Мемуары А.Даниловой (Глава 4. Часть 2)

atlanta_s — 27.12.2024 Тем временем правительство, озабоченное революцией у себя дома, прекратило боевые действия в европейской войне, и немцы воспользовались этой возможностью, чтобы наступать. Внезапно, без предупреждения, Мачута, Володя и я, а также наш повар, горничная и судомойка были вынуждены бежать из Санкт-Петербурга пешком. Мы были не одни - дорога была запружена бегущими людьми.


С Ниной Никииной и Лидией Ивановой в начале 1920-х годов. С мистером Би справа


Мы отправились в Ейск, город в Кубанской области, в казачьем крае, где провели зиму и большую часть весны. Слухи о переменах, вызванных революцией, доходили до нас даже там. Наконец, когда стало ясно, что Санкт-Петербург в безопасности от немцев, мы отправились домой.

Пока нас не было, я каждый день делал зарядку, но, несмотря на это, без занятий и присмотра я потеряла многое из того чего добилась находясь в училище . Когда мы вернулись в Санкт-Петербург, то обнаружили , что училище было закрыто: коммунисты еще не были уверены, что хотят спонсировать балет, подозревая, что это слишком буржуазный вид искусства, чтобы ему нашлось место в их новом обществе. Кроме того, они сказали нам, что испытывают трудности в предоставлении достаточного количества продуктов, чтобы содержать училище .

К счастью, генерал Батьянов умер в возрасте восьмидесяти двух лет, за три месяца до революции, и поэтому был похоронен как герой, с государственным траурным оркестром, почетным караулом, который шествовал за его гробом к кладбищу, и венком из желтых роз от вдовствующей императрицы. Если бы он прожил достаточно долго, чтобы увидеть приход коммунистов к власти, его бы почти наверняка казнили.

Наша двенадцатикомнатная квартира была нам теперь слишком велика, поэтому мы переехали в квартиру поменьше - всего в восемь комнат, на первом этаже того же здания. Как же у нас теперь тесно! Я подумала, что у генерала Батьянова дочь Елена приехала со своей дочерью, чтобы жить с нами. Для нас с Мачутой было большим утешением делить наш новый дом с нашей семьей, с кем-то, кого мы знали. Очень скоро три комнаты для прислуги, расположенные рядом с кухней , были отобраны у нас и переданы совершенно незнакомым людям.

Все наши слуги уехали, и многие из них унесли с собой те предметы нашей мебели, которые им понравились. То, что осталось, мы забрали с собой в наши спальни. В моей комнате стояли прекрасная кровать в стиле ампир и комод, которые раньше принадлежали тете Лидии. Никто из живущих в нашей в квартире в то время не использовал кухню, каждый был сам за себя, в своей собственной комнате. Мы готовили еду в комнате Мачуты, на дровяной плите с одной конфоркой. Проблема заключалась в том, чтобы найти достаточно дров для печи. Люди подбирали все, что попадалось на улице, и уносили домой, чтобы сжечь: деревянные тротуары исчезали, доска за доской Когда на улицах больше не осталось дров, мы стали ломать лишние стулья.


А.Данилова в балте "Коппелия"

Не было и одежды, которую можно было бы купить. У меня была только одна пара ботинок. Я отнесла к портнихе одну из генеральских шинелей и её перешили по моему размеру. У многих людей была новая одежда, сшитая из их скатертей и занавесок.

Мы с Мачутой понятия не имели, как готовить, или как убирать в квартире, или как стирать белье, Маша вышла замуж за одного из генеральских адъютантов, и они переехали в квартиру в нашем доме. Часто я спускалась вниз, чтобы спросить у нее совета по ведению домашнего хозяйства, и она давала мне пошаговые инструкции по той или иной работе.

Однажды солдаты пришли в квартиру и арестовали Володю, то, что он, очевидно, был больным человеком и больше не служил в армии, не имело для них никакого значения, его арестовали и посадили в тюрьму за то, что он когда-то был офицером, время от времени мы слышали сообщения о том, что коммунисты выстраивали бывших армейских офицеров в очередь и стреляли в каждого десятого или двенадцатого наугад, но Володе удалось выжить. Два года он провел в тюрьме. Мачута устроилась на работу в ресторан по соседству с нашим зданием, и, когда у нас была возможность, мы присылали ему дополнительный хлеб.

Прошел почти год, прежде чем новым министром изящных искусств был назначен человек по имени Анатолий Луначарский, который поддерживал балет и театр и убедил коммунистов вновь открыть училище . И вот, снова, наша обычная жизнь возобновилась. И снова мы увидели те же самые, дорогие нам лица.

Но произошли изменения: появились новые курсы английского языка, истории танца, истории искусства, изучения костюма. Директриса, чья власть была абсолютной, теперь была вынуждена делить руководство училищем с комитетом учеников.

Но изменения, которые затронули нас больше всего, не имели ничего общего с административной политикой - не было отопления, и нам практически нечего было есть. Мы все голодали и начали готовить бутерброды один раз я съела пять, но это было ничто по сравнению с Джорджем, который сьел тридцать. Еда не была питательной (была пустой). С нашими купонами мы ходили в рестораны, где нам подавали жидкий суп на грязной воде с картофельными очистками или мясо тюленя. Мы пробовали смешивать муку с кофейной гущей, чтобы приготовить котлеты, которые можно было есть. Иногда нам давали корм для лошадей. Лошади тем временем падали замертво на улицах. Ночью приходили люди с ножами и срезали с туш все, что могли, а утром оставались только кости.

Именно в эти отчаянные времена мы, девочки, узнали мальчиков немного лучше. Старшие ученики, те из нас, что учились в последнем классе, по очереди резали хлеб для всего училища . Каждую третью неделю мы вставали на полчаса раньше и отправлялись на кухню, где мальчики настойчиво показывали нам, как нарезать буханки на кусочки весом ровно в одну восьмую фунта, как нарезать так, чтобы не осталось много крошек, как уравновесить весы. И, естественно, завязывались флирта.

Мальчики продолжали совершать набеги на школьный чердак в поисках дров, разбирали пол и всю мебель, которая хранилась там. Время шло, и мы удивлялись, что здание все еще стоит.


В балете "Моцартиана"

Нам с Ивановой запретили носить розовые платья, потому что, по мнению коммунистов, такие различия вызывали зависть среди учеников. И вот мы все были в сером. Вскоре запасы пуантов в училище закончились, и нам пришлось ходить на занятия в мягкой обуви. Как только балерины Мариинского театра выбрасывали свои пуанты, мы, студенты, хватались за них и пускались на всевозможные ухищрения, чтобы продлить срок их службы, чтобы надеть их раз или два, прежде чем они окончательно износятся.

То Рождество было первым, которое мы все провели в училище , и это было наше последнее, в традиционном смысле, мероприятие на долгие годы. Нам выдали купон на покупку рождественской елки, и мальчики пошли и принесли нам огромную елку, которую мы все вместе украсили. К следующему году все деревья были срублены на дрова. Когда деревья исчезли, люди начали сжигать все подряд: мебель, библиотеки.

Обычно на Рождество училище закрывалось, но в тот год оно оставалось открытым. Мы возвращались домой, чтобы навестить свои семьи, у большинства из которых не было ни отопления, ни горячей воды, а затем спешили обратно в училище , в котором было, по крайней мере, немного лучше. Для учеников последнего класса была устроена вечеринка. Джордж, я помню, пришел в темно-синем костюме вместо школьной формы и выглядел очень взрослым и жизнерадостным.

Школа начала предлагать вечерние курсы, чтобы привлечь больше студентов. На этих курсах учились Вера Волкова, Игорь Швезофф, Евгения Деларова, Наташа Браницкая (которая позже присоединилась к труппе Дягилева) и Тамара Гева, с которой я познакомилась несколькими годами ранее на дне рождения моей одноклассницы Нины Никитиной. Тамара была дочерью крестной матери Нины, и она всегда интересовалась тем, чем мы занимались в училище . "Покажи мне, как ты делаешь développé ", - говорила она. "Вот так?" И она очень высоко поднимала ногу. "Ну," говорили мы: "это очень хорошо". Новая политика в училище после революции позволила Тамаре поступить в нее.

Новое правительство также предложило профсоюзам, рабочим и их семьям билеты на балет за небольшую плату или вообще бесплатно. Каждый четверг был фабричный день, закрытый спектакль, всегда с аншлагом. Старые царские ложи в театрах преобразились: царская ложа предназначалась для режиссеров, ложа великих князей наверху - для артистов любого из трех официальных театров. Актеры, оперные певцы, танцоры могли приходить и смотреть выступления друг друга, когда им заблагорассудится.

На последнем курсе мы учились у Агриппины Вагановой, которая была очень строгой - я ее боялась, она называла меня "халтурщицей" всякий раз, когда мои успехи в классе были не такими хорошими, как она считала они должны быть, и так было почти всегда.

Именно от Вагановой мы узнавали новости о дягилевских "Русских баллетах". Карсавина писала ей письма и иногда прилагала к ним программу, которую мы изучали до начала занятий.


С Фреди Франклином

На нашем выпускном вечере я танцевала па-де-де с Колей Ефимовым на музыку Делиба из балета Сильвии, это была хореография мадам Преображенской - длинный, неинтересный, ужасный номер. Потом меня взяли в труппу. В этом не было ничего удивительного - учениц, которые не подходили для карьеры в балете, отсеивали по ходу дела, и только пятеро из нас, девочек, закончили училище в том году, в 1920-м, и все мы были наняты на сезон, который должен был начаться осенью.

Мы попросили друг друга подписать наши ежегодники. Джордж написал несколько музыкальных тактов на моем. Когда я подошла к пианино и сыграла по нотам, я узнала, что это была ария Ленского из "Евгения Онегина": "Я люблю тебя, я люблю тебя " Я подумала, что это шутка, просто приятное замечание. Я не восприняла это всерьез.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив