"London is the capital of Great Britain". Или почему в России плохо знают английский

Если дать очень короткий ответ: с одной стороны, в силу сложных исторических причин и печального советского наследия, с другой, как ни парадоксально, в силу "имперского проклятия".

Чтобы понять, как мы "дошли до жизни такой", нужно осмотреть нашу культурную историю за прошедшее столетие.

Традиционно в России очень небольшой процент населения знал больше одного языка .Посудите сами, зачем он крестьянину, тем более часто крепостному, проживающему в этно-лингвистически однородном окружении? Исторически кроме родного, русского, дополнительные языки знали те, кому они были нужны, а именно, огрубляя: жители в регионах со смешанным населением (Кавказ, современный Татарстан, Украина, Прибалтика и др.), коммерсанты, ведущие торговлю с заграницей, и элита, т.е. дворянство и образованное духовенство – это единицы процентов от общего населения. Это важно, потому как даже в Европе существуют регионы с диглоссией, то есть с параллельным использованием двух (или даже более) языков одновременно: Эльзас и Лотарингия (немецкий и французский), Уэльс и Шотландия (валлийский, гэльский и английский), европейские владения Османской империи (славянские, греческий и турецкий), Чехия (чешский и немецкий) и др. В Австро-Венгрии в XIX в. знание как минимум двух языков вообще было едва ли не обязательным


 В Российской империи, где имперской нацией были великороссы, а политика в отношении этнических меньшинств была в целом негибкой, доминирующим и единственным официальным языков был русский.

В советское время положение со знанием языков  ухудшилось. Возможности учить, а главное – использовать иностранные языки были сведены к минимуму. Разумеется, власти нуждались в людях со знанием оных – это и переводчики, и разведчики, и сотрудники Коминтерна, и дипломаты – но таковые требовались в ограниченном количестве. Посудите сами, зачем они обычному советскому гражданину, тем более часто деревенскому или городскому в первом поколении, проживающему за железным занавесом?  Похожее отношение можно видеть и у других имперских языков, например, даже в том же английском. Многие американцы не хотят учить другие языки – зачем, если всё равно весь мир говорит по-английски? В лучшем случае, придётся поучить испанский, чтобы понимать, что там говорит уборщик Хорхе в офисе.

Однако не только потребность в специалистах, но интернациональная направленность официальной идеологии не позволяла убрать преподавание иностранных языков под корень. Советский Союз идейно наследовал Эпохе Просвещения с её идеалом образования, частью которого является и языковая подготовка, а кроме того, он претендовал на передовые позиции в мире во всём – от урожаев картошки до освоения космоса. Поэтому преподавание иностранных языков в урезанном виде, часто заидеологизированное  сохранялось.

Однако,  даже если человек хотел и как-то выучивал язык, практиковать ему его было невозможно. Книг почти не было, радио глушилось, иностранцев не пускали, своих не выпускали.

Это означало  отсутствие мотивации: зачем учить язык,  если он всё равно не будет нужен в жизни?

Кроме этого, в  силу идеологических причин приходилось обучать не живому языку, а исключительно книжному, профильтрованному через сито советской реальности. Сюжеты, которые предлагались в этих учебниках и перекочевали в нынешние, также абсолютно неестественны.

Отсутствие нормального обмена с заграницей создавало пародоксальную ситуацию, когда иностранному языку обучали люди, сами никогда его в жизни за пределами кабинета не использовавшие. Поскольку они были выпускниками филологических и лингвистических факультетов и отделений, они вольно или невольно были вынуждены копировать методику из преподавания классических мёртвых языков – перевод. Нужно ли говорить, насколько плачевные результаты даёт такой подход?

Отсутствие обмена опыта с заграницей и убеждённость в превосходстве всего советского делало неизбежным стагнацию и замыкание и без того неважного преподавательского корпуса.

Отставание в методике обучения к концу советского времени было уже просто катастрофическим.

Современное лингвистическое образование унаследовало все эти проблемы и ничего с ними делать, по-видимому, не собирается.

Например, избитая  фраза: "London is the capital of Great Britain," – содержит фактологическую ошибку: Great Britain – это остров, где расположен Лондон, а страна называется вообще-то The United Kingdom.

Понятно, почему такое происходит. Чиновники из Минобра ориентируются на профессиональную экспертизу, то есть на людей с корочками о лингвистическом и филологическим образовании, которое, по своей сути, советское. Эти люди убеждёны, что знают язык лучше самих носителей.


Когда они не могут связать двух слов на конференции, они утверждают, что выступающие говорят с акцентом или "по-американски", а когда систематически заваливают международные экзамены, списывают это на необъективность тестовой системы  которую сами же и вводят в ЕГЭ. И эти же люди составляют те же советские программы и требования. И им же чиновники из Минобра делегируют проверять их, что логично: государство выделило средства на подготовку "специалистов", пусть, как говорил Кот Матроскин, "пользу приносят". Увы, чиновники не могут или не хотят (а, возможно, и не обязаны) понять, что это в большинстве своём не специалисты: "Они слепые, ведущие за собой слепцов. Но если слепой ведёт за собой слепца, то оба они упадут в яму" (Матф. 15:14). Выходит замкнутый круг, который может разрешить только полный отказ от советской системы и смена преподавательского корпуса, чего, увы, в ближайшее время не предвидится.