Мария Эдуардовна Клейнмихель: Дипломатическое событие..

МОЯ ЗАДУМЧИВАЯ РУСЬ.... — 24.07.2013

wise-cat вывесил фотку

Императорский дворец в Гатчине. (роспись по фарфору второй половины XIX века)

Те, которым редко приходится бывать у послов, министров, вообще сильных мира сего, принимают на веру все, что касается этих господ, и придают большое значение их словам и делам. Если бы только знали, сколько ребячества кроется часто за этими словами и делами! Вспоминаю я очень интересную историю, о которой много говорилось в Петербурге и которую я лишь впоследствии узнала. В царствование Александра III директором государственного банка был Ламанский, считавшийся хорошим финансистом,к несчастью, он был женат на мало привлекательной женщине, которая была чрезвычайно поверхностна но имела страстное желание проникнуть в высшие сферы, питавшие к ней мало симпатии и энергично противившиеся ее попыткам. Эта супружеская чета давала великолепные обеды, к которым обыкновенно приглашалось министры и послы. Последние обыкновенно посылали вместо себя заместителей, и бедные Ламанские, таким образом, вводили себя в расход для людей, которые являлись в последний момент занимать места не явившихся сильных мира сего.

Однажды на один из своих званых обедов они пригласили французского посла маркиза де Монтебелло и немецкого - генерала фон Вердера. В числе других, менее высокопоставленных гостей находился и граф Рекс, секретарь немецкого посольства, и многие посланники и секретари иностранных миссий. Маркиз де Монтебелло, не принявший бесчисленного количества приглашений в этот дом, на этот раз решил прийти. Но так как ему хотелось как можно скорее оттуда убраться, он попросил секретаря посольства графа Бовине, чтобы он к концу обеда прислал ему несколько слов, на основании которых он мог бы, сославшись на безотлагательные дела, покинуть дом. Генерал Вердер тоже получал от Ламанских много приглашений, но и на этот раз он решил не пойти.


«Императорский прием в Зимнем дворце, 8 февраля 1888 года»

Простосердечный и прямой, он недолго подыскивал предлог к отказу, а просто послал своего лейб-егеря сказать, что он экстренно вызван в Гатчину к Императору. Затем он преспокойно поехал к г-же П., в чьем доме он большей частью проводил вечера. Французского посла Ламанский встретил уже в передней. В то время Александр III вел очень замкнутую жизнь в Гатчине, редко приезжал в город и почти не видался с послами. Поэтому вызов генерала Вердера мог бы послужить поводом для толков в каком-то важном политическом событии. Задумавшись над этим, граф Монтебелло стал очень молчаливым и озабоченным, не произнес в продолжение обеда ни слова, ел и пил мало, и, когда встал из-за стола, ему передали условленную записку от графа Бовине, призывающую его немедленно в здание посольства. Ламанский его проводил до двери, и когда вернулся обратно, то увидел замешательство на лицах присутствующих. Образовались перешептывающиеся группы, сопоставлялся вызов Вердера в Гатчину с внезапным уходом французского посла. Предвидели европейский конфликт. Мужчины и женщины окружили Ламанского, прося у него совета, какие бумаги им купить, какие продать. Постепенно гости один за другим исчезали с тем, чтобы поделиться в клубе или в своих семьях назревающими событиями, и артисты и певцы, приглашенные для увеселения общества, нашли пустой зал и г-жу Ламанскую в слезах.

Граф Рекс направился в Яхт-клуб, где нашел графа Бовине спокойно играющим в безик. Он его окликнул и сказал ему торжественно: "Я не имею права вам много рассказать - это профессиональная тайна, но как старый товарищ я позволю себе дать совет: не оставайтесь здесь, идите немедленно в посольство, - ваше присутствие там необходимо". - "В чем дело?" - спросил Бовине. Рекс, приняв таинственный вид, произнес: "Профессиональная тайна". Бовине, совершенно забыв о своем послании к Ламанскому, поспешно направился в посольство, где ему сообщили, что посол о нем справлялся и уехал весьма раздраженный, дав кучеру адрес г-жи Кутузовой-Толстой.

Я была там в то время с графом де Вилла Копсало, испанским послом. Дверь раскрылась, и вошел с чрезвычайно озабоченным видом Бовине, не хотел садиться и спросил, не был еще здесь посол. Пять минут спустя появился маркиз де Монтебелло и спросил, не был ли здесь Бовине. В полночь вернулся из Яхт-клуба Кутузов-Толстой и сообщил об обеде у Ламанских. Не было никакого сомнения: политический горизонт заволакивался тучами.

После бессонной ночи утром маркиз де Монтебелло вспомнил, что барон Марохети, итальянский посол, друг детства, должен быть предупрежден о шагах, предпринимаемых его коллегами и их немецкими союзниками. Как он впоследствии весьма остроумно нам рассказывал, он вошел к Марохети, когда тот лежал в постели, и сказал ему: "Милый, прекрасный друг мой Марок, политика разрознила наши страны, но я уверен, что наши сердца не могут быть разделены. Я взываю к нашей старой дружбе. Скажите мне, для чего генерал Вердер ездил в Гатчину?" Марохети, ужинавший до поздней ночи в обществе дам, был еще спросонок и, протирая глаза, ответил: "Уверяю вас, я об этом ничего не знаю". - "Марок, милый друг, скажите мне хоть то, что можете, дайте хоть намек". - "Но клянусь, что ничего не знаю по этому поводу". - "Как, от вас все скрыли? Так и должно было случиться с вашими новыми союзниками, пруссаками". И он холодно оставил комнату.


Жорж Тоннеле: портрет Императора Александра III (агат - камея)

Марохети пришел в себя. Неужто действительно с ним сыграли такую игру? Что от него скрывают? И, желая все это разъяснить, он решил лично отправиться к генералу Вердеру. Немецкий посол принял весьма радушно своего итальянского коллегу. Марохети, будучи из рода Макиавелли, не коснулся прямо вопроса, а хотел дипломатическим образом вызвать Вердера на откровенность. Он подошел к письменному столу, на котором стоял портрет Александра III, и сказал: "Какой великолепный портрет Императора, какое симпатичное лицо. Давно ли вы его видели в последний раз?" Прямодушный Вердер стал припоминать, желая быть точным: "Кажется, месяцев пять тому назад, но, погодите, я справлюсь по моему календарю, где я все записываю. Вот здесь помечено: как раз пять месяцев и четыре дня". "И это действительно было в последний раз, что вы его видели?" - спросил Марохети, испытующе на него глядя. Вердер задумался. Марохети ликовал - вот, наконец он все узнает. "Не совсем, - колебался Вердер, - я..." "Ах так!" - воскликнул Марохети. "Да, вы правы, я его еще раз после этого видел, но только издали на улице, когда он проезжал с вокзала в Зимний дворец, - это я забыл занести в мой календарь". Наконец, был брошен луч света на эту историю; маркизу не составило труда открыть источники и при посредничестве их узнать, что генерала Вердера в тот вечер в Гатчине вовсе и не было.

Достойны сожаления во всей этой истории лишь жертвы биржи, потерпевшие большие убытки.

Мария Эдуардовна Клейнмихель, урожденная фон Келлер \\ «Из потонувшего мира» (1922 год).

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив