Людмила Винокурова о 1970-х гг.: "Не было возможности сесть и спокойно

philologist — 16.09.2018 Людмила Михайловна Винокурова, 1946 года рождения. С 1978 по 1992 год работала во Всероссийском научно-исследовательском проектно-конструкторском светотехническом институте им. С.И. Вавилова (ВНИСИ). Ниже размещен фрагмент ее воспоминаний об эпохе Застоя в СССР. Текст приводится по изданию: Дубнова М., Дубнов А. Танки в Праге, Джоконда в Москве. Азарт и стыд семидесятых. — М.: Время, 2007.



Я — дочь офицера советской армии, так что с детства пришлось поездить. Мы жили и на Украине, и в Дагестане, в Прибалтике... С шестого по восьмой класс я училась в Германии, а потом меня родители отправили в Москву, и я жила в семье у отцовского друга. А он работал в КБ у Туполева, так что проблем с посещением театров у меня никаких не было: закрытые предприятия очень хорошо снабжались билетами. Я попадала и в Большой, и в оперетту, и во МХАТ. И все билеты были в партер, достаточно близко от сцены. Когда я смотрела оперу, то словно попадала в другой мир. Со мной что-то происходило: я переставала помнить, кто я, что я... Может, накладывало отпечаток сознание того, что попасть на этот спектакль было совсем не просто...

Когда я училась в Московском политехническом институте, отца направили из-за границы в Пермь. Я тоже перевелась в Пермь и там уже доучилась. Там, в Перми, и замуж вышла. В Москву мы перебрались уже в 1978 году, с двумя детьми. В Москве я работала во ВНИСИ, начала с инженера, а закончила старшим инженером-конструктором. У нас в институте все были с высшим образованием, писали научные книги. Но книголюбов, тех, кто по-настоящему много читал, были считанные единицы. Часто хотелось поговорить про новую книгу, обсудить. Но когда я начинала: «А ты читала эту книгу?.. А когда ты последнюю книгу читала?» — «Ой, не помню... Много лет назад!»

У нас работали кандидаты наук, которые неграмотно писали. Работала я во ВНИСИ до 1992 года, пока не ослепла на один глаз. Мне пришлось уйти — однажды я не увидела, что начертила за кульманом. Все, кто работал в нашем институте столько же времени, сколько я, или даже больше, — все или умерли, или стали инвалидами. Наш институт оказался очень вреден... Я бывала в театрах: на Таганке несколько раз, в Моссовете на «Карамазовых». У меня не было возможности часто ходить в театр: двое детей и муж, который не любил бывать дома.

МАКУЛАТУРНЫЙ АЗАРТ

Основным удовольствием того времени были книги. Мы ночами стояли, чтобы сдать макулатуру и получить томик Дюма, например, или Дрюона. На пункте приема макулатуры заранее вывешивалось объявление, какого числа будут давать какую книгу, но ведь талонов могло не хватить на всех их было всего-то 15—20 штук. Поэтому приходили с макулатурой с вечера, занимали очередь. За талон на книгу нужно было сдать 20 кг макулатуры, за двухтомник — 40 кг. Люди с высшим образованием перли на себе эти килограммы, потом писали номерочки на ладонях и дежурили. Зимой ходили в соседние подъезды греться и через определенное время приходили среди ночи на перекличку. У меня была подруга-театралка, и мы с ней коротали ночи тем, что она пересказывала спектакли. Так подробно, что и ходить не надо...

А сейчас о чем говорим? О тряпках, об изменениях в нашей жизни. Совершенно незначительные разговоры - а я не помню, чтобы раньше мы вели такие разговоры... » А утром макулатуру сдаешь, получаешь свой талончик на книжку, заскакиваешь на минутку домой — и бегом на работу. Я очень много читала. Почти все книги, которые есть дома, я прочла, а книг у нас очень много: они в шкафах, в коридоре, на антресолях, во всех комнатах. Как-то нас обокрали, причем взяли самые приличные книги. Да и гости приходящие тоже потаскивали. Многое пропало: дала почитать и забыла кому. А бывало, что дашь книгу почитать, а ее не возвращают. А обратно потребовать наглости не хватает. Но я все равно никогда не жалела давать книги. Несколько раз нарывалась: я дам кому-то книги, а они мне — нет: «У нас не принято давать читать». Мне это было непонятно, я терялась... А когда я теряюсь, то ничего не могу ответить...

Дефицит книжный был страшный, и я доставала книги у друзей, по знакомым. А из библиотек не тащила. Многие тащили, а я никогда не могла взять чужое. Читала Золя, Стендаля, Мопассана. Диккенса прочла полтора раза: первый раз — всего, второй — избранное. Он был в библиотеке у моей подруги. Читала самиздат: «Дети Арбата» Рыбакова, «Белые одежды» Дудинцева. Очень трудно было достать детективы, и их я покупала из-под полы, около книжных магазинов. Хотя этих продавцов гоняли. Или менялась книгами с коллегами.

Мои родители привезли из Германии прекрасную библиотеку, но ее трудно было перевозить с места на место, и книги временно оставили у брата отца в Крыму. И родственники потом нам ее не вернули. Мама мне не стала ничего объяснять, сказала просто: «Библиотека пропала...» Я могла совершить безрассудный поступок: купить из-под полы книгу, когда деньги нужны были на еду. Так, я купила за 20 рублей «Женщину в белом» Коллинза, уже потрепанную, не новую. Но не было жалко денег. Я могла экономить на себе: могла ходить в одной юбке и двух кофточках, но голод интеллектуальный старалась заглушить. Я очень долго читала «Архипелаг ГУЛАГ», мне становилось плохо... Прочту одну, две главы — и отдаю обратно (его нельзя было долго держать у себя). А потом снова беру... А детям я не могла дать читать «ГУЛАГ» — это и для меня-то был шок. Я их оберегала. Сыну старшему давала читать что-то, когда он учился в десятом классе: кажется, «Белые одежды»...

ПОКУПАТЕЛЬ СОЛИ

У нас не было возможности сесть и спокойно подумать, что же происходит. Утром бежишь на работу, в обеденный перерыв — по магазинам. Стоишь в очередях за продуктами. Причем все заканчивается именно тогда, когда перед тобой остается один или два человека... Где-то в подсознании было, что это ненормально, когда ты не можешь купить кусок мяса или масло. Но это было изо дня в день, и ты привыкаешь, и думаешь, что так и должно быть... После работы опять по магазинам, купить что-то элементарное, типа соли. Ведь бывало, что и соль нельзя было купить: периодически запускались какие-то провокационные слухи, что надо ждать чего-то плохого, что пора закупать соль и спички... И начинаешь закупать...

А когда приходишь домой, нужно срочно что-то приготовить, постирать, собрать детей. Потом спать — и по новой... Я очень заматывалась. Доставали, конечно, и хрусталь, и мебель, холодильник, стенки. Но эти покупки, в отличие от книг, не имели жизненно важного значения. Вот эту стенку, которая у нас до сих пор стоит, мамин брат доставал по огромному блату. Мог и лучше достать — но они нам были не по деньгам. А вещи... Если мне нужны были сапоги, то я откладывала по 10 руб. в месяц, и через год покупала. Когда я родила сына, то потихоньку вышла из комсомола. Мне предложили перейти на другую работу, я согласилась, и когда оформлялась, то сказала, что не комсомолка. Было понятно, что комсомол — это игра, но если раньше у меня было много свободного времени, то теперь появилась семья, и я не могла сидеть на этих собраниях: надо было за ребенком в ясли...

МОЯ БОРЬБА

У меня не было ощущения опасности. Я понимала, что несправедливость была, есть и будет всегда. Но эта несправедливость у меня ассоциировалась не со строем, но всегда с конкретными людьми. Когда кого-то обижали, я всегда заступалась. Но всегда — за кого-то, а не за себя. Мне не приходило в голову противостоять режиму, или хотя бы его не поддерживать. Сейчас мне стыдно. Но тогда очень многое зависело от твоего поведения. И зарплата тоже. Я помню, что как-то на евреев пошло гонение: их не увольняли, но притесняли, перестали принимать на работу. И люди начали уезжать в дружественные страны по путевкам и не возвращались.

В нашем институте не могло быть антисемитских настроений: у нас все, начиная со старших научных сотрудников, были евреи. И когда кто-то очередной не возвращался из поездки, то говорить об этом не говорили, но на лицах чувствовалось одобрение: «Молодец, мужик, сумел вырваться!» А гордость за свою страну если и возникала, то совсем в пионерские годы. А потом уже нет, никогда. Я помню совершенно чистую, пустую Москву в дни Олимпиады. Я вывезла детей из города: мы все боялись провокаций. Нам говорили, что приедут люди из разных стран, в том числе из капиталистических, недружественно относящихся к нашей стране. И они могут и воду отравить, и бомбу подложить...

ТАРКОВСКИЙ

Был период, когда я очень увлекалась фантастикой. Читала Стругацких, Лема. Поэтому, конечно, смотрела все, что связано с фантастикой. И Тарковского в том числе. Но режиссеров я не запоминала. Когда кино посмотришь, то рассказываешь про что, по какому роману, и кто играет. А режиссеров мы не запоминали...

Вы также можете подписаться на мои страницы:
- в фейсбуке: https://www.facebook.com/podosokorskiy
- в твиттере: https://twitter.com/podosokorsky
- в контакте: http://vk.com/podosokorskiy
- в инстаграм: https://www.instagram.com/podosokorsky/
- в телеграм: http://telegram.me/podosokorsky
- в одноклассниках: https://ok.ru/podosokorsky

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив