мешочек moguaku. он

В классе восьмом его на полгода исключили из школы. На алгебре, за то, что доказал теорему по-своему, учительница обозвала его дубиной стоеросовой, он в ответ: а Вы – строевая сосна. Надо ли говорить, что экстерном все экзамены сдал сплошь на пятёрки.
Ни разу больше не встречала его манеры читать книжки: он просто перелистывал страницы, играя желваками. Каждую страницу мог пересказать наизусть.
Он знал абсолютно всё на свете. На полном серьёзе объяснял мне, десятилетней, теорию относительности. А позже - что Василевский и Мерецков – это толковые маршалы. Когда я на втором курсе института, спрашиваю его, судостроителя, а что такое причинение ущерба в состоянии крайней необходимости, он, не задумываясь, объясняет: когда горит дом с жильцами, то можно тушить и молоком.
Когда были нужны деньги, он вытаскивал свою доску, размером с полкомнаты, шабашил за дипломы, так как по начерталке был непревзойденным.
Мы могли ржать с ним непрерывно. Над тем, как танцует мать в сапожках, заработанных за его «рацухи». Над тем, как он на себе демонстрирует модную тогда юбку «джерси». Меня всегда забавляло, как он в шутку дрался с матерью за новый номер «Роман-газеты». Частенько, когда я была изгнана со своими вопросами с родительской кровати, он шёл со мной в ванную. Он садился на унитаз, я на краешек ванны, мы вели бесконечные беседы об астрономии. Не помню, что мы нашли весёлого в ней, но я от хохота свалилась в ванную с замоченным там бельём.
Он учил меня кататься на велосипеде и на лыжах. Я распускала для вязания его свитер, ставший негодным в Долине Гейзеров, когда он, инструктором, водил туда народ. Он запретил мне подниматься на Корякский вулкан (моя аватарка), - он оттуда три дня тащил труп своего друга.
Он добросовестно ел жутко пересоленную мною картошку. Он мог на планёрке назвать директора дураком. Он делал матери кабинеты иностранного языка, что она всегда была лучшей в школе. Он ругался, что в доме всегда исчезают расчёски, а у него – с институтских времён, и как-то с зарплаты купил 28 разных расчёсок.
Когда я родила сына, он, приходя на обед, вначале развешивал пелёнки, и только потом принимался за еду.
Он был из тех людей, которых совершенно легко о чём-то попросить. Отвезти-привезти (у него в числе первых появилась Лада), передвинуть-подвинуть, разъяснить, поднатаскать. Он как-то чуть не всему моему классу объяснял загадочные империалы. Когда пришло время ставить оградку уже ему, что –то все рассуждали, а кто привезёт, у меня было страшное недоумение – кто же? Да он, конечно же.
Когда я родилась, что-то у меня было не совсем: в четыре месяца я весила четыре кг. Он каждый день для меня сдавал кровь. Во мне его кровь не только генетическая, но и фактическая.