Лидия Каруновская

ljwanderer — 17.12.2022
Бремя белой женщины    М.Н.Рой и Агнес Смедли   Письмо Эвелин
После разрыва     М.Н. Рой об эмансипации     Их белые жены      Фрида Беди    Алиc Фаиз   Магда Нахман

Последней женой индийского революционера Чатто была Лидия Эдуардовна Каруновская

Из библиографической справки:

«Алида Катарина (Лидия) Фукс родилась в Риге 9 апреля, по одним данным — в 1890 г., по другим — в 1893 г., как она потом писала в анкетах, в крестьянской семье. Однако вряд ли крестьяне жили в Риге и вряд ли простого крестьянина в том же году определили бы садовником в Царское Село. Ее отец, Эдуард Карлович Фукс, по словам родственников, был то ли обрусевший немец, то ли эстонец, а мать — латышка.

Девочка росла в семье члена Петербургской городской управы, богатого домовладельца Г.И. Дурнякина, где бонной служила ее сводная сестра, и с детства владела немецким языком. В 1908 г. в кирхе Иисуса в Петербурге прошла конфирмацию, сдала экзамены за семь классов гимназии Стеблин–Каменской и стала работать сначала на телефонной станции, а затем машинисткой.

Не отличаясь крепким здоровьем, она заболела туберкулезом и в июле–августе 1911 г. лечилась на курорте Левико в Южном Тироле, а осенью процедурой (таинством. — Ред.)миропомазания была причислена к православной церкви. В 1914 г. ее удочерила одна из родственниц Г.И. Дурнякина, бездетная вдова Евдокия Ивановна Каруновская, чью фамилию она и носила с тех пор на протяжении всей своей жизни. В 1916–1917 гг. она пошла учиться социологии и слушала лекции в Народном Университете им. Лутугина.

После революции некоторое время работала при штабе Петроградского сектора войск внутренней охраны и в Управлении охраны путей сообщения как машинистка. В ноябре 1920 г. Лидия Эдуардовна стала студенткой этнографического факультета Географического института. И сразу стала заниматься в МАЭ [ Музее антропологии и этнографии]

Сначала она работала без содержания, но осенью 1925 г. уже была зачислена в МАЭ на должность сотрудника II разряда «как известная Музею своей деятельностью». На нее было возложено руководство экскурсиями по залу Индонезии, регистрация музейных коллекций. Она и сама вела экскурсии.


Также она стала ездить в этнографические экспедиции, сначала - в Дагестан, а с 1927 года -  в Алтайский край.


Каруновская вышла замуж за этнографа Андрея Григорьевича Данилина, сотрудника Этнографического отдела Русского музея, с самого начала пребывания на Алтае и в течение всех последующих лет целенаправленно изучавшего возникшую в начале ХХ в.новую национальную религию алтайцев — бурханизм. Помимо совместных работ, А.Г. Данилин также занимался записями сказаний и музыкального фольклора алтайцев.




В апреле 1929 г. состоялось знаменательное событие — Совещание этнографов Москвы и Ленинграда, цель которого состояла в провозглашении перехода к новому этапу развития отечественной этнографии, основанной на идеологии марксизма.

На совещании присутствовали представители разных поколений и научных направлений — старой дореволюционной этнографии (В.Г. Богораз, В.А. Городцов), «комиссары от науки» с присущим им агрессивным полемическим стилем (В.Б. Аптекарь), ученые, прошедшие дореволюционную школу, но стремившиеся реализовать себя в новых условиях (П.Ф. Преображенский, В.К. Никольский), и молодые исследователи. В числе последних были Л.Э. Каруновская и А.Г. Данилин.


.
А.Г. Данилин записал в своем дневнике впечатления от совещания:

Запись 11 апреля 1929 г. (после закрытия совещания):

«Конференция прошла весьма плодотворно. В течение этой недели дни были наполнены до чрезвычайности, с утра до вечера с коротким обеденным перерывом. Молодежь высказывалась дружно, по всем докладам и внесла моменты напряжения в вопросе об увязке работы и о взаимоотн[ошениях] со стариками. Правда, старики в лице Золотарева и нек[оторых] других выступали с упреками, что мы напрасно на них нападаем и т.д. Но Богораз верно сказал: «Теперь сброшены „фиговые листки“. Действительно, теперь все мы выступили открыто. Теперь пусть знают, что мы во всяком случае не с ними (что раньше могли подумать, раз мы молчали всегда)» (Дневник).

Доклад В.Б. Аптекаря, открывавший конференцию, вызвал резкую критику со стороны опытных этнографов, но молодой аудиторией в лице А.Г. Данилина был принят одобрительно: «Аптекарь произвел бурю возмущения сначала, — пишет он, — зато с каждым днем конференции он открывал все больше и больше свои черты ученого и диалектика–марксиста»

Вот как А.Г. Данилин формулирует историческое значение совещания для молодого поколения ученых (запись от 11 апреля 1929 г.):

«Историческое значение нашего Совещания то, что мы решительно заявили (след(овательно), оформили свои взгляды в общей форме) о своем желании марксизм применить в этнографии.»

Л.Э. Каруновская разделяла взгляды своего мужа о необходимости применения марксистской теории и новых методов в этнографии и позже попыталась практически осуществить это, но уже на индонезийском материале, рассматривая батакскую мифологию сквозь призму марксистких взглядов на семью и брак.

Таким образом, в казалось бы мирной науке этнографии тоже начиналась разворачиваться серьезная идеологическая борьба, о последствиях которой никто еще не догадывался.
В 1931 г. неужившийся с М.Н.Роем, член Коминтерна Вирендранат Чатопадайя (которого звали индийцы звали Чатто, а русские - Вирен), спасаясь от нацистов, из Берлина приеехал в Москву. Он также ожидал приезда своей жены Шарлотты с детьми, но Шарлотта не приехала, и что с ней стало, осталось неизвестным.


Чатто устроили на работу в ленинградский Институт этнографии, там он познакомился с Каруновской. Об этом рассказывает работа Д.В.Арзютова и Л.А.Данилиной "Этнография этнографа: Андрей Григорьевич Данилин и его архивы"

«Лидия Эдуардовна увлеклась новым сотрудником, что стало сильнейшим потрясением и для нее самой. Личные документы говорят о всех перипетиях и непростых отношениях, которые необходимо было принять. В итоге было решено сохранить дружеские отношения.»

Интересно, что дружеские отношения сработали.

В то время Лидия возглавила отдел Индонезии, почти вся научная литература по Индонезии была написана на голландском языке. Зная в совершенстве немецкий язык, Лидия самостоятельно изучала голландский. Вирен познакомил Лидию Эдуардовну с политической эмигранткой из Голландии — Вильгельминой Герардовной Трисман [Wilhelminа Triesman(1901-1982)], которая училась в Восточном институте, где он преподавал язык урду.

О Вильгельмине Трисман известно немного: родилась в семье голландского рабочего-печатника, после окончания школы работала плиссировщицей, познакомилась с русским моряком Тимофеем Рязанцевым, в 1920 г. вышла замуж, в 1921 г родился сын Михаил. Свойственные ей в юности левые убеждения укрепились под влиянием мужа.

В 1924 году стала членом компартии Голландии. В 1925 г. за распространение коммунистической литературы ей грозил арест, поэтому она с сыном на борту советского корабля "Правда" отплыла в советскую Россию. В России она изучала русский язык и продолжала быть корреспонденткой газеты голландской компарии "Tribune"

«Именно, благодаря этому знакомству сложилась четверка друзей, а впоследствии - содружество двух пар: Андрей и Вилли, Лидия и Вирен»

Запись из дневника 20 июля 1937 года

«Была Лида. Удручающая новость: Вирен арестован...Мы с Лидией одинаково трезво взвешиваем возможные причины такого политического шага правительства по отношении к индусу-эмигранту, более 30 лет не видевшему родных.»

Другие фрагменты дневника говорят, что Данилин до конца не мог понять, что происходит вокруг. Впрочем, история ареста Вирена, точнее его конфликта с И.Н.Винниковым, Д.К.Зелениным и другими коллегами в МАЭ/ИЭА, была ему хотя бы косвенно понятна.

Уже после ареста Вирена была собрана комиссия при ИЭА, о которой Данилин записывает в дневнике следующее (25 июля 1937 г):

«Спрашивали всех поодиночке, знакомились с материалами. Лида с радостью ждала оргвыводов. Она , кажется, убедительно доказала, что тут дело не в "склоке", а гораздо глубже, в борьбе небольшой части советски-настроенных ученых с реакционными осколками маторинщины( Винников, Вишневский и др.)

Вирен показал документы, изобличающие( впрочем, давно всем известные) отрицательные черты Винникова (плагиат, отношение к наследию Моргана, и ученому Стэрну из Америки).

Он также показал нам (вскользь) одно место из обширного документа, направляемого им в секретном порядке в комиссию ( тоже о Винникове)»

"Маторщина". Характерное словообразование эпохи. Одно из первых звеньев в этой страшной цепи взаимных подозрений и доносов, культивирующихся в МАЭ/ИЭА.

Двумя годами ранее, когда в январе 1935 года арестовали Н.М.Маторина- бывшего директора Института этнографии, Данилин задавался скрытым между строк вопросом: "А если мы и правда чего-то не знали?"...Отвечать на этот вопрос Андрей, впрочем, не решался.

Возникал какой-то вакуум. Еще до ареста Вирена в феврале 1937 года Лидия Каруновская, осознавая невыносимость своего и Вирена положения в МАЭ/ИЭА, вызванного доносами, подозрительностью и т.д., пишет заявление в НКВД, что у них в Институте резкое искривление политической линии, описав все безобразия.

Ответ доносом на донос, вероятно, казался действенным средством, выводящим, однако, сам конфликт в несколько иную плоскость. Лидия обсуждает это с Андреем, о чем он пишет в дневнике (29 февраля 1937 года):

«Я сначала пробовал отговаривать Лиду от участия в "склоках" музейных, но потом, когда она решительно заявила, что не желает терпеть, равнодушно или трусливо прятаться от злоупотреблений, а хочет бороться, чего бы ей это не стоило, я увидел, что действительно она права.

Вирен говорит, что он давно бы ушел из ИАЭ, но не хочет оставить Лиду одну, на съедение.

Ибо, действительно, она теперь совершенно одинока в Институте, все против нее. И я думаю с тоской: ужасно, никому верить нельзя, нужно уметь у всех видеть подлинное нутро.Увы, я не могу этого, не способен.»

[ В этом месте вспоминаются склоки, в которых участвовал Чатто, пытаясь отодвинуть М.Н.Роя, а также мнение Эммы Голден : «[он] произвел на меня впечатление несколько лукавого человека.»]

Дополнительное объяснение конфликта можно найти в статье Е.В. Ревуненковой "Алтай и Индонезия в трудах Лидии Эдуардовны Каруновской"

...в эти годы обстановка в Институте и музее была очень напряженной и набирал силу серьезный конфликт между В. Чатопадаей и такими уже в то время известными учеными, как Исаак Натанович Винников, Дмитрий Константинович Зеленин, Борис Николаевич Вишневский, Евгений Георгиевич Кагаров.

Вирендранат Чатопадая обвинял их в реакционных взглядах и видел в них последователей Николая Михайловича Маторина — первого директора Института антропологии и этнографии, репрессированного в 1933 г. и расстрелянного как «врага народа» в 1936 г.

Л.Э. Каруновская активно поддерживала своего мужа. Вот несколько выдержек из дневника А.Г. Данилина 1936–1937 гг.

«Приходит Лида — делится заботами и огорчениями в ИАЭ: Вирен работает больше всех, заведует огромным кабинетом (неск[олько] отделов), а получает меньше других.

Он ставит вопрос перед Мещаниновым и парторгом. Группа реакционеров сплотилась: Вишневский, Зеленин, Винников, Кагаров. Чуть что —грозят коллективным уходом. Думают, что без них Ин-т развалится и никто не допустит их ухода. Но это, наконец, так надоело, что решили: скатертью дорога, если кто хочет уходить, уходи, пожалуйста... Лидуша активная общественница» (Запись от 9.12.1936 г.).

К 1937 г. конфликт еще более обострился.

«Вирен прочитал резкую отповедь, кот[орую] он написал Зеленину (против Зеленина же), и другое письмо в дирекцию (а копии в партком и НКВД) о разоблачении интриги Винникова.

Ну, и осиное гнездо этот ИАЭ! Когда же окончательно будет выкорчеван оттуда весь сброд!» (Запись от 15.02.1937 г.).

Лишь иногда она впадала в состояние полного отчаяния. Но в целом она мужественно переносила обрушившуюся на нее трагедию, что не могло не вызывать восхищения у ее ближайших друзей.

«Несчастье спаяло нас, — отмечает А.Г. Данилин, — и долго-долго сидели втроем, размышляя о будущем, вспоминая о прошлых годах. Главное — бодрость у Лиды, она ничуть не потеряла самообладания, и только незнание судьбы Чато ее волнует, больше всех неприятностей, которые свалились лично на нее» (Запись 10 октября 1937 г.).

Вскоре после ареста мужа  она была уволена с работы под предлогом профессиональной непригодности, выражавшейся в незнании малайского языка (запись в дневнике А.Г. Данилина от 10 октября 1937 г.).

Наступил период мучительных поисков работы. Лидия Эдуардовна пыталась устроиться по договору в музее, машинисткой в Ленплан, в различные железнодорожные управления и почтовые отделения железных дорог, на картографическую фабрику, лектором на популярные антирелигиозные темы, лаборанткой при кафедре хирургии в больнице им. Мечникова, учительницей немецкого языка в школе.



Наконец ей удалось устроиться на работу в поликлинике Красного Креста. Но она не теряла воли к сопротивлению, продолжала стойко бороться за восстановление справедливости и написала несколько писем в разные инстанции.

Она обратилась с письмами к А.А. Жданову (в то время секретарю Ленинградского обкома и горкома ВКП(б)), в Президиум Академии наук СССР, в народный суд 1-го участка Василеостровского района Ленинграда, где доказательно отвергала все обвинения.

Л.Э. Каруновская также просила назначить экспертизу для определения ее подготовленности к научно-исследовательской работе. Экспертами суд назначил И.И. Мещанинова, Д.А. Ольдерогге и Е.Г. Кагарова, которые были честными в своей объективной оценке ее работы. Борьба велась более года (с января 1938 г. по март 1939 г.).

В результате 5 марта 1939 г. суд вынес решение восстановить Л.Э. Каруновскую на работе в Институте этнографии АН СССР в прежней должности старшего научного сотрудника (Решетов 1997: 238–240).


Во время блокады, отправив Вильгельмину с двумя детьми в эвакуацию (сначала - в Ярославскую область, а затем - за Урал, в город Соликамск), Андрей Григорьевич жил в музее (ГМЭ)*.


Лидия Эдуардовна в это время жила по другую сторону Невы, в подвале Музея антропологии и этнографии (МАЭ).
Незадолго до смерти, будучи уже совсем слабым, Андрей Григорьевич на санках перевез свой архив ( сотни тетрадей, коллекций фотографий и десятки папок научных работ) в квартиру Лидии Эдуардовны.

Видя, как Андрея покидают силы, она готовила “супчики” ( как она писала в своих письмах) и носила через мост из МАЭ в ГМЭ. Спасти Андрея было невозможно. Не слишком крепкий здоровьем и прежде, он угасал буквально на глазах и 12 февраля 1942 г скончался от дистрофии. Лидия была с ним до конца. Она же и сохранила его архив, частично систематизировала, передала семье.

Она не раз в своей жизни предпринимала решительные действия. Как только в СССР началась политика реабилитации репрессированных, Л.Э. Каруновская совершила еще один такой решительный поступок: в 1955 г. написала письмо Н.С. Хрущеву с просьбой посмертно реабилитировать ее мужа Вирендраната Чатопадаю.

И он был реабилитирован в тот же год . Позже Л.Э. Каруновская написала «Воспоминания о Чатопадае Вирендранате Агорнатовиче» (1970 г.), которые хранятся в архиве МАЭ

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив