Именно так, именно так, - приподымает меня за локти со стула, ласково улыбаясь.
Продолжения спектакля не видела, ибо была уже за дверью, но длилось это недолго. Ещё человек пять были изгнаны с позором. Оставив всех остальных в глубоком трауре, профессор удалился, так и не приняв ни у кого зачёт.
Ещё через неделю в совершенно мрачном расположении духа наша группа, усиленно проштудировав за неделю всё, что только можно было найти по этому предмету, а, особенно, несколько монографий уважаемого Бориса Иосифовича, в полном составе ни свет, ни заря уже сидела в аудитории. Зашёл Швецкий, посмотрел в наши глаза и сказал:
- Ну, что ж, коллеги, теперь я вижу, что вы поработали.
Он принимал зачёт с 8-00 до шести или семи часов вечера, гоняя нас вдоль и поперёк по всему материалу, и в результате заметил, что теперь ему не стыдно за наше незнание и он со спокойной совестью может уйти в отпуск. Это при том, что месяц от своего двухмесячного преподавательского отпуска он потратил на перевоспитание зарвавшихся недорослей.
|
</> |