Любовь к советским голубям

sapojnik — 22.04.2018 В связи с уходом из жизни отличной актрисы Нины Дорошиной многим вспомнился самый знаменитый фильм с ее участием – «Любовь и голуби». Самая звездная, да и, пожалуй, единственная широко известная ее роль. Естественно, что все обсуждения памяти актрисы в эти дни так или иначе крутятся вокруг «Голубей» - фильм засюсюкали уже до полного изумления: уж такой он кассовый, такой всенародно любимый, такой бессмертный, так отражает «душу России», так все его любят пересматривать…



Вот это и заставило, так сказать, «взяться за перо». Дело в том, что у меня «Любовь и голуби» всегда вызывали какой-то внутренний протест. Ощущение подделки. Как будто ешь «сырный продукт» или «творожную массу» «с элементами растительного жира», то есть на пальмовом масле. Что-то мне всегда казалось «не то» в этом «народном фильме» - до такой степени, что смотрел его всегда с чувством внутренней неловкости.

Вспомним время, когда он был снят: 1985 год, самый угар совка. Гниль уже везде, скоро начнется прямой развал. Актеры – как на подбор: Юрский, Тенякова, Гурченко, та же Дорошина – все несомненный первый, даже высший класс советской актерской школы. И что они нам изображают? Веселую комедию «из жизни простых сельских жителей» - какую-то даже нарочито бессмысленную, «никакую», практически без сюжета. «Муж ушел, пришел – и все зажили как встарь, даже еще лучше». Вплоть до того, что сам режиссер Меньшов появляется посреди фильма в картузе и с вихрами, изображая этакого «деревенского парубка», и объявляет перемены действия. Искусствоведы, многозначительно поднимая палец, говорят, что «картина снята в жанре лубка».

Почему народ так массово попер на эту картину? Наверно, ему нравилось, что это «комедь», что «про народную жисть», и что играют действительно знаменитые, любимые актеры (в СССР был вообще-то настоящий культ популярных артистов). А может быть, людям особо импонировало, что такие вот заслуженные, до мозга костей «городские» так старательно изображают деревенских, совсем «от сохи» сограждан, со всеми их словечками и своеобразным говором. Это же так смешно –мгновенно ставшая мемом фраза «Людк, а Людк!» Или Юрский в роли деревенского алкоголика – это же обхохочешься!

Мне, однако, уже в этом любовании публики на кривляния «народных артистов» видится что-то нездорово-садистское. Так, знаете, деды в армии порой после отбоя подымали какого-нибудь очкастого, излишне интеллигентного вида салагу и заставляли его «изображать» - лаять, к примеру, по-собачьи, или ходить «как пьяный», или «прыгать как воробей». Весело при этом покатываясь со смеху. Смешно ведь, когда очкастый интель скачет на потеху, не правда ли? И усугубляется издевательство тем, что сам поднятый с постели «салабон» тоже изо всех сил изображает, что ему жутко весело и он чуть ли по собственной инициативе разыгрывает тут цирк шапито – это такое самоутешение, гораздо ведь хуже думать, что тебя заставили валять дурака перед идиотами.

По фильму ведь ясно видно, что из его авторов никто – ни автор сценария, ни режиссер, ни весь актерский состав – понятия не имеют о той самой деревенской жизни позднего совка, какую они взялись показать. Чем жители этой сельской идиллии заняты? Как они зарабатывают на хлеб? Мы так и не увидим. Этакое семейство старосветских помещиков.



Единственные более-менее убедительные сцены фильма – это вся «линия Гурченко». Потому что тут авторы в своей стихии, показывают то, что хорошо знают – ГОРОД, а если еще точнее – советскую городскую богему.

(Забавно, конечно, видеть советский фильм «на сельхозтематику», в котором не только ВООБЩЕ не было не только ни одного слова про планы и встречные планы, про соцсоревование и роль КПСС – но в котором не была вообще никак отражена тема труда! Косвенный признак, что на тот момент «производственный вопрос» настолько уже накалился, что «для кассовости» даже в насквозь идеологичном советском кино его предпочитали никак в принципе не отражать – от греха)

В общем, очень похоже, что соввласть просто заставила каким-то неведомым образом Меньшова и всю его «группу товарищей» 2 часа в нелепых картузах плясать комаринского в бессмысленной «комедии» – и публика с удовольствием над этим действом 2 часа ржала. Но надо отметить, что садомазоигра тут была не односторонняя – она развивалась в двух направлениях.

Был и обратный – тоже очень хорошо заметный – ход этой игры (и он тоже лично меня отвращает от просмотра): дело в том, что в этой «народности» и «лубочности» «деревенской комедии» проступает весьма злая карикатура. Фига-то в кармане у Меньшова – размером с голову тогдашнего руководителя Госкино.

Обитатели «советской деревни» у Меньшова до такой степени эльфы, что от них в какой-то момент тянет буквально блевать. Пересахарено, причем – нарочито, с умыслом. Чтобы у человека с нормальными рецепторами рано или поздно полезло бы наружу от приторности. Возможно, учитывая бушующую в то время войну между «писателями-деревенщиками» и «городскими западниками», Меньшов втайне поставил себе задачу изобразить своими средствами тот самый «деревенский рай», который никак не давался исконно-посконным «деревенщикам», ЛУЧШЕ любого «деревенщика». Выполнить за них их работу. Но так, чтобы все бы увидели и всех бы стошнило.

Все увидели – и никого не стошнило. Наоборот, стали ходить еще и еще. Видать, настолько был силен дефицит сахара у советских людей… или они его сразу перегоняли в спирт, чтобы тут же употребить по назначению.

Худшая роль Дорошиной

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив