Life Festival в Освенциме. Репортаж из-за кулис.

yagodki-vperedi — 05.07.2017

Я поехала в Освенцим танцевать. Объяснить это некоторым людям оказалось сложно. Освенцим,
уточняла я. Не Аушвиц. Впрочем, мне и самой было интересно - что вышло из этой идеи? Идея организовать в Освенциме музыкальный фестиваль пришла в голову журналисту, который родился в этом городе и знал про него все. Шесть лет назад на стадионе рядом с центром города прошел первый фестиваль Life Festival Oswiecim или LFO. Идея не показалась странной ни Питеру Габриэлю, ни Крису де Бургу, ни Эрику Клэптону, ни Стингу… Впрочем, эти товарищи здесь уже свое отыграли годами ранее. В этом ожидались монстры не меньшего масштаба.

Мы столкнулись с ними в дверях на выходе из отеля. Молодой, невысокий чувак кинул на меня быстрый взгляд, тряхнул дредами, толкнул коллегу с черным кофром в руках в плечо и заявил:
- Ну что, дадим сегодня регги?
Mesajah – звезда польской сцены. Его ребята заржали.
Организаторы расплылись в улыбке, сделали пару фото и засунули артистов в мини-басик с логотипами фестиваля. Я думала попроситься в басик тоже, но все места были заняты. Не садиться же на колени к звезде, в самом деле. Решила не наглеть, начиная с первых минут. Попросила на ресепшн вызвать такси и назвала адрес.
- Оо, на фестиваль? – весело спросил таксист. Я согласилась. Он высадил меня у шлагбаума, и я пошла вперед – к штабу. Вместе с молодыми симпатичными мужчинами (сколько же в Польше красивых мужчин!), семьями за сорок в майках с надписью «Scorpions», молодежью с увесистыми рюкзаками. Мне кажется, весь Освенцим шел на этот фестиваль.
В штабе мне нацепили на руку браслет с надписью «Пресса», выдали огромную аккредитацию и талончики на сардельки и пиво. Фестиваль начинал мне нравится.
То, что фестиваль организовал журналист, было заметно – во всем. Здесь все было так идеально, что сводило зубы.
В шатре для прессы было многолюдно. Конечно, все говорили по-польски, похоже, из иностранцев я была одна.
- Привет, я Алена, - я протянула руку парню с бейджем организатора на груди. Я признала на бейдже знакомое имя. Maciej. С Мачеем я месяц общалась по почте.
- Оо, Алена, добро пожаловать! – сама любезность, идеальный английский. – Все в порядке с гостиницей?
В его письме к журналистам три дня назад было все: время получения аккредитации, информация по парковке, телефоны транспортной службы от фестиваля до гостиниц и обратно, предложение помощи в размещении тем, у кого с этим случились проблемы. Таким, как бестолочь. Бестолочь планировала жить в Катовице – в часе езды от фестиваля, потому что в Освенциме была полная бронь. «Это не удобно», написал бестолочи Мачей, и за два дня до фестиваля нашел ей номер в гостинице для артистов и стаффа.
- Гостиница чудесна, - искренне сказала я Мачею. Пристала к нему с расписанием пресс-конференций, спросила, куда пускают журналистов: «Красная зона», то есть стоячий партер прямо перед сценой, вип-трибуна, пресс-зона, вся зона стаффа за сценой. Короче, почти везде. Кроме узкого перешейка, отделяющего красную зону от сцены. Туда пускали только аккредитованных фото-журналистов, и только на первые две песни. Фотокоры должны были получать специальную аккредитацию. Впрочем, это мне Мачей не объяснял. Так всегда.
- Я могу снимать в красной зоне со своим фотоаппаратом? – я вытащила свой компактный Sony.
- Он же без приближения? – уточнил Мачей.
- Угу, - соврала я. С таким приближением можно было и соврать.
- Ну тогда снимай, - милостиво разрешил он, бросил: - Ну, увидимся позже, - и наконец сбежал.
Я отправилась осматривать стадион. Начиная с четырех вечера здесь выступали польские группы.



Первое, что пришло мне в голову: «Усадьба Джаз». Семейки на травке.



Мамы с колясками.



Мальчики с табличкой «Давай обнимемся». Мальчики обнимались с врачами. Я тоже не удержалась (от мальчиков, понятно, не от врачей).



Врачи спокойно курсировали по стадиону. Даже не представляю, зачем они могли тут понадобиться. К моему изумлению вечером я увидела здесь целый переносной госпиталь, конечно, пустой. И еще парочку скорых.



Девочки в желтом разносили бесплатные чипсы.



Мужики хватали кепки от розового спонсора.



Даже охрана была прекрасна.



Заглянула в углы. В одном – рисовали. Любые надписи по трафарету на белых футболках. Хорошенькие парни.



Мамы с детьми. Взрослые мужики.



Сегодня был день регги.



Честно, чуть не прослезилась от умиления. Ну не может же, думаю, все быть так конфетно. Не, оказалось, может.



В другом углу был павильон социальных инициатив. Amnesty International собирали подписи за какую-то речь премьер-министра. На сдачу подписей периодически собиралась очередь.



В качестве развлечения очередникам предлагалось собственноручно изготовить значок.



UNICEF и PAH рассказывали о гуманитарной деятельности. Последние – в том числе на Украине. Рассказывали играми. Какие-то карты на полу, стенды с угадыванием пазлов.



У стенда передвижного музея еврейкой истории дети раскрашивали еврейские символы.



Пошла проверить фудкорт. Длиннющие ряды палаток с пивом. Сосиски и кнедлики. Отоварила талончик.



А еще – чай!! Первый раз я купила его, когда начало смеркаться и холодать. Второй – перед концертом хедлайнера. На этот раз я не взяла с собой пуховичок, о чем сильно пожалела.



Специальные люди ежеминутно собирали мусор.



Добила меня трибуна для инвалидов. Почти прямо перед сценой.



Отправилась проверить тент для прессы. Посреди тента журналистам что-то вещал Мачей. Журналисты внимательно слушали. Как-только все разошлись, я снова набросилась на поляка:
- Переведи.
Тот перевел: в 21.30 пресс-конференция Shaggy – главного хедлайнера на сегодня. Сначала – интервью для ТВ, потом несколько вопросов от журналистов. Вопросы будут?
- Конечно, - ответила я.
В 21.30 явился Shaggy – конечно, с коньячком.



Shaggy, конечно, не новейшая суперзвезда. Его главный альбом вышел 16 лет назад, зато стал самым продаваемым альбомом в истории регги. А два хита из него – «Angel» и ««It Wasn’t Me» возглавляли Billboard Hot 100. Плюс легендарный Boombastic 1995 года.
- Дамы и господа, Shaggy!! – заорал его промоутер, высокий красавец-мужчина. Все напали на харизматичного мулата в оранжевых кедах. Тот наслаждался каждой секундой, это было заметно. Никогда бы не сказала, что ему уже под 50.
Когда Shaggy закончил, меня похлопали по плечу. Я обернулась – журналист с огромной камерой. Он показал мне монитор, там было мое фото с мулатом. Дал свою карточку, сказал написать – вышлет. Я стала благодарить, но он извинился – надо бежать. Смотрю, все с камерами побежали куда-то за Мачеем. Конечно, я побежала тоже. Мы направлялись ко второй сцене – они были напротив друг друга. На сцене настраивались ребята из Mesajah. Мачей приоткрыл железное ограждение у сцены – узкая дырка для фотокоров. Фотокоры потянулись в дырку, я за ними – на голубом глазу. На моей шее болтался Sony. Мачей посмотрел мне в глаза, пару секунд обдумал что-то и отвел взгляд. Наверное, решил не связываться.
Мы стояли под сценой и ждали солиста. Сначала вылезли какие-то тетки в блузках с рюшами. Потом явился и мой утренний отельный знакомец, публика взревела. Ну что, пофоткала. Дяди с большими камерами иногда вежливо пропускали меня вперед, а толку. Надо обзавестись профессиональной камерой. Впрочем, я не фотокор. Поэтому, вот он вам живой, красавчик.



Через две песни нас попросили, и я отправилась в публику. Публика танцевала. Я, конечно, покачалась немного, но не скажу, что Mesajah прокачал меня по полной. Может, все дело в текстах. Впрочем, это было неплохо.
Еще пару часов назад я заметила вдалеке парня, обмотанного украинским флагом.



Ну, думаю, и сюда добрались. А сейчас вдруг наткнулась на красивую, совсем молоденькую блондинку – тоже в желто-голубом.
- Привет, - сказала я девушке, - из Украины?
- Да, Днепропетровск, - она прямо расцвела при русской речи.
- Ну и как тебе здесь? – спросила я украинку.
- Сууупер! – она развела руками с флагом. Она вся сияла. – А завтра будет еще лучше!
Оказалось, украинцы приехали сюда по приглашению фестиваля. Так сказать, формировать в молодой голове еще и другой имидж Освенцима. Они в своем Днепропетровске в Польском центре польский язык изучают. Рядом с украинцами в гостинице жили немецкие студенты – по той же программе. Я уже и удивляться перестала, только очень хотела на этого организатора воочию посмотреть.
Издали я наблюдала за фотокорами – когда? Наконец, пошли – теперь к главной сцене. Я уже в наглую просочилась следом, Мачей даже глазом не повел.
Знаете, мужчина из Ямайки, это мужчина из Ямайки. Он не вылезал с переднего края подиума. Вращал бедрами.



Пел для каждой конкретной девушки на стадионе. Постоянно мучился с наушником – то ли коньячок, то ли действительно были проблемы со звуком. Когда он начал раздеваться, я вспомнила Дэвида.



Впрочем, в этом случае это не выглядело пошло. Да нет, выглядело, но было так в тему. Уверена, многим женщинам захотелось раздеться вслед. На хитах стадион пел хором.



В Красной зоне было не слишком многолюдно (туда тоже продавали билеты, но видимо, аншлаг ожидался завтра), и я стояла прямо под Shaggy. Не в моем вкусе, но – дьявол-искуситель с длинным красным хвостом.



Потом он сказал речь. Про Освенцим, мир, новую жизнь. И попросил толпу поднять телефоны. Это были мурашки, которые завершили этот день в Освенциме. Было пол первого ночи.



Еще днем я пристала к Мачею с обратной дорогой к отелю. Про Убер я уже рассказывала, а где искать такси посреди поля я не представляла. Он дал мне телефон Хубера (ха) – тот отвечал за транспортную службу. Я дошла до тента прессы и набрала Хубера.
- Алена? – переспросил меня он, - да, Мачей говорил мне про вас. Буду в течении десяти минут. Ждите у пресс-зоны. Ничего, если с вами в машине будут еще трое?
«Конечно, чего, - подумала я, - подавайте лимузин».
- Конечно, - ответила я Хуберу, - нет проблем.
Я встала у тента и уткнулась в телефон. Через пять минут рядом закопошился очередной красавчик. Он пытался рассмотреть имя на моей аккредитации. Аккредитация висела на рюкзаке, издавна ненавижу таскать их на шее. Я подняла глаза.
- Алена? – улыбнулся он. Я улыбнулась в ответ.
- Ваша машина будет через минуту. Я передам вас водителю.
Через минуту подкатил длинный Фольксваген. Водитель (очередной красавчик) вышел и пожал мне руку. Открыл заднюю дверь. На заднем сиденье сидели девушка и парень с почти пустой бутылкой пива в руке, еще один – на переднем. Тоже журналисты. Как только я села, все сразу перешли на английский. Поржали над водилой – тот рассказывал, как променял спортивную тачку на этот семейный Фольксваген и теперь катается на нем в Норвегию с ночевкой.
- Боже, все водители Фольксвагенов боготворят свои тачки!! – хохотал парень с пивом.
Остановились у заправки, девушка вышла и понеслась куда-то в ночь.
- Извините, - сказал мне водитель, - пять минут. Есть вещи, которые не могут ждать до утра. Курильщики поймут.
Пока девицы не было он предложил нам воды. Или сок, или пиво. В его багажнике был холодильник. Парень с пивом согласился на пиво. Мне насильно вручили воду. Девица вернулась, и меня доставили в отель. Ребята уселись на веранде на улице – заканчивать вечер, а я отправилась спать. Эмоций на сегодня мне хватило.

На следующий день я явилась на фестиваль к вечеру – за полчаса до концерта LP. И это был уже совсем другой фестиваль. Поле было битком.



Наверное, теперь сюда приехали не только из Катовице. Я бы сама поперлась ради такого концерта, например, из Варшавы. Впрочем, я поперлась из Москвы. Вернее, из деревни под Веной.
За десять минут до концерта Мачей повел нас с фотокорами под сцену.



Красную зону оккупировали фанаты. «Total freedom. LP fans».



У меня было две песни, и я достала для вас телефон. Впрочем, фотокоры не гнушались телефонами тоже.



Потом я стояла в Красной зоне и просто слушала.



«Лаура! Лаура!» орали между каждой песней польские мужчины. Она смеялась: «Слушайте, ни в одной стране меня еще не называли Лаурой!»



«LP!!!!!!» тут же орала толпа. Она пила на сцене пиво из пластикового стакана. Ловила мохнатые игрушки.



Ерошила шевелюру. Кричала: «О Боже, я пою на одной сцене со Scorpions!! Обожаю их!».



Потом мы ждали ее у пресс-шатра. Она появилась из зоны за сценой, как всегда улыбаясь, чуть опустив голову, стаканчик с кофе в руке. Быстрый шаг, не схватишь моими силами, но я решила оставить это фото. По-моему, оно передает.



- Вопросы будут? – спросил меня перед ее появлением Мачей.
- Конечно, - ответила я.
Сначала, как обычно ТВ. Ну, все стандартно – что вы чувствуете выступая здесь, в Освенциме?



«…Понимаете, жизнь не остановилась после Холокоста. Она продолжалась. Если люди выжившие в этом, смогли продолжить жить, если люди выжившие в этом лагере, смогли продолжить жить, то... И мы должны это делать.. Я думаю, все что мы можем - это продолжать выступать, продолжать быть собой и нести смысл, что есть люди, отличающиеся от нас. И любить и не соглашаться с
тем, что нам навязывают..»
«Голос - это очень важно. Он может менять все, что нас окружает, молекулы в комнате. Это правда неописуемо"
Потом Мачей махнул журналистам – пять вопросов. Вопросы были только у меня и какой-то девицы из местной газеты. Девица опять спросила про Аушвиц, я про свое. При слове Москва Лаура улыбнулась. Черт, она так улыбнулась. Жаль, я не успела заснять на видео.
- Три минуты на фото, - заявил Мачей и все бросились к Лауре. Она фоткалась без усталости, раздражения или превосходства во взгляде. Такая, как на сцене. Или на видео. Клип «Lost on you» прекрасен с первого до последнего кадра. Когда я увидела, а главное, услышала ее в первый раз, мне в первый раз захотелось отдаться женщине. Ну ладно, может во второй, после Оксаны Фандеры. Но у нее уже, конечно, есть девушка. Я про Лауру, если что.
Ее уже уводили, когда я перекрыла ей дорогу и подсунула листок.
- Кому? – с удивлением переспросила она. – Ок. – Она тщательно скопировала имя. - Что написать?
- Пожелайте ей удачи, - попросила я.
Я никогда не брала автографы у артистов – это не принято, да я и не коллекционер. Ну ладно, один раз брала – у Влада Сташевского, когда мы с ним в одном концерте выступали. Но мне 14 лет было, и это был кумир. Мне было плевать, что подумает Мачей, захотелось поблагодарить одного человека. Потом я всучила ей русские свистульки: «Really?» - улыбнулась она. И ее увели. И молекулы в пресс-шатре изменились.



Мачей снова собрал всех вокруг себя. Даже на польском было понятно, что речь шла о «Scorpions». Он уже не удивился, когда минуту спустя увидел меня перед собой:
- Переведи.
- Под сцену – только ограниченный, заранее утвержденный у группы список фотокоров. Ты уж извини, но ты понимаешь, вас в нем нет. – Он реально извинялся, мне даже смешно стало.
- Я понимаю, - успокоила я Мачея, - Пресс-конференции, конечно, не будет?
Он развел руками. Суперзвезды, че.
Перед «Scorpions» я снова подошла к палатке с чаем.
- Чай? – спросила меня вчерашняя девушка-продавец и улыбнулась. Маленький знак внимания и небезучастия, но он так многого стоит. Это был еще один плюсик в копилку Освенцима для меня.
Я пошла в Красную зону. Она была забита до отказа. Пробиться к сцене было можно, но толкаться не хотелось. Я встала чуть вдалеке. И они начали.



Под их песни я плакала в пионерском лагере по мальчикам. Как же я ждала на вечерних дискотеках их медляков! Это был особый шик – танцевать под «Scorpions» с парнем, который тебе нравится. Со мной такого почти никогда не случалось.



Они казались далекими, недосягаемыми небожителями, которых я никогда-никогда в своей жизни не увижу. Уже даже не помню, слышала ли я их до этого вживую. Это было в другой жизни. Теперь я просто стояла под серым небом Освенцима и слушала свои песни.



Они, конечно, рвали. Но какие же они уже старички.



Даже гитарист с красивыми голыми руками. Такими, как у Слэша из «Guns N' Roses» в Нью-Йорке. Гитаристы в возрасте любят показывать свои руки. Они все еще хороши.



Как только над стадионом зазвучало «I follow the Moskva» по моим ногам побежали огромные мурашки. Меня просто разрывало от эмоций. Это я, я, из моей любимой родной Москвы, стою здесь и слушаю вас. Живая, вживую. Ради таких моментов стоит жить тоже.



Я ушла на последних аккордах.



В половине первого ночи я в одиночестве сидела в главном офисе фестиваля. Мачей сказал ждать сразу после концерта, я ждала. Я потребовала от него еще и комментарий от идейного вдохновителя. И ведь привел – сразу после «Scorpions», счастливого мужчину в расцвете лет. Дарек Мачиборек – музыкальный журналист радиостанции в прошлом. Однажды, лет десять назад, один парень из Гамбурга спросил Дарека, как он мог родиться где-то около Аушвица? Там одно кладбище, сказал он. "Там прекрасный город, где люди живут, работают и улыбаются», - ответил Дарек. Наверное, это и было той отправной точкой, с которой начался фестиваль.
Мы говорили, а Мачей смотрел на часы. Я знала, что у него еще куча дел. Я задала еще всего один вопрос и искренне сказала:
- Спасибо.
- Увидимся в следующем году, - сказал мне Дарек.
Мачей сказал, что Хуберт ждет меня у шатра прессы. На этот раз у меня был отдельный автомобиль.
- Увидимся в следующем году, - сказал мне Мачей и улыбнулся.

P.S. Небольшая ремарка. Это НЕ статья. Это то, что я хочу и пишу ЗДЕСЬ, в своем блоге, в котором я рассказываю про себя, по своим правилам. Ну так, на всякий случай. Фух)

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив