Крайне сложный вопрос...
kizaki-gamrin — 08.09.2024Продолжение.
Начало:
«Наука в фантастике: эпизоды истории. Душа Вселенной». «Аргонавты Вселенной».
Изменен: 8 сентября 2024, 16:40:11
Я Федорова не читал. И вряд ли прочитаб — надобности особой пока не вижу. Но вот если про космистов во вступительной стаье написана примерно правда, то не только в изложении адептов из прохановской Завтра от всего жтого попахивает серой. Не читая классиков, не стану ничено утверждать, но попахивает сильно.
Впрочем, многое и сегодня же из их идей более чем актуально. Личное бессмертие, биохакинг и всё такое. А с другой стороны ничего особо нового, кроме практического подхода Циолковского, особенно и нет. Всё те же астральные колесницы, только вид с боку. Нет?
Ну, не серой, а алхимией.
Если учесть, что алхимия это не «лженаука о превращении одних веществ в другие» (© советская школа и именно в такой формулировке, притом, что одни вещества спокойно превращаются в другие не только в нейтронных звёздах, но и в Курской АЭС, а золото и свинец МОЖНО превратить в золото и процесс давно известен, только абсолютно нерентабелен), а эзотерическое учение о достижении физического бессмертия.
Касательно Циолковского:
Космическая философия:
Главным своим достижением Циолковский считал разработанную им космическую философию, которую определял как раскрытие смысла жизни и цели человечества на пути к «совершенному и прекрасному» будущему. В своей основе его космическая философия была вариантом религиозной доктрины спасения, которую сам автор считал более оптимистической, нежели предшествующие религиозные варианты. Она выстраивалась на основе философского монизма, выражаемого в принципе единства человека и Вселенной, а также проективного отношения к миру, предполагающего глобальные преобразования Земли, космоса и самого человека с помощью разума. Философия Циолковского антиномически соединяла теизм, пантеизм и эзотеризм. Протоиерей Александр Мень первым отметил, что духовная атмосфера Калуги благоприятствовала мистическим интересам Циолковского, поскольку город был центром русского теософического движения. Здесь существовало отделение Теософского общества с издательством «Лотос», которое печатало Бхагавад-Гиту и книги Анни Безант. Михаэль Хагемайстер утверждал возможность воздействия на Циолковского идей Карла дю Преля, книги которого, синтезирующие оккультизм и дарвинизм, издавались на русском языке. Собственные взгляды Циолковский характеризовал как «биокосмизм» и «панпсихизм». Он признавал существование Бога как творца мира, именуя Его «Причиной» или «Первопричиной». Космос мыслился как бесконечный в пространстве и времени, при этом то, что бесконечно для человека, конечно для Причины. В теоантропоцентрической системе Циолковского Космос является единым живым организмом, что не противоречило проекту его освоения техногенными средствами. Космос материален, но мыслился дуалистично: первоосновой мира являлись живые атомы-духи, наделённые сознанием, с другой стороны — космос состоит из материи, описываемой законами классической механики.
Антропология и этика Циолковского специфичны. Подлинной личностью является не сам человек, а атомы-духи, из которых он состоит; таким образом, личность образуется «согласием» слагающих организм атомов. Именно это объясняет доктрину «истинного себялюбия», ибо атомы-духи, слагающие конкретного человека, некогда входили в состав других организмов, а некоторые атомы уже рассеялись в космосе. Ключевую роль в этике занимает Суд Космоса, поэтому человек должен любить Причину Космоса, которая сама в ответ «нежно любит» человека. Посмертие представляет собой бесконечные трансформации атомов-духов, некоторые из которых будут воплощены в высокоорганизованных телах различных космических существ и переживать «субъективную радость». При этом атомы-духи субъективно не ощущают времени, поэтому не существует разрыва между разными воплощениями. Внутренний мир умершего не воспроизводится, поэтому загробных встреч с любимыми, родственниками и друзьями не будет. Загробное счастье также ожидает всех — добрых и злых, праведников и грешников. Тем не менее, по Циолковскому, «счастье» и «блаженство» не гарантированы, а должны поддерживаться непрерывной активной деятельностью разума. Несмотря на господствующие в историографии взгляды, данная система формировалась вне влияний теории Н. Фёдорова, ибо впервые Циолковский познакомился с нею после прочтения второго издания «Философии общего дела» 1913 года. Представления о прямом воздействии философии Фёдорова на становление Циолковского популяризировались в статье В. Шкловского в «Литературной газете» (7 апреля 1971 года).
Циолковский и христианство:
Своеобразным было отношение Циолковского к христианству. Его антропологические идеалы в силу культурного и социального окружения не могли не взаимодействовать с христианскими идеалами. Будучи женатым на дочери священника и работая в епархиальном училище, он был хорошо знаком с основами православного вероучения. Однако его понимание христианства и осмысление личности Иисуса Христа, как центральной фигуры христианского вероучения и христианской этики, было рациональным. В этом контексте, по мнению В. В. Лыткина, обобщавшего рассуждения И. Кольченко и К. Платонова, основной целью исследований К. Э. Циолковского в области религиоведения было нахождение позитивного знания, содержащегося в различных религиозных системах мира, и прежде всего в христианстве. Иными словами, Иисус Христос рассматривался как герой, который стремился изменить образ жизни человечества и направить его к счастью. Судя по печатному и рукописному наследию, всплеск историко-религиозных исканий Циолковского (включая личность Христа и евангельскую историю) относился к периоду после 1917 года. Им были написаны небольшие работы: «Палестина — родина галилейского учителя», «Евангелие Ивана на обыденном языке с пояснениями», «Христианство. (Евангелие Матвея с комментариями)», и др. Хорошо он был знаком с трудами Э. Ренана, «Жизнь Иисуса» которого имелась в домашней библиотеке. Во всяком случае, К. Циолковский существенное внимание уделял человеческому происхождению Иисуса, чтобы подчеркнуть его особую роль в земных делах. В общем, Циолковский скептически относился к евангельским текстам и стремился рационалистически осмыслить их содержание. Чудес (понимаемых как вмешательство Бога в причинно-следственный порядок бытия) Циолковский не принимал, и стремился объяснить евангельские события в естественнонаучном ключе. В своей рукописи «Христианство», он так комментировал хождение по водам: «Возможно, что Христос стоял на мели, а им показалось, что он двигается, так как двигалась лодка и было темно. На мели и волны должны ослабеть». Явления Бога, пророков и самого Христа его ученикам объяснялись тем, что данные эпизоды были целиком вымышленными с целью убедить население в правомочности проповеднической деятельности Иисуса, в праве его нести новые законы. При этом Христа Циолковский описывал как «высочайшего из людей», «героя-одиночку», нравственный эталон человечества, безусловный объект для подражания. Несколько раз Циолковский называл Иисуса Христа гением-естествоиспытателем, познавшим главные, системообразующие законы вселенной, управляющие жизнью всего космоса. Александр Мень отмечал, что взгляды Циолковского на бытие Бога и веру в Него напоминали высказанные в 1920-е годы Н. Морозовым. В интервью калужской газете «Коммуна», напечатанном 14 апреля 1928 года, Циолковский утверждал, что «…тёмная неразвитая крестьянка Богом считает картинку-икону. Другие под Богом подразумевают бессмертного старца, восседающего на облаках. Третьи считают Богом доброе начало в жизни». В статье «Этика, или Естественная основа нравственности» (1903—1918) Циолковский прямо заявил о сходстве своей этики с учением Христа, только его убеждения «вытекают из веры и жизни. Они более интуитивны. Мои же из недр точной науки».
Ну так от идеи достижения физического бессметрия серой и пахнет. Она же ещё кроме самого этого бессмертия подразумевает и отмену конца этого мира.
А вот лично от Ярославского за версту несёт трансгуманизмом и технологической сингулярностью, причём, конкретно курцвейловского извода, да.
______________________
Определяя цели движения, Святогор сообщал в заметке «Биокосмическая поэтика (Пролог и градус первый)» (1921): «... в повестку дня необходимо во всей полноте поставить вопрос о реализации личного бессмертия. Пора устранить необходимость... натуральной смерти... В повестку дня мы включаем и „победу над пространством”. Мы говорим: не воздухоплавание — это слишком мало, — но космоплавание. И космическим кораблём, управляемым умудрённой волей биокосмиста, должна стать наша земля. Нас слишком шокирует то, что земля, точно коза на привязи у пастуха — солнца, извечно каруселит свою орбиту. Пора иной путь предписать земле. Да и в пути других планет нелишне и уже время вмешаться. Нельзя же оставаться только зрителем, а не активным участником космической жизни. И третья наша задача — воскрешение мёртвых. Наша забота — о бессмертии личности во всей полноте её духовных и физических сил. Воскрешение мёртвых — это восстановление в той же полноте ушедших в гроба».
Среди биокосмистов быстро выделился ещё один лидер — Александр Борисович Ярославский, приехавший в Москву с Дальнего Востока, где выпустил небольшие стихотворные сборники «Плевок в бесконечность» (1917), «Звёздный манифест» (1918), «Кровь и радость» (1920), «Окровавленные тротуары» (1921), «Великолепное презрение» (1921) и «Причёсанное сердце» (1921). Основные темы его творчества — революция, установление социальной справедливости, анархическое отрицание государства, покорение космоса, межпланетное объединение пролетариев и бессмертие. Поэтому нет ничего удивительного, что Ярославский быстро сошёлся с биокосмистами и стал участвовать в их деятельности.
Однако у него возник конфликт с руководителем движения Святогором, который не терпел конкуренции и изгнал Ярославского из клуба как «лицо, не заслуживающее доверия». Тогда молодой поэт выехал в Петроград, где организовал Северную группу биокосмистов-имморталистов. Они начали выпускать журнал «Бессмертие» (вышел, правда, всего один номер — в ноябре 1922 года) и развернули широкую пропаганду своих идей, открыв ячейки в Киеве, Иркутске, Омске, Пскове и Боровичах. «Северные» биокосмисты установили связь с Константином Циолковским, который пообещал им прислать для публикации новую статью «Проект междупланетного корабля». Тогда же Ярославский выпустил книги «Поэма анабиоза» (1922), «На штурм вселенной» (1922), «Святая бестиаль» (1922). Вот что он, например, писал в стихотворении «На штурм вселенной»:
На штурм вселенной, братья!
Нам звёзды — корабли! —
Из солнц оденем платья
На плаху плеч земли!
Равняйтесь, легионы
На солнечном плацу! —
Швырнём лучей знамёна
По космоса лицу! —
На абордаж планетный!
Штыком мозгов коли!
Земля — станок лафетный
И Солнцем в Солнце — пли!
В комет кривые ромбы
На мировом горбу,
Взорвём земные бомбы
У космоса на лбу!
_______________________
От подобного, согласен, несёт махровым Рэймондом Курцвейлом (особенно в части перестройки всей структуры Солнечной Системы; разобрать планеты Солнечной Системы на материалы что б не мешались — это по курцвейловски!).
Курцвейл на это явно бы сказал:
— Правильной дорогой идёте, мистер Святогор-Агиенко и мистер Ярославский!
Иосиф Самуилович Шкловский в какой-то статье написал (только не помню, где именно), что любое физическое бессмертие явно бессмысленно. Имеет смысл говорить лишь о продлении жизни, продлении периода молодости и здоровья. Поскольку общество бессмертных принципиально лишено развития: любая эволюция, история обеспечиваются сменой поколений (это не я, это И.С. Шкловский, если что).
Видимо, следует различать космизм Ефремова, Эдмонда Мура Гамильтона с номогенезом и с «человек самый совершенный», очень специфический, но всё же космизм Сергея Павлова (его крайне правые убеждения отставим в сторону) и космизм Агиенко и Ярославского.
Это разные космизмы.
Поддержать автора звонкой монетой.
Сбер: 2202 2080 9165 1233
|
</> |