.
Тут многие и стали замечать, как бы это сказать,
корреляцию.
За годы Гражданской большевики (оцените потерю политических
свобод от одного до десяти):
.
1) подмяли под себя Советы (в условном 1917 большевики в
Советах вообще-то не доминировали)
2) подавили свободу прессы, в т.ч. левой
4) всячески притесняли другие социалистические партии,
например, меньшевиков и эсеров.
.
И вот вроде странно это звучит: простой рабочий из Москвы
переживает за свободу прессы и свободу других партий — но многие
действительно за этим следили и считали это важным. Многие, более
того, знали от родственников и о положении дел в деревне.
И все эти люди делали два нехитрых логических шага: политика
большевиков нам не нравится, а большевики так себя ведут, поскольку
никто не может им помешать.
(Тут, наверно, стоит еще добавить, что многие рабочие и
революцию-то ведь поддержали потому, что хотели действительно
власти Советов, а не одной партии; хотели рабочего контроля на
заводах, а не карманных профсоюзов. В общем, еще и по факту
революции многие получили не то, на что рассчитывали)
.
Итог: в феврале по столицам прокатывается волна многотысячных
забастовок, митингов и демонстраций.
Требования рабочих примерно такие: отмена разверстки,
разрешение свободной торговли, отмена повышенных пайков для
“привилегированных”; прекращение репрессий против других
социалистических партий, свободные выборы в Советы.
.
Современники приводят фантастический эпизод, где в Москве к
толпе рабочих-металлургов обращается Ленин, спрашивая, неужели они
хотят, чтобы вернулись белые. На что "металлисты" отвечают — да кто
угодно, белые, черные, сам сатана, только вы бы вымелись.
Петроградская губчека (не зубчик, автозамена, нет) —
докладывает о “массе провокаторских слухов о близком конце
советской власти”.
.
Протесты в городах сильно большевистское правительство
пугают.
Одно дело — белые, или крестьяне. Другое дело рабочие, оплот и
твердыня советской власти.
Чтобы справиться, большевики пользуются известной формулой
кнута и пряника.
С одной стороны, разогоняют демонстрации, Чека сажает самых
активных протестующих; еще лидеров меньшевиков арестовывают типа
ВСЕХ (5 тысяч человек, включая полностью весь ЦК их партии) — как и
других социалистов.
.
Анархистка Эмма Гольдман, наблюдающая за этим с растущим
разочарованием, пишет: “Проходят массовые аресты. Обычное зрелище:
группа забастовщиков, которых чекисты ведут в тюрьму . Массовое
недовольство в городе. Слышала, что несколько профсоюзов
ликвидировали, а их активных членов арестовала Чека”
.
С .другой стороны, в города спешно свозят больше
продовольствия, увеличивают пайки, разрешают частную торговлю и
убирают заградительные отряды; заводы запускают.
К конце февраля протесты начинают идти на спад. И вот тут-то
пламя, казалось бы, затухающее, перекидывается на Кронштадт.
.
3. Штурм первый
.
В двух словах о месте действия.
Кронштадт в то время — это город, крепость и база Балтийского
флота в одном лице.
Крепость там стояла давно, еще с петровских времен (остров
Котлин, на котором Кронштадт расположен, очень удачно прикрывает
Санкт-Петербург).
В 1921 стены и бастионы были уже не петровские, конечно, а
новенькие и зубастые: их после Крымской войны перестроил сам Эдуард
Тотлебен, талантливый военный инженер.
.
Примерно половина от 50-тысячного населения Кронштадта —
военные моряки. Оставшиеся жители тоже так или иначе с флотом были
связаны (например, работали на верфях).
.
Кронштадтцы сыграли важную роль в революции (тут достаточно
вспомнить советские фильмы о Гражданской войне, где обязательно
есть революционные матросы: так вот, матросы эти обычно из
Кронштадта)
Моряки Балтфлота активно участвовали в октябрьских событиях
1917, сражались в Гражданской, всегда были самыми мотивированными и
самыми преданными революции бойцами. Троцкий не даром называл их
“красой и гордостью революции”.
.
И конечно, очень характерно, что к февралю 1921 именно “краса
и гордость революции” и переживала наибольшее разочарование. Моряки
видели, что творилось в Петрограде, страдали от проблем с
продовольствием и топливом; уезжая на побывку в деревни — а многие
были из крестьян — смотрели на разверстку и слушали жалобы своих
родных.
Политически морякам очень не нравилась диктатура большевиков.
Они даже изобрели для нее занятный ругательный термин —
комиссародержавие, эдакий кадавр из “комиссара” и
“самодержавия”.
.
26 февраля, услышав о забастовках в Петрограде, кронштадтцы
отправили в город делегацию — разобраться, что там происходит.
Вернувшись через два дня, делегаты расписали обстановку, не жалея
черной краски.
Петроградские события оказались той самой последней
каплей.
.
Команды двух линкоров — “Петропавловска” и “Севастополя” —
устроили митинг, на котором выдвинули резолюцию, эдакий список
требований к власти.
Краткое содержание ее таково:
новые выборы в Советы, свободные и без партийного контроля; свобода
слова; освобождение из тюрем представителей всех левых партий и
всех участников рабочих и крестьянских выступлений; пересмотр дел
всех заключенных концлагерей; отмена разверстки; роспуск
заградительных отрядов; отмена политотделов и вообще всех примет
диктатуры большевистской партии; отмена повышенных пайков.
.
Итак, кронштадтцы, по сути, выступили за Советы, но против
диктатуры большевиков.
Их симпатии по-прежнему были на стороне революции и
социалистических партий — но им категорически не нравилось, куда
эта революция привела.
.
1 марта на Якорной площади собрался многолюдный митинг, где
резолюция была зачитана вслух и одобрена большинством
присутствующих.
Там же, на этом митинге, моряков попытались усмирить
представители партии: перед ними выступил Михаил Калинин,
председатель ВЦИК, и Николай Кузьмин, комиссар Балтфлота.
Калинина высмеяли и прогнали, Кузьмина посадили под арест.
.
Дальше кронштадтцы действовали не менее решительно. Они
выбрали правительство, Временный революционный комитет — его
возглавил Степан Петриченко (писарь с “Петропавловска”, из
крестьян, с очевидными симпатиями к анархизму). Взяли под контроль
город, крепость и корабли. Всех большевиков препроводили в тюрьму.
Даже издание свое организовали — “Известия ВРК” — где печатали
воззвания и объясняли свои цели и мотивы.
.
Вставал, конечно, вопрос, какая у восставших стратегия, и
тут-то возникла проблема. Военспецы, бывшие в крепости — в
частности, наш с вами генерал Козловский — не только поддержали
восстание, но и предложили программу.
Идея была такая: действовать на опережение, пока большевики в
растерянности. Захватить береговые форты в Сестрорецке и в
Ораниенбауме, затем двинуться на Петроград: решительные действия
наверняка запустили бы всеобщее восстание в городе, а затем и в
стране.
.
4. Штурм первый
.
Военспецы хорошую (с военной т.з.) стратегию.
Но ВРК напрочь ее отмел: конштадтцы не видели себя
мятежниками, не хотели воевать с правительством. Свои действия они
считали чем-то вроде политической демонстрации. Отсюда строилась и
логика их поведения: активно призывать к всеобщему восстанию (для
этого они использовали не только газету, но и мощные корабельные
радиостанции) и, в общем-то, ждать.
На дворе стоял март, вот-вот должен был растаять лед — и тогда
Кронштадт сделался бы полностью неприступным.
.
Кронштадтцы были уверены, что всеобщее восстание последует
непременно, и большевики будут вынуждены пойти навстречу народным
требованиям — а то и вовсе будут сметены “девятым валом” народной
революции (это я почти дословно цитирую “Известия ВРК”).
Итак, кронштадтцы выбрали типичную оборонительную
стратегию.
.
У большевиков в Петрограде и в Москве царила форменная паника.
Крестьянские бунты пережить было можно. Забастовки рабочих
тоже.
А вот Кронштадт был смертельно опасен: с него действительно
могло начаться всеобщее восстание.
Отсюда удивительная, в общем-то, по своей бескомпромиссности
позиция.
.
Большевики с самого начала отказываются вести с кронштадтцами
переговоры и выслушивать их требования (кронштадтскую делегацию,
прибывшую в Петроград, попросту арестовывают).
В Петрограде и вокруг объявляют военное положение. Семьи
кронштадтцев берут в заложники.
Само восстание с первого же дня начинают всячески полоскать в
пропаганде, не жалея самых фантастических выдумок.
“Белогвардейско-эсеровский” мятеж, американско-парижско-берлинское
(?) подстрекательство, и матросы-то нынешние совсем не те герои,
что в 1917, а всякие свеженабранные смутьяны (статистика
убедительно показывает, что нет, те самые).
.
А еще большевики сразу начинают готовиться максимально быстро
и максимально жестко подавить восстание силой.
.
Стало быть, часики тикают. Того и гляди, растает лед, и
крепость будет не взять. Того и гляди, в Петрограде восстание
поддержат.
Кроме того, в Москве начал свою работу Х съезд партии —
хотелось к этому моменту с “мятежом” покончить.
.
И 7 марта большевики пошли на первый штурм. Командовал штурмом
Михаил Тухачевский, молодой, но многообещающий, его специально
прислали для того, чтобы справиться с восстанием.
Сперва крепость обстреляли (с тех самых береговых фортов) — но
никакого урона обстрел не причинил. После выдвинулась пехота, и вот
эта часть штурма была, конечно, чистым самоубийством.
Красноармейцам приходилось идти несколько километров по открытому
льду, где они были как на ладони. Разумеется, в таких условиях
огонь крепостной артиллерии атакующих уничтожал с легкостью.
.
Успеху не способствовала и низкая мотивация красноармейцев.
Многие уже устали воевать, многие не хотели воевать против своих
же; многие требованиям кронштадцев симпатизировали. Известно, что
581-й полк отказался, например, идти в атаку, несмотря на все
угрозы.
.
8 марта, понеся чудовищные потери, Красная армия отступила,
оставив усеянный трупами лед.
В Кронштадте, наоборот, штурм пережили относительно
легко.
Даже на 8 марта по радио выпустили поздравление женщинам в
честь праздника: “Скоро мы освободим вас от всех форм насилия! Да
здравствуют свободные революционные трудящиеся женщины!”
.
Однако часики тикали не только для большевиков. У
неприступного Кронштадта было одно уязвимое место — снабжение. С
каждым днем продуктов и медикаментов становилось все меньше. А
значит, с каждым днем вопрос, когда растает лед, когда поднимается
“девятый вал народной революции” становился все более насущным.
.\
5. Штурм второй
.
Первый штурм восставшие кронштадцы успешно отбили.
Дальше время вроде бы начинало работать на них: на дворе
стояла весна, лед того и гляди должен был растаять. С таянием льда
всякая угроза штурма для кронштадцев исчезала: по морю к ним
подобраться было никак нельзя.
.
В общем-то, когда говорят о Кронштадском восстании, на этот
момент чаще всего делают упор: мол, растаял бы лед, и все сложилось
бы по-другому, но вот выдалась холодная весна — и Красная армия
сумела подойти к крепости по льду.
.
Соображение это верное, но кое о чём всегда забывают. Время
работало не только на кронштадцев, но и против них.
.
Первая проблема: снабжение.
Кронштадт целиком зависел от поставок продовольствия. Когда
восстание началось, запасов — продуктов, медикаментов, топлива — в
городе было недели на две-три. Следовательно, чем дольше город
держал осаду, тем ближе была угроза, натурально, голода.
.
Первыми об этом подумали даже не сами кронштадцы (они слишком
оптимистично для того были настроены) — а эмигранты.
Тут надо сказать, что вся эмиграция, независимо от
политических взглядов, наблюдала за Кронштадским восстанием с
большим сочувствием.
Собственно, среди левых эмигрантов быстро созрел план помощи,
и несколько видных эсеров отправились в Ригу, чтобы оттуда
сообразить, как бы по льду дотащить до Кронштадта
продовольствие.
.
(Характерная история номер один: из Риги эсеры связались с
кронштадцами, мол, давайте мы вам поможем — и те вежливо
отказались, не хотелось им, чтобы их ассоциировали с
эмиграцией.
Но когда эсеры предложили второй раз, через неделю, кронштадцы
уже согласились)
.
Из эмигрантской затеи ничего не вышло: пока эсеры
договаривались с местными властями, пока занимались закупками,
стало уже поздно.
.
(Характерная история номер два: до Кронштадта таки дотащил
помощь один-единственный эмигрант, и это был барон Винкель, бывший
капитан “Петропавловска”.
То есть, в семнадцатом году его бравые матросики топили
офицеров, сам барон Винкель убежал в Финляндию, а потом не выдержал
и не смог отсидеться.
Флот!)
.
Вторая проблема: боевой дух. В начале восстания у кронштадцев
с ним все было в порядке, но держала их на плаву, помимо прочего,
вера в то, что вот-вот поднимется ВСЯ СТРАНА.
Но не восстал Петроград — в том числе потому, что
большевистское правительство бросило все силы на улучшение условий
жизни. (Многие кронштадцы с горечью потом говорили, что рабочие
предали их за кусок мяса).
.
С каждым днем кронштадцы все больше разочаровывались: в своей
битве против большевистской диктатуры они остались одни.
.
Третья проблема. Большевики не были бы большевиками, если бы
не поняли, что проблему, которая вызвала восстание, не подавить
одной только силой.
.
Ленин и все остальные признали почти сразу, что внутреннюю
политику надо менять коренным образом.
Да, проект этих изменений обсуждали уже несколько месяцев как, но
медлили, мялись, мямлили.
А Кронштадт стал эдакой молнией, выражаясь ленинскими словами,
вспышкой, которая высветила альтернативу резко и остро.
Либо большевики меняют свою политику, либо они не устоят.
.
Все-таки одно дело, когда восстают всякие там крестьяне, их-то
можно обвинить в отсталости и мелкобуржуазности, другое дело —
матросы и рабочие Кронштадта.
.
И вот на Х съезде большевики обозначают переход к НЭПу:
отказываются от продразверстки, разрешают частую торговлю, мелкий и
средний бизнес и т.п.
Мы с трудом себе представляем пропагандистский эффект этого
решения, но он, видимо, был очень серьезен.
.
6. Штурм второй и последний
.
На 16 марта Тухачевский готовил начало второго штурма.
В этот раз он старательно учел все ошибки в подготовке
первого. К Кронштадту стянули больше войск (уже около 30 тысяч),
это были отборные части; их старательно агитировали делегаты Х
съезда, рассказывая про тот самый НЭП.
Ненадежные части разоружали и отправляли в тыл.
.
Интересно, кстати, что в успехе штурма большевики все равно
были не уверены до конца. Опубликован, например, любопытный
документ, где Троцкий разрешает — в случае повторной неудачи —
использовать против кронштадцев химическое оружие (да, да).
.
Сам штурм был организован по старой схеме. Сперва целый день
Кронштадт обстреливали из артиллерии. Потом, уже ночью 17 марта, к
крепости с двух сторон — с севера и с юга — двинулась пехота.
Очевидцы вспоминали, что стоял необычайно густой туман, и в
этом тумане красноармейцы двигались молча — запрещено было курить и
даже разговаривать.
.
К полудню красноармецам удалось взять все островные форты и
подобраться уже к стенам Кронштадта.
Усилия они направили на самую уязвимую часть крепости — на
Петропавловские ворота.
.
Во второй половине дня большевикам удалось пробиться сквозь
них, и уже тогда началось сражение в самом городе.
По всем свидетельствам, это была страшная бойня. Кронштадцы
сражались ожесточенно и отчаянно, большевикам удалось подавить
сопротивление только к утру.
.
Когда стало ясно, что часы восставшего Кронштадта сочтены,
Временный революционный комитет запросил у правительства Финляндии
убежище.
Те разрешили, и ночью 18 марта 8 тысяч кронштадцев ушли по
льду в Финляндию (8 тысяч, просто представьте).
.
Участь тех, кто не захотел или не смог уйти, была куда
плачевнее.
Большевики не только намерены были дискредитировать восстание
— на это, как мы помним, бросили значительные пропагандистские силы
— они намерены были и максимально жестко расправиться с его
участниками.
.
Сам по себе факт нахождения в Кронштадте уже расценивался как
преступление. Все, кто были в крепости, прошли так или иначе через
суды и трибуналы.
.
Итог был примерно таков: 2103 человек осудили на расстрел,
6459 отправили в концлагеря, еще несколько тысяч переселили из
Кронштадта.
.
Так восстание было подавлено.
Да, из-за него большевики уступили в экономической политике,
но во всем остальном, где только можно, закрутили и прижали.
Свергнуть или как-то хотя бы смягчить партийную диктатуру
кронштадцам не удалось; “комиссародержавие” устояло и
укрепилось.
.
Интересно и удивительно набоюдать тут многие методы, которые
мы привыкли ассоциировать со сталинизмом: у арестованных повстанцев
выбивают ложных признания, всех несогласных обвиняют в
белогвардействе и работе на Берлин/Париж/нужное подставить;
арестовывают и членов семей.
.
Можно спорить о том, что это: уродливое перерождение партии
из-за Гражданской войны, или с самого начала тянуло куда-то не
туда.
Удивительно другое: в 1921 левые по всему миру слишком сильно
симпатизировали большевикам, были слишком увлечены “воплотившейся в
жизнь мечтой человечества”, чтобы все это заметить.
.
Эмма Гольдман была одна из немногих, кто сумел посмотреть
реальности в лицо (как история показывает, это действительно редкое
умение).
“Кронштадт оборвал последнюю нить, связывавшую меня с
большевиками. Бессмысленная бойня, которую они устроили,
свидетельствовала против них больше, чем что бы то ни было ещё. Как
бы они раньше не оправдывались, большевики показали себя
смертельными врагами революции. Я не могла иметь с ними больше
ничего общего”.
.
.