Lady in Waiting: My Extraordinary Life in the Shadow of the Crown. Глава 4.

euro_royals — 02.02.2021

В мае мы с мамой переехали в Лондон, где остановились у Ба, так что мы смогли присутствовать на двенадцати репетициях церемонии коронации во второй половине мая в Вестминстерском аббатстве. Кэри была довольно мрачна, а мой отец был чрезвычайно горд и провожал нас с большим энтузиазмом.

Как потомственный Граф-маршал, герцог Норфолк уже отвечал за организацию коронации короля Георга VI, и, хотя у него имелся опыт, он ничего не оставлял на волю случая. У него было девяносто четыре диаграммы, каждая из которых изображала различные части церемонии, в которой была расписана каждая минута и каждое движение в течение этой минуты. Он даже предусмотрительно учел, что его лысую голову нужно будет припудрить несколько раз за этот день из-за съемок, которые будут делать телекамеры сверху. Было так много моментов, которые нужно было учесть и организовать, что в этих репетициях было задействовано очень много людей, включая Ричарда Димблби, комментатора Би-би-си, который должен был вести прямую трансляцию на всю страну. Он был настолько предан своему делу, что перед церемонией переехал на лодку, пришвартованную к Вестминстерскому пирсу, чтобы быть как можно ближе к аббатству.

Наша роль фрейлин заключалась в том, чтобы нести в процессии пурпурную бархатную мантию королевы с отделкой из горностая, длиной 21 фут. Мы шестеро шли прямо за королевой, за нами шествовала Правительница гардеробной, вдовствующая герцогиня Девонширская, сопровождаемая Хранителем гардероба, затем две камер-фрау - моя мать и графиня Юстон, а за ними четыре фрейлины. Роль моей матери была в основном церемониальной, но вдовствующая герцогиня Девонширская играла активную роль, потому что, как Правительница гардеробной должна была помогать 5-му маркизу Чамли, Лорду великому камергеру, с переодеванием королевы.

Маркиз Чамли был очень красивым мужчиной и, казалось, очень гордился своей внешностью - он всегда сидел прямо, склонив голову немного набок. Проблема была в том, что он совершенно не умел застегивать крючки и петли, вероятно, ему никогда не приходилось одеваться самому, не говоря уже о том, чтобы одевать кого-то другого. Герцог Норфолк неоднократно показывал ему, что делать, но все попытки заканчивались еще большей возней, а герцог все более раздражался. В конце концов герцог Норфолк приказал заменить крючки и петли на кнопки.

После коронации я спросила королеву, хорошо ли он застегнул платье сзади, и она ответила, что это было утомительно, потому что каждый раз, когда он застегивал кнопку, он довольно сильно ее толкал.

Как будто я никогда не была коммивояжером: вместо того, чтобы разворачивать керамическую посуду в магазинах по всей Америке, меня учили, как ходить, как стоять, как держать мантию и как двигаться за королевой, и расправлять мантию за ней на протяжении всей церемонии. Королева приняла участие в десятках репетиций, но, поскольку ей нужно было практиковать все моменты того дня, она приняла участие только в одной из заключительных репетиций с нами. В ее отсутствие мы ходили за герцогиней Норфолкской. Позже принц Чарльз рассказал мне, как он зашел в ее кабинет и увидел ее за столом с короной на голове. Когда он спросил, что она делает, она объяснила, что корона очень тяжелая, и она хотела бы привыкнуть к ней.

Одна репетиция, которую мы провели с ней, прошла в Букингемском дворце. Королева, которая ко всему относилась спокойно, задала множество важных вопросов герцогу Норфолку. Она ходила взад и вперед по Белой гостиной, и все мы следовали за ней. Вместо мантии на ней была занавеска.

К тому времени репетиции у нас были ежедневно в течение десяти дней, и мы всегда были в черных костюмах, поэтому, когда пришло мое платье, это было ужасно волнительно. Все шесть фрейлин были одеты в одинаковые платья от Нормана Хартнелла из шелка цвета слоновой кости с золотой вышивкой. У платьев не было подкладки, и это означало, что изнутри вышивка неприятно царапалась. Они также были очень тесными. Но, несмотря на это, они выглядели великолепно, и мы все были в восторге. Красивыми были и головные уборы: из золота и жемчуга, похожие на те, что сделали для подружек невесты королевы на ее свадьбе пятью годами ранее.

Хотя я много раз примеряла это платье, в первый раз я надела его на продолжительное время на последней репетиции в Вестминстерском аббатстве. Герцог Норфолк сказал всем нам надеть их, но прикрывать, чтобы дизайн оставался в секрете. К сожалению, в конце репетиции я спускалась по ступенькам, и ветер раздул мою шаль, открыв платье. В тот момент я не осознавала, что фотографы прячутся на ступенях, пока на следующий день моя фотография не появилась на первых полосах газет с такими заголовками, как «Она не знала, что это секрет». Я была в ужасе и сразу же подумала, что герцог Норфолк позвонит и выгонит меня. К моему облегчению, такого телефонного звонка не последовало, и герцог никогда об этом не упоминал.

За несколько дней до коронации мои сестры приехали в Лондон и поселились у Ба, которая изо всех сил старалась не дать им почувствовать себя не у дел. Квартира была недостаточно большой для всех нас, и, будучи занятой репетициями, моя мама слишком поздно подумала о том, чтобы забронировать номер в отеле - и все гостиницы в Лондоне оказались уже забронированными. Вместо этого мы поселились у моего троюродного деда Джека в его квартире, удобно расположенной на Беркли-сквер, недалеко от Букингемского дворца. К сожалению, там была только одна спальня, которую заняла моя мама. Мне пришлось спать на матрасе на полу, а деду Джеку пришлось вообще съехать. Он привык принимать в жизни и шипы и розы: будучи камергером королевы Марии он сопровождал ее по загородным резиденциям, нехотя вырубая деревья и плющ, а она с большим энтузиазмом наставляла его.

Пока я спала на полу, в последний момент мать Мойры Гамильтон лихорадочно красила коричневые сандалии для своей дочери в золотой цвет, так как не смогла найти золотые, которые подошли бы по размеру большой ноге Мойры.

За день до коронации паж из Букингемского дворца доставил бриллиантовую брошь в виде букв ER, написанных почерком королевы, с запиской от нее самой, где она просила меня надеть брошь в день коронации. Я почувствовала еще один прилив возбуждения, полностью осознавая, как мне повезло быть частью истории.

В ту ночь я почти не спала - я была слишком взволнована, нервничала, и условия, в которых я спала, тоже этому не способствовали. Я смотрела, как рассвет проникает в комнату и освещает мое платье, которое висело в углу. После нескольких часов, когда я лежала в одиночестве, представляя, каким будет предстоящий день, прокручивая все инструкции в своей голове, беспокоясь о том, как бы не сделать ошибку, настало утро, и начались приготовления.

К 5 часам утра маленькая квартирка была забита людьми, накладывавшими невероятное количество грима на меня и мою маму, чтобы мы выглядели нормально при ярком освещении телевидения. При дневном свете мы обе выглядели странно с румянами, такими же красными, как наша помада, и подведенными черным бровями, как у Джорджа Роби, который изображал в пантомимах женщин. Когда приехала парикмахер, она настояла на том, чтобы завить мне волосы, на что ушло много времени, и когда я посмотрела в зеркало, я пришла в ужас и подумала: «О боже, я похожа на овцу».

За окном было серо. Всю ночь шел дождь, и было прохладно - в сводке погоды говорилось, что с 12 градусами тепла это будет самый холодный июньский день за сто лет.

Мысль о том, что за происходящим наблюдают миллионы людей, просто ужасала. Я слишком нервничала, чтобы что-нибудь есть. Тем временем моя мать отправилась в Букингемский дворец на завтрак, позже она должна была присоединиться к графине Юстон в одном из экипажей, направляющихся в аббатство. Через несколько минут после ее ухода приехала машина, чтобы отвезти меня в Вестминстерское аббатство. Поездка была одними из самых сюрреалистических пятнадцати минут моей жизни. Лондон представлял собой необыкновенное зрелище, улицы были полны невероятно радостными людьми, сидящими или стоящими под проливным дождем. После безнадежности послевоенных лет это было особенно невероятное зрелище. Известие о том, что Эдмунд Хиллари достиг вершины Эвереста ранее этим утром, сделало этот день еще более примечательным и добавило радостного возбуждения. Хиллари взошел на Эверест! - провозглашали ожидающие толпы. [На самом деле Хиллари и Тенцинг Норгей достигли вершины в 11.30 утра 29 мая, но новость руководством экспедиции решено было придержать до коронации.] Когда машина подъехала к аббатству, толпа приветствовала ее громкими возгласами, я нервно выбралась из нее, и меня быстро провели через дверь специально сделанной пристройки.

Когда я прибыла в аббатство, оно было относительно пустым: синие ковры чистили, герцог Норфолк был занят последними приготовлениями, а тысячи мест оставались пустыми еще час или около того. Ричард Димблби, комментатор BBC, был там с рассвета, осматривая аббатство со своего место в трифории, как и мальчики-хористы, которые возились на своих местах. Я чувствовала их нервную энергию, осознавая, насколько близкой и в то же время далекой казалась реальность предстоящего дня. Рози Спенсер-Черчилль и Джейн Вейн-Темпест-Стюарт, которых выбрали главной парой фрейлин, отправились в Букингемский дворец, чтобы быть частью процессии королевы. Мы вчетвером, младшие фрейлины, стояли вместе, наблюдая, как аббатство наполняется. Хотя нам предложили сидячие места, там было так много стариков при полном параде, что мы чувствовали, что должны отдать им наши стулья. К аббатству шли пять процессий, которые сливались в одну в ходе церемонии, они состояли из премьер-министров Содружества, членов Королевской семьи и пэров с их регалиями, все в униформах и ярких одеждах. Аббатство было красиво освещено, телевизионное освещение создавало впечатление солнечного света, несмотря на унылую погоду на улице, поэтому витражи светились, и свет плясал на вышивках и украшениях.

Прибыла моя мать, а также Правительница гардеробной, вдовствующая герцогиня Девонширская. Ее невестка Дебо, герцогиня Девонширская, была одета в алую бархатную мантию восемнадцатого века поверх шелкового платья цвета слоновой кости с глубоким вырезом, которое, по словам моей матери, герцогиня нашла в сундуке в Чатсуорте и которое принадлежало Джорджиане Кавендиш, 5-й герцогине, в свое время известной как «Императрица моды». Несмотря на то, что ему было двести лет, оно не выглядело неуместным в той обстановке и по случаю, который казался вневременным.

Когда прибыли Рози и Джейн, мы шестеро ждали вместе у крыльца, готовые встретить королеву. Нам выдали пузырьки с нюхательной солью, которые каждая спрятала в длинных белых перчатках. К сожалению, когда архиепископ Кентерберийский подошел ко всем нам, Рози слишком сильно пожала ему руку и каким-то образом раздавила свой флакон. Распространился ужасный запах. "Боже мой!" - воскликнул архиепископ. - "Что вы наделали?" После чего мы все захихикали. Ему это совсем не показалось смешным, он вытер руки платком и исчез.

Меня часто спрашивали, нервничала ли королева. Нет, она была такой же спокойной, как всегда. Она точно знала, что делать. Она видела, как короновали ее отца, и, хотя она была довольно юной, я уверена, что она все запомнила.

Когда должно было начаться освящение Святых даров, меня начало шатать. Осознавая, что рискую испортить церемонию, я раздавила пузырек с нюхательной солью. К моему отчаянию, это не произвело особого эффекта. Не помогло и отчаянное шевеление пальцами ног, у меня была только одна мысль: я не должна упасть в обморок, я не должна упасть в обморок, потому что я знала, что за мной наблюдают миллионы - миллиарды людей. Я цеплялась за мысль, что не могу упасть в обморок перед всей Британской империей. Когда я раскачивалась, это заметила Джейн Вейн-Темпест-Стюарт и, к счастью, - герольдмейстер Палаты лордов, который спокойно и осторожно обнял меня, сказав опереться на колонну рядом с нами. Бог его знает, что творилось в голове бедняги. Герольдмейстером был генерал-лейтенант, сэр Брайан Хоррокс, неоднократный герой войны, которого Эйзенхауэр описывал как выдающегося британского генерала под началом Монтгомери, и вот он надеется, что не даст мне упасть в обморок и устроить сцену. Какие бы сражения он ни помогал выиграть в пустыне во Второй мировой войне, он, безусловно, спас тот день для меня. Он держал меня, пока мне не стало лучше к нашему взаимному облегчению

В Букингемском дворце царило такое же волнение, какое было в Вестминстерском аббатстве, но обстановка была заметно более расслабленной. Хотя она все еще была формальной, не было ощущения, что целая нация затаила дыхание, а без телекамер получать удовольствие от происходящего было легче. Роль фрейлины по-прежнему была большой привилегией, потому что оставаться рядом с королевой означало, что мы могли увидеть всех.

Принца Чарльза и принцессу Анну провели к королеве, и они тут же залезли ей под платье. Королева нисколько не возражала. Она ликовала, хотя, когда она сняла корону и поставила ее на предназначенный для этого стол, принц Чарльз устремился к ней, схватив ее с большим энтузиазмом. Кто-то - это могла быть моя мать - забрал корону из цепких лапок предполагаемого престолонаследника и поставил ее обратно на стол.

Как и в аббатстве, время бежало само собой. Вскоре я и другие фрейлины шли за королевой по одному из длинных и широких коридоров дворца, чтобы сфотографироваться. Королева была так взволнована, что побежала, и мы все побежали за ней. Так же спонтанно она села на красный диван в галерее, ее платье поднялось волнами и опустилось. Мы сели рядом с ней, и когда она от радости начала болтать ногами в воздухе, мы сделали то же самое. Это был очень счастливый момент.

Но в то время пока мы наслаждались происходящим, неофициальный фильм, заказанный королевой, запечатлел принцессу Маргарет, которая выглядела несчастной. Несколько лет спустя я заговорила с ней об этом. «Конечно, я выглядела грустной, Энн", - сказала она. - "Я только что потеряла своего любимого отца, и в действительности я только что потеряла и свою сестру, потому что ей предстояло много работать, и она уже переехала в Букингемский дворец, так что мы оставались только вдвоём - я и королева-мать".

Ни принцесса Маргарет, ни кто-либо другой не знали, что менее чем через две недели после коронации ее собственные надежды рухнут, когда пресса предположит, - и это окажется правдой, - что она влюблена в конюшего своего покойного отца, полковника авиации Питера Таунсенда. Питер Таунсенд был отважным героем войны, на шестнадцать лет старше ее, и после того, как заметили, что она снимает ворсинку с его формы возле Вестминстерского аббатства ранее в тот день, пресса не оставляла ее в покое. Это вызвало скандал, который потряс монархию и разделил нацию.

Герцог Эдинбургский хотел, чтобы его друг Барон [Стерлинг Генри Наум] сделал фотографии, но королеве-матери очень нравился Сесил Битон, поэтому она взяла верх. Герцог устроил много шума, снова начал распоряжаться и указывал нам, где стоять и когда улыбаться. Сесил Битон был очень властным за фотокамерой. Было хорошо известно, что он не любит, когда лезут с комментариями, и чем больше герцог Эдинбургский пытался высказывать свое мнение, тем более раздражительным он становился. Герцог продолжал настаивать, либо не понимая, либо не обращая внимания на то, что мешает фотографу, и в конце концов Сесил Битон резко ему ответил. Он положил камеру, взглянул на герцога Эдинбургского и сказал: «Сэр, если вы хотите сделать снимки, пожалуйста, делайте". Затем он указал на камеру и пошел прочь. Королева была в ужасе, как и королева-мать, и, поняв, что он зашел слишком далеко, герцог Эдинбургский отошел.

Была вторая половина дня, когда я покинула дворец, но я не могла не вернуться туда. Зная, что королева выйдет на балкон, чтобы еще раз поприветствовать толпу после ужина, я уговорила подругу пойти со мной и присоединиться к толпе. Всего несколько часов назад я стояла на балконе рядом с королевой, и было странно быть одной из толпы, в своей фетровой юбке, махать ей и приветствовать ее радостными криками, но оторваться было невозможно. Королева, конечно, не знала, что я была там - кажется, я рассказала ей об этом потом - но мы стояли и кричали ей, когда она появилась в вечернем платье, чувствуя, как крики толпы проходят сквозь нас.

Мой день на этом не закончился, но принял еще более странный поворот. Всем придворным было поручено заботиться об иностранных гостях: на попечении моего отца была королева Греции Фредерика, которую он сразу же нашёл замечательной, а моему дяде майору Тому Харви, который в то время был дополнительным церемониймейстером при дворе Королевы-матери, достались шейх Салман ибн Хамад ибн Иса Аль Халифа, правитель Бахрейна, и шейх Абдалла ас-Салем аль-Мубарак ас-Сабах, правитель Кувейта

Дядя Том решил отвезти их в клуб 400, прокуренный и тускло освещенный ночной клуб на Лестер-сквер. Всю ночь там играли музыкальные группы, а на рассвете подавали завтрак. Каждая купленная бутылка алкоголя помечалась именем гостя и сохранялась до следующего посещения, если оставалась недопитой. Это было место для высшего общества, которое приходило сюда, устраивалось на бархатных сиденьях и выпивало до утра.

Поскольку он был так популярен среди английской аристократии, дядя Том подумал, что он понравится и шейхам, и попросил меня помочь ему развлечь их. В преддверии коронации я представляла себе все яркие моменты дня, но не ожидала, что закончу его в темном прокуренном клубе с двумя шейхами, чувствуя себя не в своей тарелке и пытаясь завязать разговор.

Невозможно было сказать, что нравилось ли им там, потому что выражения их лиц почти ничего не говорили. Они не танцевали и не пили, что, как рассчитывал дядя Том, они будут делать, так что мы сидели, быстро теряя идеи, как бы их развлечь. Они подарили нам дорогие золотые часы, что было очень щедро. Я не привыкла к таким подаркам и робко приняла их, опасаясь, что мы не смогли достойно их развлечь вечером.

Когда я заснула той ночью на полу в квартире дяди Джека, было трудно представить, что все это действительно произошло. Я знала только, что буду дорожить этими воспоминаниями всю оставшуюся жизнь.

Глава посвящена коронации. Я выбросила из неё описания самой церемонии. Если интересно, то коронация есть целиком на ЮТ.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив