Леваки

Левый фланг. https://vlad17-gradov.livejournal.com/158298.html
Обзор заканчивается цитатой:
Ленин писал в 1913 году: "Люди всегда были и всегда будут глупенькими жертвами обмана и самообмана в политике, пока они не научатся за любыми нравственными, религиозными, политическими, социальными фразами, заявлениями, обещаниями разыскивать интересы тех или иных классов." Осуществить эту полезную рекомендацию очень непросто, но другого способа определить партийную принадлежность политиков не существует.
Отстранение от власти коммунистов лишило официальных и сопутствующих лиц необходимого "демона", которым удобно было пугать несмышлённых малолеток и пенсионеров. Срочно требовалось новое пугало, которое годилось бы в качестве "груши" для битья в ходе предвыборной кампании. В качестве такого политического ярлыка стали применять термин "левак".
Старое деление на "правых" и "левых" возникло достаточно случайно в ходе Французской революции, когда место, занятое в зале Национального Собрания, стало свидетельствовать о взглядах политиков. Со временем выработалось разделение на левых республиканцев и правых монархистов. Такое деление наблюдалось даже в дореволюционной Думе.
По мере радикализации общества политические границы стали смещаться влево. На место открытых монархистов пришли консерваторы, либералы заняли центр, а левый фланг заполнили социалистические партии различных оттенков.
В России после Февральской революции радикализация политического спектра происходила быстрее, чем во Франции 1789 года. В течение полугода деление на консерваторов, либералов и социалистов сменилось расколом на сторонников и противников всевластия советов. Затем дошло и до размежевания и среди сторонников Советской власти.
На радикальность в Совнаркоме претендовали левые эсеры, забывшие о своих призывах к формированию "однородного социалистического правительства". Как обычно, никому не хотели подчиняться анархисты. Особую роль среди большевиков играли "левые коммунисты" во главе с Бухариным и Пятаковым.
Желание некоторых революционеров казаться самыми непримиримыми вынудило Ленина написать брошюру против избыточной "бескомпромиссности" некоторых западноевропейских коммунистов - "Детская болезнь "левизны" в коммунизме". С 1922 года начались попытки создания более радикального IV-го Интернационала.
Вскоре наметились новые расхождения в РКП(б). В течение трёх лет эти споры выглядели, как очередная дискуссия. Однако дебаты затронули принципы формирования руководства, и в этом стороны конфликта не смогли примириться.
Исходя из более поздних представлений о троцкизме, многие считали позицию Троцкого крайне левой. Однако даже XIII-я конферениция в январе 1924 года не стала обвинять оппозицию в чрезмерной "левизне". Напротив, сторонников Троцкого обвиняли в "мелкобуржуазности".
Претензии на радикальность прозвучали со стороны следующей оппозиции, возглавлявшейся Каменевым и Зиновьевым. Именно "ленинградская оппозиция" стала рассуждать о потребности в справедливости, об усилении борьбы против частного капитала и кулаков и о решающей роли революций в развитых капиталистических странах.
Однако демонстративная левизна Зиновьева соседствовала с вполне умеренными взглядами Сокольникова. Многие члены РКП(б) хорошо видели разношерстность "новой оппозиции".
Ещё более пёстрой оказалась фракция, образовавшаяся после объединения троцкистов, "зиновьевцев" и "сапроновцев". В рамках этого блока левые идеи получили более широкое распространение. Они были направлены против союза советских профсоюзов и британских тред-юнионов, против сближения китайских коммунистов и левых националистов, против "кулацких" взглядов Бухарина.
В рамках сближения с Зиновьевым Троцкий более активно выступил против идеи построения социализма в одной стране. Кроме того, объединённая оппозиция усвоила теорию "перманентной революции". Однако последний публичный протест, организованный троцкистами 7 ноября 1927 года, полностью провалился.
Объединение разнородных фракций рухнуло под мощным политическим давлением ЦК ВКП(б). Исключённые из партии оппозиционеры, часть из которых была арестована, постепенно начали писать покаянные письма и признавать свои ошибки.
Немногочисленная левая оппозиция растаяла на глазах. В течение нескольких лет от неё остались только отдельные лидеры и их ближайшие единомышленники. Дальнейшая судьба троцкизма была связана с коммунистами, находившимися вне СССР. В чём-то они были даже "радикальнее" самого Троцкого.
Более сложным было размежевание среди левого движения. Его триумфом были победы народных фронтов во Франции и Испании в 1936 году. Однако этот успех продолжался совсем недолго. Победы фашистов сделали невозможным легальное существование сколько-нибудь умеренных и социалистических партий.
В условиях нарастания угрозы нацизма многие левые и даже либералы возлагали надежды на поддержку СССР. Заключение советско-германских договоров о ненападении и о границе привело к разочарованиям в просоветском лагере.
Новый всплеск надежд вызвали победы Красной Армии на фронтах Великой Отечественной войны. Авторитет СССР вырос настолько, что никого не удивляли контакты между советскими и британскими профсоюзами. Но очередной взлёт левых социалистических партий был остановлен "холодной войной" с различными вариантами макартизма.
Впоследствии единство просоветского лагеря прошло через серьёзное испытание в виде разоблачения "культа личности" и венгерских событий 1956 года. Это привело к разрыву между коммунистами и некоторыми левыми социалистами.
Более масштабным расколом сопровождался советско-китайский конфликт. Он привёл к образованию десятков маоистских движений и групп. Во многих странах приходилось считаться с конкуренцией нескольких коммунистических партий.
Положение коммунистов усугубилось после чехословацких событий 1968 года, когда действия Советского Союза вызвали недовольство со стороны компартий некоторых европейских стран. Авторитет КПСС несколько упал.
Развернувшиеся в 1960-х годах выступления западноевропейских и американских студентов отличались разнообразием политических пристрастий. Многие из них опирались на идеи бывшего социал-демократа Маркузе, бывшего коммуниста Гароди и анархиста Хомского. Компартиям редко удавалось возглавить бунтующую молодёжь.
Впоследствии протесты утратили социальную окраску. На первое место выходили парламентские, пацифистские, экологические и этические соображения. С прекращением войны во Вьетнаме, свержением Альенде и завершением деколонизации в Африке уличные выступления утратили прежнюю остроту. Радикализмом стали считаться захваты самолётов, взрывы автобусов и развешивание плакатов на супертанкерах.
Отрицание "ценностей современного общества" сменилось признанием сложившихся правил. Противодействие властям чаще всего не шло дальше голосования за весьма умеренную оппозицию. Постепенно приверженность социалистическим взглядам перестала восприниматься, как признак "левизны".
В рамках Советского Союза политическая система становилась всё более однородной, целиком завися от указаний политического руководства страны. Левый и правый фланги системы существовали в виде плохо организованных групп, чьё присутствие иногда ощущалось только в местах заключения. Можно было говорить только о колебаниях между более "левым" Хрущевым и более "правым" Брежневым.
"Перестройка", казалось, создала все условия для политического разнообразия. Впервые за 70 лет были созданы новые партии различной направленности.
Питательной средой для этого разнообразия стала распавшаяся КПСС. Казалось бы, на такой основе должны были возникать преимущественно социалистические организации.
На первых порах было даже принято противопоставлять "левых" демократов "правым" партаппаратчикам. Однако на практике борьба с коммунистическим наследием превратила большинство приватизаторов в сторонников консервативного курса.
По всем республикам, появившимся на месте распавшегося СССР, на первое место выходили сторонники возврата к досоветскому прошлому с неизбежным приобщением к умеренно-консервативным, клерикальным и даже - к монархическим и фашистским взглядам. В этом раскладе не нашлось места для сколько-нибудь "левых" представлений.
Часто звучавшие призывы к использованию скандинавского социал-демократического опыта никак не отразились на ходе "шоковых терапий". Партии, называвшие себя "коммунистическими", "социалистическими" и "большевистскими" чаще увлекались "патриотическими" лозунгами, чем попытками хоть как-то повторить советский опыт.
При этом условная "левизна" иногда прикрывала связи вполне капиталистического толка. Разговоры о социально ориентированной политике чаще всего заканчивались повышением пособий и пенсионного возраста.
Ситуация в Западной Европе и Северной Америке также не располагала к социалистическим преобразованиям. О посягательстве на частную собственность говорили только в рамках введения каких-нибудь санкций.
Призывы к ненасильственному сопротивлению истолковывались, как повод для замены неудобного кабинета. С благословения прессы выработалась схема допустимой радикализации: волонтер - активист - участник протеста - повстанец - защитник демократии. Итогом ненасильственных акций вполне могла стать бойня.
Береты с красной звездой и футболки с портретом Че Гевары превратились просто в стилистический штамп. Многих левых демонстрантов стали пренебрежительно "леваками", полагая, что от них ничего, кроме разбитых витрин, не дождёшься.
Весьма своеобразной стала позиция "зелёных" партий. Если на первых порах сторонников экологических движений воспринимали, как борцов против алчных корпораций, то в дальнейшем охранять среду обитания стали выборочно. В некоторых странах "зелёная" политика всё больше приобретала консервативный характер.
Типичным поворотом в судьбе условно "левых" партий стал переход от выражения чаяний большинства к защите прав меньшинств. Вопросы социальной справедливости уходили в тень "гендерного" равенства.
Даже вполне реальная борьба за расовое и национальное равноправие стала сводиться к отдельным медийным скандалам. Популярными стали призывы к "пропорциональному" применению силы. Находились оправдания даже для дебошей в Париже и Нью-Йорке.
Своеобразной левой традицией были демонстрации солидарности с жертвами тех или иных расправ. Однако с недавних пор сочувствие обеспечивалось только в тех местах, куда добирались журналисты наиболее крупных газет или телекомпаний. В результате наметилась определённая избирательность в сострадании.
Декларируемая левизна нисколько не мешала одним политикам заботиться преимущественно о пострадавших киевлянах, а другим - о жителях Донецка. Участники некоторых протестов поддержали даже воинствующих исламистов ХАМАСа, которые, наплевав на мнения иноверцев, вырезали преимущественно левых светских евреев и даже некоторых арабов. Никого не смутило, что некогда очень радикальный политик Гароди на склоне лет перешёл в ислам.
Утратив контроль над массовыми изданиями, левые организации всё чаще вынуждены полагаться на мнение хорошо финансируемых СМИ и социальных сетей. В этих условиях всё труднее отличить правящую либеральную группировку от радикального студенческого кружка. Неудивительно, что либералы из демократической партии США в глазах консерваторов выглядят, как организаторы социалистического заговора.
Даже понятие "либертарианство" утратило прежний сугубо анархический характер. На смену анархо-коммунистам пришли анархо-капиталисты, которые вполне смыкаются с защитниками свободной торговли. Своеобразным символом этого сумбура стала победа на президентских выборах в Аргентине "либертарианца" Хавьера Милея, люто ненавидящего марксистов и "левых" вообще.
Претензии на определённое место в политическом раскладе далеко не всегда подтверждаются на практике. Многие "левые" декларации часто напоминают иронические замечания из статьи Эренбурга "В центре Франции" 1928 года: "Ни речи, ни названия партий никак не определяют политических воззрений кандидата. Помещик именует себя "земледельцем", а владелец завода - "тружеником от станка". "Либеральный республиканец" - это значит роялист, "независимый радикал" - это значит умеренный консерватор, "свободный социалист" - это уже ровно ничего не значит: может быть - фашист, а может быть - просто неудачник."
Путаница на левом фланге только дополняет общее смешение привычных ориентиров. Партийный маскарад скрывает подлинные намерения его участников.
|
</> |