Лёха Андреев о трёх фантастических книгах детства

klf_kontakt — 15.07.2021 lexa в посте книги, которые подрывают вспоминает о книгах, которые повлияли на него в молодости и пробует описать, почему они повлияли. Интересно. Но я выдернул для перепоста только три фантастических книги. Об остальном в комментах.


Не уверен, что этот список будет кому-то полезен; у вас наверняка есть свой, совсем другой набор «влиятельных» произведений. Но возможно, вам будет интересно применить тот же метод анализа – и подумать, а что такого подрывного сделали эти произведения лично для вас (а не для каких-то френдов, по совету которых вы купили кучу других, ненужных книг).

Николай Носов, «Незнайка на Луне»

В детстве мне нравились многие книжки. Особенно если добавить не совсем детские, но всё равно приключенческие, как «Последний из могикан». Однако с Носовым особая история. Это действительно детская книга, очень весёлая и добрая – но с годами я постоянно натыкался на «взрослые» явления, которые в этой книге были доходчиво объяснены и остроумно высмеяны. Например, когда многие знакомые бросались делать «свой бизнес», а потом жаловались на проблемы – мне сразу слышалось, как Пончик рассказывает о своих неудачах в торговле солью. А бум интернет-стартапов напомнил историю про Общество Гигантских Растений: там наглядно показано, как устроена биржа ценных бумаг и в чём её «подводные камни».

Вообще было много неплохих советских книг для детей, сделанных подобным образом: про космос, про химию, биологию, математику. В тех книгах почти не было иллюстраций, однако их авторы отлично владели языком, и воображение читателя само дорисовывало всё, что нужно – иногда даже с собственным участием. С книгами Носова это получалось особенно хорошо: после чтения «Весёлой семейки» и «Дневника Коли Синицина» очень хотелось завести пчёл и инкубатор. Но «Незнайка на Луне» выделялся на фоне остального детского научопа: там рассказывалось про более опасные материи, такие как политика и экономика.

Иван Ефремов, «Лезвие бритвы»

В этой книге я впервые увидел красивое применение эволюционной теории в гуманитарной сфере: как возникает мода, традиции, культура вообще. До этого психологи, как и прочие гуманитарии, прочно ассоциировались у меня с трепачами. В принципе и сейчас большинство из них такие – но после Ефремова я понял, что можно иначе. Кстати, на религиозном Западе эти идеи были переизобретены только в конце XX века (что ярко демонстрирует русская «Википедия»: в статье «эволюционная психология» упоминаются только англоязычные авторы).

В «Туманности Андромеды» тоже много интересных находок. Однако ТА – книга про целое новое общество, что очень вдохновляет, но оставляет много вопросов о том, как появились такие особые люди. Думаю, именно поэтому Ефремов взялся за ЛБ – не так грандиозно, но ближе к отдельному человеку. В итоге он даже показал мне альтернативный взгляд на науку вообще – то, что я находил потом в «Порядке из хаоса» Пригожина, во «Фрактальной геометрии природы» Мандельброта, в книгах Оливера Сакса.

Наверное, в сфере научной фантастики Лем был помощнее Ефремова. Но при всей его грандиозности, ему всё-таки не хватало гармонии, какого-то света из другого полушария мозга; пан Станислав часто скатывался в типичный пессимизм рационального ума, приправленный ядовитым сарказмом. Потому и будущего, в котором хотелось бы жить, в книгах Лема не было. А у Ефремова – было.

Аркадий и Борис Стругацкие, «Гадкие лебеди»

Когда я жил в том самом интернате, над которым всегда идёт дождь, мы читали «Гадких лебедей» в самиздатовской распечатке и радовались: это про нас! А потом я закончил интернат и понял, что Стругацкие пишут совсем не то. Они не знали, чему учат нас мокрецы и что происходит потом с теми, кто научился управлять дождём. Стругацкие просто использовали эти образы, чтобы рассказать другую историю, свою личную.

А история у них всегда одна. В ней всегда есть Учитель, Прогрессор, Странник – в общем, куратор из спецслужб. Он всегда знает «как надо», хотя источник его знаний всегда в тумане. Элитный статус этого персонажа особенно проявляется на фоне второго любимого героя Стругацких, эдакого стрёмного Пионера под Дверью, который много размышляет, а на самом деле просто боится идти дальше (либо его бьёт по рукам Старшой). И, конечно, в этих пафосных мальчиковых тёрках нет места для «девок»: редкие женские персонажи у Стругацких имеют форму мебели, мелькающей на заднем плане. Ну а когда в биографии авторов ты добираешься до слов «мама-учительница», тут весь пазл и складывается.

Удивительно, как им удалось протащить этот детский комплекс советской интеллигенции через все романы, вплоть до «Бессильных мира сего», где всё повторяется буквально: вот великий учитель, который панически боится девочек, а вот трусливый ученик, который ничего не может. Но после взлома «Гадких лебедей» я уже понимал, как это работает – как писатель ловит тебя на книгу «про нас», а на самом деле впаривает тебе свои болячки. Заодно «Гадкие лебеди» дали мне иммунитет против унылых «учеников Стругацких», которые повылазили из всех щелей в 90-е, и до сих пор торгуют похожими болячками.

Оставить комментарий

Популярные посты: