Меж-карантинье

inkogniton — 04.11.2020 Нынешние времена можно условно разделить на до-карантинные, карантинные и меж-карантинные. Будут, конечно, еще и после-карантинные, но пока они не наступили и непонятно когда наступят, посему о них пока можно не говорить.

Два с половиной года назад, в до-карантинные времена, мы ездили в израильское посольство -- получать паспорт для дитяти. Ехали мы на такси, долго пробирались сквозь городские пробки, закрывали окна от уличного шума, я нарядилась тогда как на праздник (когда еще в люди выйду, даже если и так), мы шли от маленькой улочки, где припарковался таксист, до посольства и я впитывала в себя запахи и звуки безликой уличной толпы. Три недели назад мы опять ездили в израильское посольство -- сообщать израильским властям, что появился еще один прекрасный гражданин. Нас вез таксист, получивший компанию "в наследство" от того таксиста (мы же получили нового таксиста тоже, можно сказать, в наследство), который теперь уехал подальше от суеты и шума, подальше от империи, поближе к глухой провинции у моря. Мы ехали тем же путем, я точно так же жадно смотрела на город в окно машины, но в этот раз удивлялась другим видам. Несмотря на то, что ехали мы в меж- (как теперь мы уже точно знаем) карантинные времена, в городе было практически пусто.

Мы ехали мимо совершенно пустой Трафальгарской площади и я не успевала изумляться -- на этой площади, обычно забитой так, что не поместится даже муравей, не было ни одного человека. Ни одного. Вдуматься только -- на одной из центральных и самых прекрасных площадей Лондона ни одного человека. Я ехала и думала о том, что самое время снимать кино, где нужны сцены с пустующей Трафальгарской площадью, не думаю, что когда-либо после карантина такое можно будет еще лицезреть. Всё думала сколько же надо было бы приложить усилий в до-карантинные времена, чтобы освободить эту площадь хотя бы на минуту. Я сомневаюсь, что это вообще было возможно. Но теперь, словно по мановению странной волшебной палочки, площадь оказалась совершенно безлюдной. Мы продолжали ехать и я смотрела на точно такие же пустые главные улицы -- рядом с дворцом, недалеко от знаковой башни с часами. По улицам шли редкие люди, шли они, как один, опустив головы вниз, натянув капюшоны, они не спеша спешили -- тогда, когда идешь быстро, но делаешь вид, будто никуда не торопишься. Некоторые останавливались на светофорах и не переходили дорогу, но напротив, пропускали очередной поток и словно ждали чего-то. Словно ждали когда невидимый режиссер скажет снято и опять возникнет исчезнувшая в никуда на мгновение толпа. Снова заполонит улицы, будет толпиться рядом с теми же светофорами, будет шуметь и гудеть, будет там, где была всегда. Но никто не говорил стоп, никто не махал рукой, и дубль за дублем продолжалась загадочная съёмка совершенно пустого центра.

Вчера я ехала на сеанс к косметологу. Я ждала на остановке автобус, всё гадая прибудет ли он по обычному расписанию или по субботнему, как вдруг подумала, что пока не наступил карантин, продолжается обыкновенная (меж-карантинная) жизнь. Я терпеливо ждала автобуса, когда же он пришел и водитель благосклонно пустил меня внутрь, я обнаружила, что в этом автобусе кроме меня никого нет. Я всё ждала, что на следующей остановке будут стоять люди -- их, конечно, будет не много, всё-таки всего лишь меж-карантинье, но они будут. Но следующая остановка была пуста, остановка после нее тоже, мы доехали до третьей остановки, где обычно хоть кто-то да есть, но там тоже было пусто. На улице не было ни одного прохожего и мне всё казалось, что наверное я ошиблась и карантин уже начался. В автобусе ехала только я, потому я не нажимала на кнопку, не просила остановиться, и мы всё ехали и ехали, пока не доехали до той остановки, где мне надо было выходить. Именно на ней оказались люди и это, почему-то, невероятно воодушевило и обрадовало. Я вышла из автобуса и пошла дальше. Я шла по практически пустой улице, всё еще заполненной запахами еды из окрестных забегаловок, да запахами фруктов и цветов из небольших лавочек, приткнувшихся между забегаловками.

Но несмотря на пустую улицу, парикмахерские, мимо которых лежал мой путь, были заполнены до предела. Словно все, кто шел по этим улицам в последнее время, шел исключительно с целью дойти до парикмахерской, когда же дошел -- растворился в ней. И теперь он, словно призрак, смотрит на тебя из окна -- вас разделяет толстое стекло и вы смотрите друг на друга словно на спектакль, происходящий в режиме реального времени: они, там за стеклом, густо (по нынешним временам) забившиеся в это пристанище красоты и душевного спокойствия наблюдают за сюр-реалистичностью уличной пустоты, а ты, проходя мимо, смотришь на этот нескончаемый праздник жизни. Я пришла в салон, легла на кушетку и забыла обо всём на сладостных полтора часа. В эти полтора часа не существовало никого и ничего, кроме невероятных рук мастера, еле уловимого запаха курящейся палочки, и монотонной успокаивающей мелодии. Я выхожу оттуда другим человеком, которому море по колено, который ожил, расцвел и вдохнул полной грудью. Я забыла о бессонных ночах, о пустых улицах, о том, что вот уже месяц у меня никак не получается начать работать, да и вообще сконцентрироваться. Перед выходом я назначаю очередь на следующий раз -- через месяц. Надеюсь, -- говорит мне юноша, -- к тому времени мы уже опять откроемся! Конечно, откроетесь, -- заверяю его я, -- ведь я же не могу без вас так долго!

Я зашла в литовский магазин, я купила пельмени -- на всякий случай, раз уж опять намечается сумасшедший дом, решила я, нам не помешает две-три... нет, лучше четыре, пачки прекрасных пельменей. Пельмени всегда сгодятся, решила я, подумала, и заодно взяла коробку селедки под шубой -- просто так, просто потому, что она там была, я давно не ела селедку под шубой, а милая продавщица посмотрела, заговорщически подмигнула и завлекающе-убедительно сообщила о том, что это невероятно свежая селедка под шубой, буквально только что сделанная. Она так гордо смотрела, что на секунду показалось, что она лично ее приготовила -- вот только закончила распаковывать по коробкам, буквально минуту назад выставила их красивыми рядами в большой холодильник, отошла на мгновение полюбоваться сделанным, как тут вошла я. Я выбрала одну коробку, долго стояла с ней в руках, всё пытаясь вспомнить что же нам еще надо, как вдруг очнулась, вышла из оцепенения -- что, собственно, значит еще надо, нам, честно говоря, и этого не надо, просто захотелось, просто черт его знает когда я в следующий раз буду проходить мимо этого магазина. Я подошла к кассе, всё оглядываясь по сторонам, продолжая разглядывать разноцветные красивые этикетки, но уже не пытаясь думать надо мне то или иное, но просто фиксируя что у них есть -- вдруг в следующий раз мне захочется именно этого, тогда я точно буду знать куда за ним идти.

Сегодня с утра я поехала в парикмахерскую. На этот раз в автобусе было некоторое количество людей. Они разрозненно сидели, смотрели в окно и каждый думал о своем. Почти на всех были обязательные маски, но некоторые опустили маски, уткнулись в воротники или шарфы и сидели, разглядывая что-то в окне. Наверное, это просто осень, просто ноябрь. И оно всё было бы точно так же (за исключением масок) в любой другой ноябрь, но сейчас всё воспринимается исключительно с точки зрения меж-карантинья. Ты тоже один из героев этого странного спектакля, который и не спектакль вовсе -- обычная жизнь из окна автобуса. В парикмахерской было многолюдно, все стараются стать красивыми на месяц вперед -- ровно на столько, на сколько хватит стараний мастера и предполагаемого карантинного периода. Заканчивается меж-карантинье, надо успеть, надо успеть, надо успеть.

Моя подруга, -- рассказывает мастер, готовя для меня фиолетовую краску, -- работает в торговом центре, том, который через несколько остановок метро. Так вот, -- продолжает она, всё мешая и размешивая, -- она рассказывает, что в последние два дня торговый центр забит так, как не был забит, кажется, вообще никогда. А ты знаешь, там и так всегда переполнено, но то, что творится сейчас, по ее словам, просто невероятно. Все так испугались нового карантина, вернее не столько нового карантина, сколько того, что его не отменят через четыре недели как обещают, но будут продлевать еще и еще, вплоть до рождества и дальше, что помчались срочно покупать всё, что им нужно на рождество -- подарки, игрушки, еду всякую. Кто его знает что они там покупают, -- задумывается она, вдруг моргает, словно выходит из забытья, и продолжает, -- но вот что интересно: в магазинах в центре, при этом, совершенно пусто. Во всех причем. И более того, на прошлой неделе я была в центре -- просто так ездила, соскучилась ужасно, вот и решила поехать, а то с этим карантином вообще непонятно когда в следующий раз удастся, -- она говорит быстро, почти взахлёб, словно оправдывается, -- я увидела нечто, чего вообще никогда в жизни не видела. Она выдерживает паузу, точь-в-точь по Станиславскому, перестаёт вдруг мешать краски, смотрит на меня, широко раскрыв глаза, и сообщает: все дорогие магазины, совершенно все, забивают все свои витрины фанерой, представляешь?! Я не знаю знают ли они что-то, чего не знаю я, -- она снова погружается в краску, говорит несколько скептично, -- но они все, как один, забивают витрины фанерой. Я даже хотела зайти и спросить для чего они это делают, -- она закончила мешать краски, аккуратно нарезала фольгу и начала красить, -- но мне стало неудобно: ничего покупать не собираюсь, только на больную мозоль давлю. Но я вот что не понимаю, -- она застывает с кисточкой в руках и смотрит на меня через зеркало, -- вроде никаких волнений не намечается, всего лишь опять карантин, чего это они, а?

Я молчу, я не знаю что сказать. Это удивительная новость и я думаю о том, как буду рассказывать о ней дома и мы вместе будем пытаться понять отчего вдруг все дорогие магазины в центре города в едином порыве забивают все свои витрины фанерой. Вроде не Нью Йорк, вроде всё мирно, отчего тогда? Откуда это взялось. Мне ничего не приходит в голову, я продолжаю молчать. Ты уже придумала что ты будешь делать в этот карантин? -- интересуется мастер. Я буду пытаться работать, -- смущенно говорю я, памятуя о месяце совершенного безделья. А я, -- смеется она, -- видимо, опять буду убирать квартиру. Хотя чего ее убирать? Я и так каждую неделю всё убираю. И шкафы уже все разобрала. А ты что-нибудь покупала в последнее время? -- интересуюсь я. Да, покупала, -- удивляется мастер, пытаясь понять куда я веду. Значит, -- торжественно сообщаю ей я, -- опять есть что разбирать. И правда, -- соглашается она со смехом.

Мы обсуждаем грядущий карантин и делимся мыслями. Я всё говорю о том, как мне удивительно решение закрыть салоны красоты и парикмахерские, в которые приходит в день от силы двадцать-тридцать человек, но при этом оставить открытыми школы и детские сады. Когда Ыкл предрекал новый карантин, он говорил о первом ноября. Он ошибся всего на пять дней. Он также ошибочно считал, что бассейн останется открытым -- это же обучающее заведение, с жаром говорил мне он, его, как и школу, ни за что не закроют. Но вчера прислали сообщение, что бассейн закрыт до лучших времен, впрочем, как и музыкальная школа и субботняя гимназия. Все, кроме бассейна, опять переходят на уроки в сети, вот только бедные работники бассейна всё никак не придумают как учить детей плавать прямо дома в собственных ваннах. Это, кстати, может стать откровением года -- я представляю себе чадо, отрабатывающую технику баттерфляя в нашей ванне, и ее инструктора, объясняющего по проводам как бы получше в эту самую ванну нырнуть, чтобы, с одной стороны, не уткнуться носом в дно, а с другой отточить все детали данной сложной техники.

Уже через час с небольшим я пострижена и покрашена. Я с удовольствием смотрю на себя в зеркало -- мне месяц (как минимум) ничего не страшно. У меня идеальная стрижка, у меня прекрасное лицо (только что из ремонта), у меня в руках пакет со свежими, еще теплыми, слоеными пирожками с кленовым соусом и орехами пекан, мне сейчас идти по практически пустой улице на остановку -- на улице солнце, на улице небольшой ветерок, на улице что угодно, только не наводящий тоску и ощущение бессилия, ноябрь. Такой ноябрь еще не наступил и, мне кажется, не наступит -- словно небольшая компенсация за всё остальное.

Перед выходом я подхожу к стойке, чтобы назначить следующую очередь -- на месяц вперед. На всякий случай. Пусть будет. Девушка смотрит в экран компьютера -- на четвёртое всё забито, очередей нет, -- ошеломленно, не веря самой себе, говорит мне она. Как это нет? Уже? -- я изумленно смотрю и мы обе смеёмся. А на когда есть? На восьмое есть? -- я считаю дни недели, не смотря в календарь, выбираю только те даты, в которые точно могу, но мне хочется поскорее. Как только можно скорее. Девушка смотрит в экран, я же стараюсь не дышать. Да, -- радостно поднимает она на меня глаза, -- на восьмое есть! Но не совсем на то время, в которое тебе удобно. Подбегает моя мастер, смотрит в экран и решительно сообщает, -- вот эту передвинь на пятнадцать минут назад, этого на пятнадцать минут вперед, да-да, именно так, а тебя, -- она поворачивается ко мне, -- мы впихнем между, тебе надо будет придти на пятнадцать минут раньше, зато и уйдешь тоже раньше, так годится? -- он сообщает это всё на одном дыхании, у нее сегодня много работы, ведь с завтрашнего дня целый месяц она будет сидеть дома и снова и снова разбирать шкафы и убирать своё небольшое жилище. Годится! -- радостно сообщаю я. Вот и хорошо, -- облегченно выдыхает мастер и растворяется в недрах парикмахерской, словно ее и не было вовсе.

Я захожу в небольшой комиссионный рядом с остановкой -- здесь продаются фарфоровые пастушки, серебряные цепочки с большими блестящими стекляшками, здесь одежда, обувь, детские коляски -- здесь весь мир на четырёх квадратных метрах. Здесь жизнь замерла несколько десятков лет назад -- этой пастушке с отломанным уголком туфли, кажется, пятьдесят лет, а этой смешной треснутой тарелке и того больше. Здесь на витрине примус, а внутри кроссовки из прошлогодней коллекции. Я захожу в магазин. Я забыла надеть маску, но продавщица мягко напоминает -- наденьте маску, пожалуйста. Я торопливо надеваю маску и всё рассматриваю тарелки, пастушек и прочие богатства, переносящие меня куда-то, где меня вообще никогда не было. Но из окна я вижу приближающийся автобус, быстро прощаюсь с пастушками и примусом, и бегу туда, к нему -- он отвезет меня в обычную прекрасную жизнь. Просто мою жизнь.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив