
Мечта об очереди

Посмотрел результаты вот этого
опроса и ужасно расстроился. Оказывается, только десять
процентов россиян считают августовские события 1991 года победой
демократической революции, а остальные относятся к этому событию
отрицательно или безразлично пожимают плечами… Неужели правда?
Неужели девяносто процентов уверены, что стадное, постыдное
советское существование было лучше? Знаете, я вообще-то
убежденный и даже форсированный позитивист, верователь в разум и
прогресс, но тут накатила тоска.
В российской
истории есть некоторое количество славных дат: 9 мая, 12 апреля, 19
февраля, 26 августа. Я отношусь к ним с почтением, но без гордости.
Все те события – и победа над фашизмом, и победа над космосом, и
победа над рабством, и бородинское поражение, которое стоило иных
триумфов – достались мне по наследству. Моей заслуги там
нет.
Иное дело – 19
августа. Ничего героического я тогда, положим, не совершил. Но это
моя Москва не испугалась танков. Это мое поколение
отказалось проваливаться обратно в застойный маразм. Других заслуг
за моим городом и моим поколением, может быть, и не числится.
Мне дороги те
воспоминания.
Как я вечером
засобирался к Белому дому, потому что пошли слухи о предстоящем
штурме.
Как жена меня ни в
какую не отпускала, прямо как на полотне Маковского, и пришлось
взять ее с собой.
Как сразу же пошел
проливной дождь, и мы вымокли до нитки.
Как было страшно,
когда ровно в полночь по небу полетели трассирующие очереди.
Как мимо прошли
двое молодых парней, один обернулся и сердито сказал второму:
«Отстань! Я не для того сюда пришел, чтоб отсиживаться в кустах!»
Парень был худой, черноволосый. Может, это был Илья Кричевский,
один из трех убитых в ту ночь. Во всяком случае в моей памяти у
того парня лицо Кричевского.
Как мы все время
встречали знакомых и почему-то быстро расходились. Все много
смеялись и были очень нервные, не могли долго стоять на месте.
Вот и всё. Когда
рассвело и стало ясно, что штурма не будет, мы поехали домой и
проспали весь день.
Этим мое участие в
защите российской демократии, собственно, исчерпывается. Но,
кажется, я уже тогда понимал, что это, может быть, самая
значительная ночь в моей жизни.
Ну и пусть кто-то
забыл, или не понял, или скучает по хлеву с гарантированными
отрубями в корыте. А может, «Левада-центр» кого-то не того
опрашивал?
Завтра наши десять
процентов будут целый день нести цветы к стеле, поставленной над
туннелем, где погибли Владимир Усов, Дмитрий Комарь и Илья
Кричевский. Мы их не забыли. У нас хорошая память.

Это вот здесь, наверху
Первое слово, которое мне
ассоциативно приходит на ум при слове «Советский Союз» - это
«очередь». Как же я их ненавидел, эти бесконечные унизительные
очереди за любой ерундой, за всем на свете. Для меня очередь - это
символ великой империи, которую кто-то там потерял и хочет отыскать
обратно.
Но как же мне
хочется, чтобы завтра, когда я принесу к стеле цветы, там собралась
бы очередь. В такой очереди я охотно бы постоял.
Понимаю: если она
и будет, то вряд ли длинной. Ну, какая будет – такая
будет.