Мемуары А.Даниловой (Глава 5. Часть 2)

atlanta_s — 10.01.2025 Фокин был не единственным дальновидным хореографом, но, пожалуй, самым популярным. Павел Петров поставил балет "Сольвейг" на музыку из оперы Грига "Пер Гюнт", но он был не очень глубоким и просуществовал недолго.

Более предприимчивым, чем Фокин или Петров, был Федор Лопухов, художественный руководитель труппы. В 1922 году он поставил хореографию балета "Сотворение мира" под четвертую симфонию Бетховена. Первой сценой было адажио для Лидии Ивановой и меня, с группой мальчиков. Балет был слишком современным, чтобы иметь большой успех: половина публики аплодировала , а другая половина свистела, что было сочтено ужасно оскорбительным. После одного сезона спектакль был снят с репертуара.



Но Лопухов стал нашим наставником. Это был блондин средних лет, не красавец, но очень подвижный, с длинноносым профилем, как у Гоголя. Он очень любил молодых танцоров и ругал нас, когда мы становились угрюмыми: "В чем дело? Вы молоды и талантливы! Идите в театр, идите в музеи, будьте любознательны! Изучайте языки, изучайте историю. Ходите на концерты". Он верил, что у меня есть талант и я когда-нибудь стану балериной. Так что я последовала его совету - занялась французским и историей искусств и начал ходить на концерты. Не знаю, что бы я - или кто-либо из нас - делал без него. Несмотря на все мрачные времена, которые тогда царили в нашей жизни, Лопухов никогда не позволял нам терять из виду цели, которые он перед нами ставил.

Он подталкивал нас, подбирая роли, которые всегда были немного выше наших способностей в то время, чтобы заставить нас работать усерднее. Мы изо всех сил старались справиться с задачей, которую ставила перед нами каждая новая роль, и , наконец, почувствовать триумф, который приносило ее выполнение. Эта политика ободряла нас и укрепляла нашу уверенность в себе. Были и исключения.

Мне дали па-де-де "Синяя птица" в "Спящей красавице", но технически это оказалось для меня слишком, мне не хватало выдержки. И Лопухов изобрел то, с чем я не могла справиться, - очень быстрые двойные последовательные повороты по диагонали (там, где танцоры сейчас делают одиночные и двойные повороты на пике) и сисон томбэ с поворотом, где раньше был купэ-ронд де жамб с поворотом. Оригинальная хореография почему-то выглядела слишком медленной, и он захотел ее модернизировать . Но па, которые он мне давал, были слишком быстрыми. Я всегда отставала от музыки. После одного спектакля у меня отобрали эту роль. Мне сказали, что Я еще не готова, и меня отправили обратно в класс.

Но техника была лишь одним из аспектов танца, и даже не самым важным. Лопухов учил нас, что быть на сцене - значит играть роль. Искусство заключалось в интерпретации. Однажды ты станешь Королевой - Лебедь, в следующий раз ты - Жар-птица, обе они птицы, но совсем разные. Нашей целью было найти в каждой роли какую-то новую сторону себя, чтобы представить зрителям, какую-то грань, которую они никогда раньше не видели. Быть одинаковой в каждой роли, все время оставаться самой собой - это скучно для вашей аудитории. И пять пируэтов - это впечатляющий подвиг, только если вы можете заставить их как-нибудь служить вашей художественной цели, иначе такое количество поворотов только отвлекает вашу аудиторию от исполняемой вами роли.

Первую роль, которую я танцевала после окончания школы была в "Коппелии" - в вариации Молитвы. Я думаю, что мне дали эту роль не только из-за моих танцевальных способностей, но и потому, что у меня были длинные красивые каштановые волосы - Молящаяся танцует с распущенными волосами. Движения простые, в основном это бурре по всей сцене.



Будучи артисткой кордебалета, я много танцевала. В "Царстве теней", первой сцене "Баядерки", я играла главную роль, а это означало, что мне нужно было исполнить тридцать одну арабеску, прежде чем, наконец, появится последняя девушка в ряду. В "Лебедином озере" я иногда была большим лебедем во время вальса во втором акте, иногда маленьким лебедем, одним из четырех лебедят.

На первом курсе мне представилась прекрасная возможность сыграть в "Египетской ночи" Фокина , очень драматичном балете о цене, которую платит бедняк за ночь любви с Клеопатрой. Его убивают, а тело выбрасывают из ее шатра на рассвете. Процессия движется дальше. Приходит рабыня, находит его и целует. Лопухов назначил роль рабыни, Та-Хор двоим из нас: Валентине Ивановой, которая была старше и уже сформировалась как солистка, и мне. Мы обе должны были разучить партию и показать ему это на репетиции, и тогда он решит, кто из нас , в конце концов, будет танцевать эту роль на выступлениях. По какой-то причине - я не знаю почему - в то время мы все были без ума от Египта. После того , как Лопухов предложил нам изучать язык, некоторые из моих друзей занялись иероглификой. Однажды я пошла в музей, в египетский отдел, посмотреть на саркофаги. Один из них был открыт, и, когда никто не смотрел, я опустилась на колени и понюхала мумию внутри.

Учитывая мой собственный случай египтомании, роль Та-Хора, которая все время исполнялась на полупальцах, мне это очень нравилось. Я усердно тренировалась и легко выиграла соревнование. Единственной проблемой для меня был поцелуй, так как я никогда раньше не целовалась с мужчиной. Как я должна была это сделать? Просто склонить наши головы и притвориться, что целую мужчину - это был мой сердцеед Борис Чавров - в губы? В конце концов, я решила: все, что угодно, ради искусства. Я поцеловала его по-настоящему. Должно быть, я танцевала также убедительно, потому что с тех пор мне давали одну новую роль за другой.

Затем была главная роль в "Жар-птице" Лопухова, которая мне очень подходила, потому что я была легкой, но не воздушной, скорее прыгучей. Миша Михайлов, один из моих одноклассников, интеллектуал, ставший впоследствии критиком, описал меня как "очень грациозную, миниатюрную и темпераментную". Именно мой успех в "Жар-птице" доказал, что я готова к главным ролям.

В конце второго года моей работы в труппе директора сказали мне: "Вы были так старательны и так хорошо справлялись, чего бы вы хотели?" Они были готовы дать мне всё, чего бы я ни попросила, в качестве бонуса. Поэтому я попросила дрова. И они дали мне огромный запас дров, который , к сожалению, мне пришлось разгружать самому - весь день я таскала дрова. Но в нашей квартире снова стало тепло, всю зиму.

Мы с Ивановой продолжали танцевать вместе. В Коппелии я была Молитвой, а она - Рассветом. В подводном царстве Конька - Горбунка, мы были морскими ежами. Мы станцевали "двух подруг Жизели" и двух главных Виллис. В "Корсаре" мы исполняли па-де-труа. В "Спящей красавице" мы поочередно исполняли вариацию феи бриллианта: по общему мнению, Лидия исполнила вступление лучше, а я - лучше в этой вариации.



Лидия брала частные уроки - то, что я должна была сделать, но так и не сделала у Екатерины Вазем, старой балерины, которая помогала многим танцорам в труппе совершенствовать свою технику. У ее учеников все получалось лучше, и прыжки и повороты, а также, надо сказать, большие мышцы бедер от выполнения каждый день шестнадцати grands fondus développés у станка и еще шестнадцати - в центре.

Проводя так много времени вместе в школе, а теперь и в гримерке, посещая одни и те же вечеринки, мы с Лидией стали друзьями. Она была гораздо более зрелой и утонченной, чем я. Всегда была элегантно одета, у нее было много поклонников, особенно среди офицеров большевистской элиты, "Голубой армии", названной так потому, что их униформа была цвета хаки, украшенная бирюзовыми лентами на груди, а на головных уборах красовалась голубая звезда. В течение лет работы в труппе у Лидии был постоянный парень (поклонник) - инженер. Теперь я понимаю, что она открыла для себя секс раньше меня, в этом отношении я была немного отсталой. Лидия никогда не говорила мне ничего, что могло бы нарушить мою невинность.

Не то чтобы у меня не было поклонников. Меня всегда приглашали в театр, в оперу, на все новые фильмы, в ночные рестораны с живой музыкой. Мне особенно запомнился один мужчина, некий мистер Лорр: он был похож на Ричарда Чемберлена, очень красивый, ему было около тридцати, а мне еще не было двадцати. Мистер Лорр владел шоколадным магазином и присылал мне множество коробок конфет. Он приглашал меня поужинать и покататься на тройке, одной из многих саней, которые совершали специальный круг по Санкт-Петербургу, подобно конным экипажам в Нью-Йорке. Лошади были быстрыми, а сиденье очень маленьким, с низкой спинкой - молодые люди любили брать своих девушек на прогулку, потому что это давало им возможность крепко обнять их.

Но большинство моих поклонников были иностранцами, живущими в России. У нас было много шведов: они всегда привозили нам ткани, такие как крепдешин, и красивые перчатки - вещи, которые мы не могли купить. Также было много немцев и после выступлений нас часто приглашали в посольство Германии или Норвегии на ужин. Но эти мои поклонники были именно такими, на самом деле, просто друзьями- сопровождающими. Между нами никогда не было ничего серьезного.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив