"Людей набито, как снопы лежат - немцы, наши..." Судьба десантника.
oper_1974 — 19.11.2019 "Призван я был в сентябре 1941 года, в десантные войска. Перед тем, как быть отправленными на фронт, десантники прошли обучение в Саратовской области (вблизи городов Маркс и Энгельс, где проживали поволжские немцы).В феврале 1942 года, когда немцы уже были отброшены от Москвы, западнее города Ржева оказалась в окружении 29-я армия. Положение окруженной армии было очень тяжелым. На помощь ей были брошены десантники, в числе которых был и я.
(Одновременно с Вяземским десантом имело место частное применение воздушно-десантных подразделений в районе Ржева. Во время прорыва окруженной возле Оленино немецкой группировки из состава 9-й армии в свою очередь была окружена часть сил 29-й армии Калининского фронта.
Для оказания им помощи было решено высадить в этом районе воздушный десант в составе одного батальона 204-й вдбр в составе 425 человек под командованием лейтенанта П.Н.Белоцерковского.
Исходным пунктом десантирования был один из аэродромов Калининского аэроузла, местом высадки назначался район сел Мончалово и Окороково, где держали оборону подразделения 29-й армии.
Выброска парашютистов и грузов осуществлялась в ночь на 17 февраля с самолетов ТБ-3. Однако из-за того, что район окружения не превышал в диаметре 4 км, значительная часть парашютистов приземлилась вне его.
Всего в указанном районе было сброшено 312 десантников, еще 38 человек по ошибке десантировались в своем тылу (возле Старицы), а 75 бойцов прыжок не совершали и были привезены обратно.
Из осуществивших успешную высадку в расположение 29-й армии пробились только 166 человек, при этом одной из групп десантников удалось уничтожить вражескую артиллерийскую батарею. Неделю спустя, в ночь на 24 февраля, подразделения 29-й армии прорвались в юго-западном направлении и соединились с частями 39-й армии.)
Вооружены мы были автоматами ППШ и ППД, у каждого штык-нож в ножнах, за спиной кроме парашюта (а это 22 кг), мешок, в котором пятьсот патронов насыпью, да еще диски для ручного пулемета привешены, запасные диски для автомата... Так обвешаны были с головы до ног, что и стоять-то не могли, когда выстроились для подгонки парашютов.
Выбрасывали нас ночью с тяжелого бомбардировщика ТБ-3. Чтобы сброс был кучнее, прыгали по четыре человека, двое из бомболюков - там кулькнулся вниз и все, а двое - с крыла. Мне пришлось выходить на крыло - ветер, моторы гудят...
А дверка там совсем маленькая была, я, вылезая, и зацепился шпилькой, которая крепилась к кольцу. Парашют потянулся, купол вылетел, я сразу отпустился от поручней, и меня снесло с крыла... Одна стропа зацепилась мне под колено (всего у парашюта 28 строп длинной 7 метров).
Лечу ногой вверх... Как в черную яму падаю, ничего не видно, что там ждет... Приземлился удачно. А многие зацепились за елки, разбились... Лыжи нам не сбросили, поэтому нам помогали выбраться из леса бойцы из 29-й армии. Парашют, кстати, нельзя было бросать - это же 72 квадратных метра шелка, 30 тысяч рублей стоил на те деньги.
В результате тяжелых боев кольцо окружения было прорвано, а я получил свои первые ранения (один осколок в руку, второй - в ногу) и был направлен в госпиталь в город Гусь-Хрустальный Владимирской области.
Ну, я не долго там лечился. Потом меня послали все равно на курсы средних командиров, в Куйбышевскую область (теперь Самарская). Проучились мы там месяца три, и нас, все училище, бросили под Сталинград. Это было лето 1942 года.
Уже за 200 км от Сталинграда все железнодорожные пути были разбомблены, и мы эти километры прошли пешком. Жарища сорок градусов! Степь. Воды нет. И немецкие самолеты - волна за волной, беспрестанно. И ведь не только бомбили, но не ленились даже за одним бойцом гоняться. На бреющем полете идет – даже морду этого немца в самолете видно... Лежи и не шевелись...
Пришли мы под Сталинград. Я уже старший сержант, командир отделения. Стали траншеи рыть - а там серая глина с камнем. Всю Украину я изрыл потом, знаю, в какой области какая земля - такой земли, как под Сталинградом, больше не попадалось.
И начался кромешный ад! С юга немцы уже обошли Сталинград, входили в город, а с севера мы еще удерживали их. По двенадцать атак за день отбивали. Одну атаку отбили, не успеешь перезарядиться, гранат взять - опять полчище идет: танки, пехота...
Людей набито, всё в дыму, ничего не видать, трупы не убираются, после каждой атаки, как снопы лежат - немцы, наши... Всё разлагается, запах... Воды-то нету! Вот где был ад-то... Но был приказ - любой ценой отстоять Сталинград.
Был приказ Сталина: "Ни шагу назад!", по которому всех паникеров, трусов, всех, кто отступал без приказа - расстреливали на месте. И за нами заградотряд стоял. И - мы уже не боялись ничего. Только и ждали, чтобы скорее какой-нибудь конец пришел, хоть смерть, хоть чего...
Меня от гибели в том аду спасло тяжелое ранение. Две пули разворотили грудную клетку. Лежал в госпитале в городке Камышине... Одна из пуль так и оставалась в теле до конца войны.
После госпиталя от Воронежа до Ивано-Франковска прошел и в Польше уже третий раз был ранен... Когда я получил известие из дому, что оба брата погибли, решил - буду мстить! И пошел в разведку, туда только добровольцев брали.
За "языками" ходили. Орден Славы дали вот за какой случай: нужно было взять населенный пункт. Его бомбили и артподготовку два часа проводили, думали, что все расшибли там - пошли и не смогли взять, до того там сильные укрепления были.
Еще три часа артподготовка. И вот наше отделение послали, девять человек - взять "языка", и как можно быстрее. Решили к их линии обороны на танках подъехать - танк быстро идет, да за башней скрываешься. Взяли все по шесть гранат и полные боекомплекты к автоматам.
Как только поравнялись с траншеей - давай гранаты бросать... Немцы из траншеи побежали ко второй линии обороны, и мы открыли по ним огонь. Всех почти положили: которые убиты, которые ранены.
И вот я вижу - двое. Один, с полевой сумкой, ранен. Второй к нему подбежал. И я к ним бегу. Гляжу: один себе пистолет в голову направил, а другой в меня целится. Я кричу по-немецки: "Брось оружие!"
Который убиться-то хотел, бросил пистолет, а второй все равно в меня целит, ну я и дал очередь по нему. А второго взял... Так мы вдевятером целый взвод уничтожили, шестнадцать человек в плен взяли. Тот, которого я взял, оказался унтер-офицер. За эту операцию мне и дали орден Славы.
За Днепр ездили за "языком". Река там шириной метров восемьсот. Наш берег крутой был, а тот - пологий, песочек, кустики. Ночью мы переправились на двух лодках и не знаем, есть немцы или нет. Поползли. Видим: часовой ходит, остальные немцы прямо на земле лежат, спят...
Мы дождались, когда часовой присядет, сзади подобрались к нему, бесшумно взяли, двое потащили его к лодке. А командир наш говорит: надо бы, мол, всех их, гадов, уничтожить. У нас по шесть "лимонок" у каждого.
Договорились, что те, как пленного в лодку положат - свистнут. Свистнули. И давай мы гранаты кидать (бросил - залег, разлет осколков у "лимонок" до 200 метров). Все выбросали - и бегом к лодке. Немцы опомнились и начали стрелять, когда мы уже на середине реки были. Все невредимы остались и "языка" взяли. Вот за это медаль "За отвагу" и получил.
А Третье ранение, после которого закончились для меня боевые будни, я получил уже на территории Польши. Тоже за "языком" ходили. Только перешли границу из Ивано-Франковской области в Польшу. Получили приказ - к пяти часам утра "языка" доставить.
Пошли вечером. С нами связист, катушку разматывает... Ползем... А у них с каждым пулеметчиком еще человек - ракеты осветительные пускает. Начали они стрелять. Мы поняли, что нас обнаружили. А приказ - без "языка" не возвращаться.
Мы тогда встаем во весь рост и - "ура!", в атаку. Метров двадцать до их окопов не добежали, патроны кончились, пока перезаряжались, они такой огонь открыли... Ракету пустят - мы как на ладони перед ними.
Видим: уже окружают нас, поняли, что нас всего-то горстка. И мы вызвали огонь на себя. Артиллерия ударила наша, а связист еще корректирует огонь - ближе, дальше. Немцы отошли. И мы, отстреливаясь, стали отходить. Тогда я и был ранен. Из двенадцати человек двое у нас погибли, пятерых ранило... После этого ранения и попал я в госпиталь города Ессентуки.
Оттуда перевели меня в Новочеркасск в батальон выздоравливающих. А как раз шла уборка урожая и к начальнику госпиталя председатель местного колхоза обратился за помощью. А я же деревенский - мне любая колхозная работа по плечу.
Убирали жито, пшеницу. Сперва скирды укладывали, а потом я на "лобогрейку" встал, снопы скидывать. И рану-то, еще со Сталинграда которая, расшевелил.
Пришлось в госпитале задержаться, раненых было очень много, а рентген один. Уже после Победы обнаружили пулю, прооперировали. В июле 1945 года вернулся на родину. Работал в колхозе. Сперва грузчиком, потом полуторку дали, хотя и не учился нигде. Потом на тракторе... И тридцать лет с трактора не слезал." - из воспоминаний ст.сержанта ВДВ В.А. Конева.