Любовь и национальность.

После весёлой студенческой свадьбы отправились мы с ней на поезде в путешествия из Петербурга в Москву.
Впрочем, тогда сказали бы: «из Ленинграда». А Москва так и называлась: «Москва», а не «Москвабад».
«Лучший вид на этот город- если сесть в бомбардировщик...».
И как только вышли мы на перрон Ленинградского вокзала — увидели плачущую Аню.
Впрочем, это только я увидел «Аню», жена же видела зарёванную девушку с разбитой в кровь коленкой, под разорванным чулком. ( Это был именно чулок, а не колготки, как позже было выяснено достоверно).
Моя жена, которой всегда больше всех надо, сказала:
- Ой, как упала! Давай поможем.
Взяли мы девушку под руки и повели в медпункт вокзала, предварительно завязав её круглое колено моим платком.
И за всё то время, которое понадобилось нам, что бы доковылять до пункта, и уже потом, когда её перевязывала толстая фельдшерице, Аня ни разу не посмотрела в мою сторону и не не назвала по имени.
Потом моя молодая жена и Аня уединились в задней комнате мед. учреждения и стали там шуршать и шушукаться. С тревогой я прислушивался к их шёпоту, но — пронесло.
Жена моя, просто отдала Анне свою «запасную» пару капроновых ( или нейлоновых?, был ли тогда нейлон?, ни фига не помню...) чулок.
Аня поблагодарила нас, всё так же не глядя в мою сторону и навсегда исчезла в московской сутолоке.
- Бедная девушка!- сказала жена.- А она ведь тебе понравилась! Будешь отрицать?
Как же - «понравилась»! Эту Аню я любил и собирался на ней жениться. Но ничего я об этом не сказал и никогда не скажу жене.
II
На первом же курсе мед. института я влюбился в однокурсницу. Вот в эту самую черноглазую Аню.
Ох и хороша она была! Тоненькая, стройная, с копной чёрных вьющихся волос. Фарфоровой, лунной бледности лицо, яркие губы. Претенденты на всю эту красоту табунами гарцевали вокруг Ани. А повезло — мне.
Стали мы с ней встречаться. Бродить по Питеру. Эрмитаж, Русский музей...
Ещё десяток музеев, где, возможно, было не столько интересно, сколько тепло и с потолка не сыпал нудный питерский дождь.. Потом- театры, тёмные кинозалы, встречи тайком от хозяек то на её территории, то у меня. И она и я — жили тогда, снимая комнаты в ленинградских коммуналках.
Потом пошли объяснения в любви и так далее. Кончилось всё это подачей заявления в ЗАГС.
Родителей мы решили не беспокоить.
Мы же всё очень верно рассчитали ( умны были - не по возрасту!): мне предки присылают деньги и ей — присылают. У обоих- стипендия. Вполне достаточно, что бы прожить первое время, а там- посмотрим …..
И вдруг- не из тучи гром!
Прихожу к Ане и на мой стук открывает дверь огромная бабелина с усами и говорит басом:
- Нет тут никакой Ани! И не было!
Захлопнула дверь.
И всё! Исчезла Аня в один день отовсюду и навсегда: не стало её ни в институте, ни на квартире, ни в самом Питере. «Ни вещичек её нет, ни записочки....».
Чуть позже, когда я в очередной раз, подвыпив, ломал двери в Аниной коммуналке, хозяйка её мне всё объяснила:
- Зачем всё время сюда ходишь, шум мне делаешь? Пьяный такой. Уехала Аня. Родители её увезли. Богатые люди! Мама её такая большая, белая. А папаша — посмотреть не на что. Скачет, как блоха в конверте....Не горюй! Вон сколько девушек ходит, одна лучше другой. А у Ханны, в её городе — жених есть. Нехорошо его обижать. Он Ханну в Израиль зовут. Большой человек! Гинеколог....
И хозяйка пытливо посмотрела на меня.
Потом, уже мягче, сказала:
-Уходи лучше, а то соседи милицию позовут. И не пей больше- не поможет. Лизе — привет от меня передай. Скажи, что Берта Наумовна в эту субботу её ждёт .
«Откуда — думаю,- она мою квартирную хозяйку, бабу Лизу, знает? На разных концах города живут, а знает. Наверное квартирные хозяйки- еврейки друг с другом друг знакомы. Мафия!».
Я, рождённый в городе Нальчике, знал кое-что о национальном вопросе. Но что бы национальность могла помешать любви — такого я не представлял. Да и не задумывался я ничуть о национальности Анны! Не до этого было.
Загоревал я и запил.
Обиднее всего было, что не позвонила мне Аня и не написала ни во время налёта родителей, ни после, уже из своего города. Знала ведь мой телефон и адрес в Ленинграде.
Друзья урезонивали:
- Не кипятись! Так оно даже и лучше. Всё равно не дали бы они вам жить. Развели бы и под монастырь тебя подвели. Им это — плёвое дело.
А недруги судачили:
- Анька — не дура! Поняла, что ни чего хорошего её с этим мудаком не ждёт! Вот и попросила маму с папой увезти её от греха подальше.
Сейчас я не исключаю, что правы были и те и другие.
С горя я связался с совершенно случайной, но красивой девицей и просаживал с ней все присланные и заработанные деньги в баре «Фрегат» на Заневском проспекте.
Через месяц таких интенсивных упражнений, поймали меня в подъезде крепкие азиатские ребята и, объяснив, что не стоит мне встречаться с татарской девушкой, избили до потери пульса.
С той поры я испытываю большие затруднения при общении с девушками и женщинами не европейской внешности. Деловые контакты — вполне возможны. Но любовные, плотские — исключены! Все желания — пропадают и падают на полшестого.
Потом в Ленинград приехала поступать в мединститут моя будущая жена, которую я знал очень давно, ещё по школе.
Увидел я её и все мои приключения показались мне глупыми и стыдными.
|
</> |