Кстати, о птичках

bydylai — 15.12.2012 Господь Бог, сотворяя август месяц, думал, - ба, забавная получилась штуковина. Если присочинить к нему каких-нибудь человеков, загнать их жить в бетонные коробки, укрытые, к примеру, листовым железом, - широкие откроются перспективы. Люди смогут печь яблочные пироги, да-да, самые настоящие яблочные пироги, просто равномерно размазывая тесто по поверхности крыш.
Впрочем, потом он изменил планы августовских предназначений: придумал сковороду, газовые плиты, институт брака и множество всяких других ненужных вещей, способных заставить человека начисто забыть не только о яблочных пирогах, но и о том, что там себе измышлял Господь Бог.

Той августовской ночью я плавился у себя дома, пытаясь выкапать на лист бумаги хотя бы несколько сальных пятен раздела мозга, отвечающего за непроизвольные сокращения лицевых и гортанных мышц. Ну да, конечно же: работа у нас такая, тосковать над бумагой: юмор, шутки, любое непринужденное и естественное веселье - в розницу и оптом, под заказ.
Под окнами, в узком тоннеле нависающих тучными гроздьями застеклено- расширенных балконов, парочка молодых - явно приехавших из сельской местности людей, пыталась разглядеть небо и громко сетовала на тусклую пыльность городских звезд.
Например, - думаю, - пусть будет
"- Любимая, я подарю тебе эту звезду!
- Любимый, лучше подари мне митсубиси - аутлендер..."
Плохая получилась шутка, быть может - в рекламу? Митсубиси - ээээ, затмевает звезды?

И в этот самый момент мне позвонил Бородач.
- Послушай, друг, - говорит он, голосом раздраженным и пересохшим, как субботнее утро среднестатистического московского клерка. - Вернее, представь гипотетическую ситуацию: если, например, какой-нибудь идиот подобрал больного голубя и выходил его, то что будет дальше? Улетит ли он, благодарно махнув на прощание крылом или мне до конца жизни придется выгребать за ним дерьмо?
- Соблюдая конспирацию гипотетичности, хотелось бы спросить, - как вообще тебя угораздило разжиться голубем? - спрашиваю я.

- Встречался с товарищем. - говорит он. - Товарищ как раз вернулся из мест исправления лишений наказаний свободы... Впрочем, нет, с похмелья мне это все равно не выговорить: короче, он только отсидел. Мы не собирались пить много, тем более - пить столько, но... Когда я проснулся в третий раз за сутки, то обнаружил себя дома, а рядом, на спине дивана, примостился сопливый и трясущийся, что твоя стиральная машинка, падший ангел. Ну, - думаю, - это точно за мной. И еще я подумал, что ангелы и должны быть такими, потому что другим на этой грешной земле просто нет места быть.
А когда я окончательно проспался, ангел превратился в больного голубя. Не выкидывать же птицу, взялся лечить.
- Прекрасно тебя понимаю, - сочувствую ему. - Я и сам, бывало, хорошенько выпив, засыпал в обнимку с ангелом, а проснувшись - с ужасом обнаруживал рядом невероятнейшие исчадия ада, вплоть до собственной бывшей жены.
А про голубя... Можешь даже и не думать, если не сдохнет - то обязательно улетит.

Через неделю мы привычно встретились с ним в ближайшем питейном заведении для того, чтоб слегка закусить и поэкспериментировать с теоретическими изысканиями Энштейна в области возможных невероятностей. Например, если вот сейчас, подсесть к тем двум - черненькой и беленькой, какова вероятность того, что утром заспанный таксист получит устало-растрепанный хлеб насущный, с неприятным осознанием того, что хоть у кого-то жизнь удалась?
- Послушай, - мрачно заявляет Бородач. - Если тебе когда-нибудь доведется писать про птиц, пусть даже тебе будут платить по десять центов за слово, утоли свою жажду стяжательства из родника чистейших истин. Напиши только основное, например:
"Птицы жрут.
Птицы гадят.
Птицы жрут и гадят куда больше, чем вы способны представить.
Нет, вы все равно представили мало".
- Голубь, блин. Птица мира, блин. Жрет и это самое, и снова жрет. Впрочем, какие птицы - такой и мир. - с тяжелым вздохом добавляет он, и выливает рюмку водки куда-то вглубь обширной своей бороды.

- Так и живем - говорит он. - Васькой назвал: удивительная птица. Поселилась жить в ванной. Утром, пока я боюсь своего отражения в зеркале и угрожаю ему бритвой в ответ, она настойчиво кусается за ноги, намекая на то, что пора бы поиметь совесть и проявить заботу о братьях своих меньших, например, насыпав им корма. Поев, становится заносчива, горделива и неприступна.
- Что? - возмущается она попыткам вытащить ее из под ванной. – Мон шер ами, совсем долбанулись? Мы с вами, между прочим, бланманже на брудершафт не клевали: оставьте ваши вольности при себе. Я себя не на помойке нашла: я птица гордая, свободная и независимая. Руки убрал, кому говорю!
Вытаскиваю из под ванной, подношу ее к окну. – Кстати, - говорю. – Довлатова читала? Ну, про то, что нужно найти своих и успокоиться? Видишь, возле мусорных баков стая птиц? Не пойму, слаб стал глазами - это павлины? А может - твои? Успокоилась?
Она перестает брыкаться, но потом весь день раздраженно курлычет на тему, что настоящий джентльмен никогда, ни за что, и, ни при каких обстоятельствах не должен напоминать даме о будущем ее прошлом.

- Напиши Роман с Птицей, - говорю ему я. - Не давай пропасть добру зря: все самые красивые истории, в конечном счете, складываются из куч какого-нибудь дерьма.

Дня через три я решил зайти к нему в гости. Посреди комнаты, начисто лишенной характерных признаков семейного уюта, заставляющих мужчину проводить большую часть своего времени где-нибудь на работе или в гаражах, чуть подволакивая правое крыло, скакала самого что ни на есть нахального вида птица.
А он, сидя в кресле, громко с выражением читал ей рецептурную книгу, - ощипанные и выпотрошенные тушки голубей тщательно промыть. Мясо с грудки отделить от костей, нашпиговать тонкими брусочками шпика, посолить. Положить в растопленное сливочное масло...
- Алло, Бородач, - говорю ему я. - Смотрю, ты наконец-то понял, что следует делать со всякими назойливыми пташками?
- Если бы, - отвечает он. - Понимаешь, это только снаружи она типичная голубка: перья, крылья, клюв. Но экзистенциально она совсем-совсем как человек: у нее куриные мозги, сучьи повадки и абсолютно свинские представления о благодарности.
Крайние дни я переселил ее на балкон, там к ней прилетает какой-то жгуче сизый брюнет. Мне он не по душе, рожа наглая, лоснящаяся, ухоженная, сам какой-то квадратный: того и гляди хлопнет крылом по плечу, мол, чем дышишь, кто по жизни есть? Или спросит, - а что, папаша, закурить у тебя не найдется?
Видал я на своем веку такие порождения свального греха свобод девяностых и путинского принципата нулевых. В гробах – белых тапочках, и в думе, в белых галстучках.
- Человек, прячущий свое истинное лицо за маской похмельной небритости, - говорю ему я. - Мы все прекрасно помним ту историю, после которой ты решил, что твое сердце разбито навсегда. Вот уже шесть лет ты закаляешь дух босыми плясками на его осколках, и есть мнение, что вовлекать в этот прекрасный сольный танец всяких безгрешных божих тварей - есть не очень хорошо.
Хватит страдать, будь мужиком. Расшвыряй носки. Ляг на диван, включи телевизор.
- Не могу, - говорит он. - Мне нужно идти за кормом для птицы. Ты не представляешь даже, сколько она жрет.
- Да что там идти - говорю я. - Магазин под домом. Могу сбегать, заодно прикуплю какое-нибудь лекарство от доброго утра, посидим...
- Нет, - отвечает он. - Птице нужен специальный корм и лекарства, которые продаются лишь в ветеринарной аптеке. Извини.


Жизнь текла своим чередом: проливалась дождями, рычала и кашляла простуженным краном по утрам, капала сосульками с козырьков балконов и струилась ручьями, смывая остатки долгой зимы.
Я окончательно погряз в тоске безудержного веселья работы, куда-то запропастился Бородач.
Мы случайно столкнулись с ним в августе на городском рынке. После обмена традиционным любезностями, как дела - как дела, я спросил: ну, что? Как там поживает твоя птица?
- Дура, как есть. - сказал он. - Отказалась переезжать со мной, наотрез. Складывается такое впечатление, что она решила будто бы ее кормлю не я, а балкон.
- Такое часто бывает, - глубокомысленно заметил я. - Живешь ты с человеком, живешь, а потом оказывается, что живет он вовсе не с тобой, но с тем небольшим удобством, что ему от тебя до работы всего лишь две остановки на метро. Или, допустим... Хотя - стой. Какой переезд?
- Ну, ты понимаешь, - внезапно смутился он. - Я и Саша. Ну, та, из ветеринарной аптеки... Мы решили, что...

Говорят, что создавая месяц август господь бог думал исключительно о яблочных пирогах,томящихся на раскаленном листовом железе крыш, но потом, внезапно, изменил планы закрепленных за ним предназначений.
Судя по всему, он вообще обладает весьма и весьма нетривиальным мышлением, разгадать которое, слава ему же, нет никакой возможности, но интересно - о чем же он все-таки думал, когда создавал птиц?

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив