Литературный отдел
ultima-thule-w — 14.03.2017
ПОПАДАНЕЦ
— Пошел я энто, братцы, намедни в лес по грибы да и
заплутал.
Хожу, хожу, а выйтить никуды не могу, будто меня леший
водит. А уж смеркать зачало. Спужался, тут допреж меня Ваську
Косого волки задрали. Ну, думаю, пропал!
Прочел я молитву Богородице-заступнице и Богородица-то
меня и вывела на просеку. А просека не бывалая
— посередь дорога стелецца, да не проста дорога,
чудна – гладкая, как скатерть, ни камушка, ни
булыжничка…
— Хде это виданно шоб дорога без булыжника?
— А вот была така дорога. И вот стою я, значицца, а куды
итить, не ведаю. И вдруг карета едет, вся с виду черная, блестит. Я
гляжу, а коней-то и нетути, без коней едет телега!
— Ну, это ты, братец загнул, штоб карета да без
лошадей.
— А вот как на духу!.. Семен! Подай ищо дюжину чаю и
водочки с полведерка. —
— Вот, стало быть. Останавливается та карета и
оттуда выходит барин. Руки в перстнях, что твой царь, на вые злата
цепь. Подходит он ко мне и грозно так вопрошает:
— Ты че, лох лапотный, хлебало разинул, стоишь посредине
трассы?.
Сорвал я с головы треух, кланяюсь барину и жалостливо
так:
"Прости, барин, заплутал маненько…"
Барин заулыбался, подобрел ко мне. Садись, грит, подвезу
до города. Я , грю, в карете не могу, запачкаю вам. Лучше я на
запятках.
— Какие запятки, батя, не хватало мне проблем с
гайкером*
(*гайкер, жаргон - гибэдэдэшник на
мотоцикле).
Сели мы, значицца, в карету, а там кресла барские кожаные и
мягкие, как пух лебяжий. И огоньки всякие мигают. Барин что-то
повернул и мы помчались как на крыльях ангела.
— Без лошадёв?
— Чтоб мне ни дна ни покрышки!
— А где же у него вожжи?
— Заместо вожжей у них крендель,
благодетель мой крендель крутит и тем управляет. А то как ругнется,
грит, дорога дрянь. Я думаю, а булыжник наш не хош? Всю душу
вытрясет по булыге-то. А ему, вишь, скатерть не
ндравится.
Потом грит мне, странно ты одет, батя, как бурлак с картины
Репина? А потом кто-то как закричит сиплым голосом: «Владимирский
централ!...» и музыка грянула. А откуда не пойму. Оказывается, это
у него, у барина, такая шарманка, сама поет и играет.
— Иди ты?!
— Вот те крест! Только что были в лесу и вдруг - вот он
город. И тож чудной. Дома высоченные, а есть башни стеклянные. Он
говорит, где тебя высадить? А я и не знаю. Поведал я ему свои
обстоятельства. Он сжалился, грит, да ты ж , батя,
ПОПАДАНЕЦ.
Не знаю, грю, какой я попаданец, а токо ежели мне никто
не пособит, то стану пропаданец.
И он снизошел до меня. Повел меня накормить да обогреть.
Барин-то жалостливый попался, из ентих, из либералов. И не лентяй ,
грит, работаю сись…админом.
Ну пришли мы, а у его хоромы, мать честна! А допреж
этого ехали в лифе, такой ящик и сам поднимат на этажи. Ну хоромы.
Иди , грит, руки помой, есть будем.
А где рукомойник? А там , в анне, и показал. Анна
тесновата, как чулан, но вся блестит, стены изразцом крытые, будто
печь господская. И ешо там было корыто белое агромадное. Не
нашел я рукомойника, хозяин показал, как крантики крутить.
Открутишь и вода льется холодная и, не поверите, братцы, горячая,
как из самовара!
— Врешь!
— Чтоб мне пусто было!. Но это ли чудеса. Вот когда он
мне показал видию, вот энто чудеса! Большая картина на стене висит
и там люди ходют и кареты бегают и железные птицы по небу
летают…
— Врешь!!!
— Вот те святой крест! Самого
царя Иоанна Грозного видал. Там мужик грит – «Житие мое», а царь
этак грозно: «Какое житие твое, пес смердячий! Пошто боярыню
обидел?» Я кинулся на колени, упал пред царем, а хозяин мой
смеется: это кино, дурик.
А потом он показал мне такое! Срам господний! Там бабы
голые с мужиками грех свальный совершают. сначала она берет срамной
его корень себе в рот…
— Ты че, Федот! На сапоги мне наблевал… Гришка, кликни
полового, пусть здесь затрет, сидеть же невозможно. Ну, че
дальше-то?
— Дальше не помню. Все поплыло пред очами, и очнулся я
опять в лесу.
— Ну тепереча все ясно. Ты, братец, мухоморов нажрался с
голодухи-то, вот тебе кудеса-то и привиделись. Эт по-ученому
называется глю.. глюцинация.