Кровавый режим и Новый год

Очень может быть, что я сейчас скажу наивное, а то и крамольное. Просто предупреждаю: как в театре перед спектаклем предупреждают о присутствии ненормативной лексики. И прошу: прочитайте целиком, я же раз в сто лет пишу о политике. Переубедите меня, в конце концов.
Три дня назад, то есть до всяких митингов, Жужик заявил:— Весной будет война.
— С кем?
— Ну, революция. Под президентские выборы.
Я ему сказала, что это маловероятно. Тупо математически. Физически. Физико-энергетически. Ну не набрать за оставшееся время (t) нужный объем масс (V) и не вскипятить до нужной температуры (T).
Жужик у нас в семье немножко дурачок. Параноик. Выживальщик. Слушает Кургиняна. Сидит на сайте КОБ. Готовится к третьей мировой. Я над ним потешаюсь, он меня осуждает. Короче, о политике и обществе мы только ссоримся. А сегодня в пять утра впервые пришли к частичному консенсусу. Может, на что-то и хватит V и T.
Жужик рано лег спать и проспал весь митинг. А я, совершенно потрясенная, читала, что пишут в новостях и на Фейсбуке. Потрясение первое: семь тысяч человек. Это очень много. Потрясение второе: практически все мои молодые москвичи там были. Москвичи-хипстеры, москвичи-режиссеры, москвичи-артисты. От которых я не ожидала. Которые никогда со мной ни о какой борьбе сроду не говорили. Работали себе, напивались, любили кого-то, читали «Афишу», слушали инди-рок. А тут — бац! — и совершенно иная риторика. Они вдруг стали думать о «Единой России» и Навальном, да даже не думать — чувствовать. Потому что люди, идущие в толпе бок о бок братьями, идут скорее в едином чувстве, чем в единой мысли. Я не хочу сказать, что люди в толпе — тупые, слабо думают. Я хочу сказать, что чувство всегда сильнее, особенно групповое, особенно военно-групповое, невозможно ему сопротивляться. Это эйфория. Ты бы и рад соображать в этот момент, идя и скандируя, но испытываешь настолько больше, чем соображаешь, что какой там.
И вот читаю я, что мой друг и режиссер Злой мальчик только-только из центра, ролики выкладывает, вступает в оппозиционную группу в Контакте. Что красивая, веселая актриса Вилкова задержана и избита. Что однокурсник Антон, который до сих пор строго про кино да про кино, пишет вдруг о специальном чувстве, прекрасном, которое наступило для него там, со всеми, на площади. Многие, очень многие пишут с благодарностью именно о чувствах, о том, как приятно было увидеть знакомые лица, лица друзей. Это не просто гражданская активность и выдвижение рациональных требований, это любовь и счастье от того, что разделил с дорогими, умными, честными людьми общее важное серьезное не детское дело. Это иллюзия священной войны, которой у нашего поколения никогда не было — поэтому нам оно больше романтично, чем страшно. Это (позволю себе автоштамп) призыв — два в одном — и на войну, и на любовь.
Призыв такой мощный, что я вдруг ощутила, как неловко, как обидно быть сейчас не в Москве с товарищами, которые, оказывается, бойцы, а сидеть бабушкой у радио. Мне остро захотелось туда. Идти по улице, московской улице, которая мне не чужая, — идти воином. И тут я с ужасом поняла, что мой мотив — «с кем», вместо «за что», а это неправильно. Если бы я не прочитала, что все мои — там, да мне бы просто в голову не пришло! Потому что не за что. Не только мне — всем. Так что нихуя это не священная война, где ответ на вопрос «за что» ясен как божий день, и зубами буду грызть фашистскую гадюку и т.д.
Отступление. Идея о том, что мы живем при кровавом режиме, что партия жуликов и воров, что Путин охуел — существует где-то на периферии сознания у каждого россиянина, который бывает в Интернетах. То есть это такой мем. Норма по-своему. Часть мифологии повседневной жизни. Вроде как ¬— жена заебала. Ну, заебала и заебала, се ля ви: врёт, пилит, кормит говном. То есть 4 декабря в этом смысле ничего особенного не произошло. Импульса не было. Но почему-то ёбнуло: пассивный скепсис мутировал в активное возмущение. Люди, которые не ходили на Марши несогласных, взяли и пошли на поствыборный митинг.
В названии митинга и в его логике есть слово «против». Против того, что «Единая Россия» подтасовала результаты, и это как бы частный случай великого обмана. Против этого, но — за что? Вот, допустим, была бы такая прекрасная партия Икс, и все бы реально шли и голосовали за нее, а жулики украли бы у Икса и приписали себе. Вот тут всё было бы ясно, вставай и иди на митинг. Да даже Навальный, который люб народу, хули бы ему не замутить партию, а они бы его наебали, а мы бы защитили. Но он не замутил, просто безальтернативно кипятит, льет воду на мельницу. И люди идут на улицу из-за того, что у ЕР — 50 вместо объективных
Придет весна, победит Путин — и будет митинг понятно против чего — против него. Но — за кого? За обворованного Зюганова или дискриминированного Лимонова? Народ ненавидит одного — но кого он любит? Где ебаный нормальный вождь?
Я тупая, наверно, но я думаю, что все вожди этой весной будут ебаными и ненормальными. Да и не только этой весной. Вообще. Да и при чем тут они. Не вожди же единолично делают справедливое государство. Если бы добро и зло были так жестко персонифицированы, достаточно было бы просто физически убить Путина — и благодать хлынула бы на вымощенные плиткой тротуары Москвы, люди пали бы друг к другу на грудь, коррупционеры бы аннигилировались праздничным фейерверком, Медведев подрос на полметра и нашел друзей, даже в Твиттере, Спартак и ЦСКА замутили бы слияние и вместе отмудохали Зенит и все буржуйские клубы, скинхеды бы совокупились с таджичками, а те нарожали бы идеальных полукровок вообще без говна в голове. Словом, писать утопии легко и приятно.
Но, по-моему, люди не задумываются о том, что получится, если правда по-настоящему снести ненавидимую систему с прокуратором во главе. Они увлечены процессом. А процесс таков, что они чувствуют себя правыми. Смелыми. Честными. Со свободой воли. Людьми, короче. И еще они чувствуют себя все вместе. Это редкое счастье, так мало поводов для него. Да всего два: футбол и Новый год. В горе тоже все вместе. Когда взрывается, горит и тонет. Тут поводов у нас больше.
Но нельзя, нельзя, нельзя делать революцию ради Нового года. Впрочем, она всегда делается только так. И она всегда делается страшно. И она всегда делается молодыми, потому что им хочется чуда, они меньше лет назад перестали верить в Деда Мороза и меньше лет назад слушали Егора Летова и панковали, объединялись против гопоты и испытывали анархические приходы.
И — да — еще одно всегда. Всегда есть третья, заинтересованная в революции сила, которой — находясь в состоянии острейшего счастья, что наконец-то вот оно большое дело, поступок, движение, пассионарность! — просто не замечаешь.