«Красные» интервенты.

nampuom_pycu — 26.07.2021

       Понятно, что при Советах существовал глухой и тотальный запрет вспоминать и обсуждать реальную историю «революции» и ключевую роль в ней иностранцев. Не могли же большевики признаться в том, что «революция» совершена на деньги врагов России, а пленённые Русской Императорской армией и освобождённые большевиками интервенты с прочими иностранными наёмниками составляли главную силу для убийства русских людей, погрома на территории бывшей Российской Империи и насаждения «советской власти».

       Выяснилось, что к началу 1917 года в России оказалось около 5 млн иностранных граждан. И в этой огромной массе чужих мужчин, обученных убивать, военнопленных было около 2,5 млн.
       Германских солдат – около 190 тысяч, турок – 63, югославов – 200, румын – 120 тысяч. А еще галисийцы украинцы, поляки, итальянцы, болгары... Самую большую группу составили подданные Австро-Венгерской империи: их было на просторах России около 1,9 млн (среди них 450 тысяч – австрийцев, 500 – венгров, 250 тысяч – чехов и словаков).
       География размещения этих "гостей" с военным опытом и (в лучшем случае) полным равнодушием к "стране пребывания" была весьма широкой.

       На 1 января 1917 года в пределах Московского военного округа, например, скопилась 321 тысяча военнопленных. В Казанском военном округе – 285 тысяч, в Омском – 199, в Иркутском – 135, в Туркестанском (помните, нас уверяли, что там было "несколько" пекарей) – 155 тысяч.
       А ещё помимо них в ходе войны во внутренних губерниях скопилось 2,8 млн гражданских беженцев (в том числе 1,5 млн из польских губерний, сотни тысяч из Прибалтики). И сотни тысяч неквалифицированных рабочих-отходников были привезены из Персии, Китая, Кореи и других стран Востока.
       Понятно, что такие массы людей в условиях военной катастрофы, краха монархии и развала государственного управления представляли собой взрывоопасный и неуправляемый материал.
       В позднесоветское время об этой огромной массе солдат, беженцев и гастарбайтеров говорилось так: "Несмотря на различия в положении, политических традициях, особенностях национально-психического склада и т.д., трудящиеся многомиллионного временного населения России объективно являлись резервом пролетарской революции".
       С этим трудно не согласиться. При этом уточним формулировку. Не просто "резерв" так называемой пролетарской революции, а её главная движущая сила. Ресурс оказался мощный и завидный: сотни тысяч людей, освоивших "науку убивать", без корней и обязательств, которым нечего терять и некого на чужбине жалеть. Большевики немедленно это оценили и стали действовать соответственно. Именно контингенты, сформированные из "временного населения России", стали одним из главных инструментов развязанной большевиками в борьбе за "новый мир" всероссийской бойни.

       Восстановим хронологию уникальной в мировой истории ситуации, когда сотни тысяч солдат-военнопленных из армий противника в одночасье явочным порядком превратились в активных и сознательных бойцов за новый режим в стране, против которой они недавно воевали.
       Прежде всего большевицкая революция уравняла военнопленных в правах с российскими гражданами. В Московском военном округе 15 декабря 1917 года вчерашние пленники шлют благодарственную челобитную командующему МВО Александру Аросеву: "Ваше объявление дает нам больше политических прав, чем мы когда-либо имели дома на родине".
       Это было продублировано приказами на местах. Немедленно улицы российских городов заполняют толпы получивших «свободу, братство и равенство» военнослужащих войск противника.
       В Москве в здании гостиницы "Дрезден" на бывшей Скобелевской, затем Советской, а ныне Тверской площади создается Всероссийское бюро пленных. Оно уже требует у Центрального исполнительного комитета Советов (высшего органа новой власти) "уравнения пролетариев гражданских и военнопленных Германии, Австрии, Венгрии, Турции и Болгарии с пролетариями русского подданства, то есть предоставить право пленным рабочим свободного труда, всех видов и во всех отраслях и свободного проживания в пределах Российской республики". А еще – "вступления в профсоюзы и иметь представительства", и особые (в духе времени) полномочия – изолировать из своей среды представителей эксплуататорских классов, офицеров.
       Пресс-секретари и глашатаи этих инициативных групп говорили на понятном большевикам языке. Вот некоторые из программных требований:
– Контрреволюционных пленных офицеров сконцентрировать в отдельные казармы под строгий надзор и наблюдение.
– Подозреваемых в шпионаже арестовывать.
– Арестовывать всех, кто будет вести пропаганду среди пленных против Советской республики, к какому бы подданству контрреволюционер ни принадлежал.
– В свободной стране Социалистических республик нет чинов и привилегий. Приравнять пленных офицеров к пленным солдатам и уничтожить все внешние знаки отличия.
– Предложить ЦИК Советов немедленно организовать в Петрограде из самых революционных пленных добровольческие отряды, соединить их с русскими войсками и послать против германских, венгерских и австрийских милитаристов, задумавших удушить русскую свободу.
– Созвать всероссийский съезд пленных.
– Военнопленных офицеров, разгуливающих без охраны по улицам городов или разъезжающих по железным дорогам, следует немедленно арестовать.
– Снять звездочки, погоны, знаки отличия, кресты, медали и иной "похабный наряд".
       До превращения "революционной интернациональной массы" в подчиненный законам текущего момента инструмент требовалось немного – политическая воля новой власти и диктат обстоятельств. И то, и другое в скором времени сошлись.
       Уже 2 января 1918 года начальник управления Первого московского конского запаса по части строевой докладывает окружному дежурному генералу штаба МВО: "Ввиду отсутствия солдат во всех шести отделениях конского запаса и отказа командиров ближайших местных бригад командировать в отделения людей я прошу, не признаете ли возможным срочно сделать распоряжение о назначении в отделения военнопленных, хотя бы по 40 человек, всего 240 (в Костромское, Ростовское, Сергиево-Посадское, Нижегородское и Химкинское отделения)".
       За этим архивным документом – особая глава революционной истории, доселе практически не изученная, но весьма важная. Речь идет как раз о превращении "интернациональной массы" в бойцов революции. Выбора у большевиков не было: чем больше солдат бежало с фронта, тем больше росла потребность в иностранцах.
       Сначала (вроде по объективным причинам – нет еды) были остановлены все эшелоны с военнопленными, двигавшиеся на Запад.
       К началу 1917 года в России "оказалось" около 5 млн иностранных граждан. И в этой огромной массе чужих мужчин – военнопленных – было около 2,5 млн. Самую большую группу составили подданные Австро-Венгерской империи: их было на просторах России около 1,9 млн
       16 февраля 1918 года ушла телеграмма народного комиссара путей сообщения из Петрограда: "Благодаря провокации из некоторых лагерей, например Тоцкого, началась отправка в/п эшелонами, направленными в Петроград, испытывающий затруднения в продовольствии, якобы для эвакуации их на родину через пункты фронта без всякого плана и распределения от Центральной Советской власти. Настоящим предлагается принять самые решительные меры по задержанию всех эшелонов с военнопленными, независимо от наличия у них разрешений местных органов власти. Чтобы не затруднять дороги возвращения этих эшелонов обратно в свои лагеря, необходимо при помощи совдепов немедленно разгрузить военнопленных в ближайших лагерях точка".
       За НКВД телеграмму подписал один из создателей ЧК Мартын Лацис, и понятно, почему: уже 23 февраля началось наступление немцев, а фронт оказался оголен – армия бывшей Империи окончательно распалась, бегство с передовой стало обвальным.

       А поскольку на армию полагаться нельзя, единственным спасением для новой власти стали военнопленные. Уже 26 февраля президиум Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов рассылает в агитотделы советов на местах депешу-молнию:
       "В связи с наступлением Германии признать необходимым: 1. В срочном порядке созвать Совещание из представителей от штаба МВО и Комитета военнопленных социал-демократов интернационалистов для организации отрядов военнопленных с целью отправки на фронт как агитаторов и для вооруженного отпора немецким империалистам. 2. Организацию агитационных отрядов военнопленных поручить Агитационному отделу СР и СД".
       В Москве это дело берет на контроль будущий биограф Джугашвили (Сталина) Миней Губельман (Е. Ярославский). К 3 марта готов первый отряд (дата известна по бумагам – Ярославского просят снабдить "бойцов революции" суточными и всем необходимым). А дальше – конвейер по всей стране...
       Интернационалисты с готовностью на новую мобилизацию откликнулись. Перековка в красногвардейцев давала каждому еду, одежду, а значит, и перспективу. Пополнение боевых подразделений шло без понуканий и продолжалось не только в суровом 1918-м, но и позже – центр буквально забрасывали телеграммами:
       "Существует ли проект создать из бывших военнопленных армию для отправки на украинские и польские фронты? По поручению крайкома и третьей краевой конференции иностранных коммунистов секретарь И. Браун. Ташкент, 29 сентября 1919 года".
       Ответ получен: да, существует. Из Ташкента летит новая депеша: "Наша работа по организации партии и легиона идет полным ходом..."
       Бела Кун в штатском и на митинге. Но в России его помнят другим
Бела Кун в штатском и на митинге. Но в России его помнят другим
       Занятная деталь: как только начали удовлетворять заявки на наемников по Красной армии, засуетились чекисты. 30 марта 1918-го ВЧК телеграфирует в Комитет военнопленных (КВ): "Отдел по борьбе с контрреволюцией просит КВ прислать к 1 апреля сего года сведения о количестве военнопленных в Москве и МО, их месторасположение и по возможности политическую дифференциацию, а также сообщить, есть ли в Московской области вооруженные в/п, сколько и где расположены".
       Понятно, что для оперативного использования в условиях кадрового голода. Спецпроверка проходит быстро – действует классовое чутье и революционный инстинкт. Благо, военнопленные самоорганизовываются почти что идеально, сами выявляют врагов в собственной среде, а о выявленных "некачественных элементах" исправно доносят по инстанции (далее – цитата из докладной):
       "По полученным сведениям, находится в ВЧК сотрудник контрразведки Карл Карлович Салади, по происхождению мадьяр, не принадлежащий никогда и по сего времени никакой коммунистической группе. Ввиду того, что означенное лицо никому не известное и не установлено, какими судьбами он попал в ВЧК и занимает очень важный пост, немецкая группа предлагает Федерации иностранных групп предложить ВЧК арестовать данное лицо до выяснения его личности. По этому поводу предлагаем данное заявление перевести в ВЧК".
       После первичной "выборки" – направление на Лубянку для получения назначений и инструкций. Вот выписка из платежного поручения от 16 апреля 1918 года: "Служба движения городских железных дорог ставит в известность Вас, что 14 апреля нового стиля 18-го года согласно Вашего запроса от 9 апреля 18-го года за N 682 были перевезены 180 человек военнопленных из Петровского парка и 400 человек из Симонова монастыря на Лубянскую площадь к Политехническому музею, всего 580 человек. Стоимость перевозки выражается в сумме 580 х 40 коп. = 232 руб., каковую сумму служба просит уплатить в кассу горжел. дороги, Раушская набережная, дом 22".
       После переезда этой группы на Лубянскую площадь следы этих 580 военнопленных, ставших в одночасье чекистами, теряются: проездных билетов от Москвы до места назначения новых сотрудников в архивных делах не сохранилось. Не известно, сколько вообще было таких групп, кто и как их "фасовал" по просторам Отечества. Если и можно найти какие-то подробности, то только на местах. Вот, к примеру, такая цифра: лишь в одной Уфимской ЧК на 12 ноября 1919 года в штате состояло 230 сотрудников-иностранцев, да при местной Транспортной ЧК – еще 21 человек. Им читали лекции на русском, мадьярском и немецком, а в результате партийной недели и митинга в большевицкой партии появилось 48 новых членов...
       Чем же занимались эти борцы за новую жизнь помимо "прослушивания лекций" и написания заявлений о вступлении в большевицкую партию? Завеса приоткрывается при просмотре партийных и уголовных дел, заведенных контрольными комиссиями ВКП(б) и ЧК большевицкой России.
       Иностранные подразделения особенно преуспели в реализации деликатных заданий. Например, в захвате сотрудников и миссий иностранных государств на территории бывшей Российской Империи. 29 ноября 1919 года Центральному президиуму КП иностранцев докладывают в Москву: "Все дела и суммы от датского и шведского делегата и германской миссии в г. Ташкенте 11 сентября с.г. взяты. Захвачено помещение и водружен красный флаг, образование совета, куда приглашаются представители всех организаций. Временный совет".
       Понятно, а главное, удобно. В случае маловероятных протестов "иностранных государств" можно будет искренне удивиться. Дескать, по стране рыщут банды неуправляемых иностранцев. Трудно сказать, откуда они взялись и даже на каком языке они переговариваются. При чем здесь пролетарское государство? Вопросы – не к нам.
       Сохранились свидетельства и другого вида деятельности.
       Ресурс оказался мощный и завидный: сотни тысяч людей, освоивших "науку убивать", без корней и обязательств, которым нечего терять и некого на чужбине жалеть. Большевики немедленно это оценили и стали действовать соответственно
       На заседании ЦК Чехословацкой коммунистической организации России и Украины 13 мая 1919 года рассматривают доклад некоего товарища Франца Бенеша:
       "В декабре месяце 1918 года, когда продавались в Австро-Совете бумаги чешским контрреволюционерам за десятки тысяч рублей, меня послали в Самару для ревизии Австро-Совета. Другой раз, когда продавались драгоценности и камни всякому, кто захотел, меня опять послали в Самару, чтобы там навести порядки".
       Поясним. Продавались "бумаги" на выезд из Советской России на родину и о том, что чехо-словаки не участвовали в знаменитом белогвардейском мятеже, который чуть-чуть не угробил большевицкий эксперимент. "Драгоценности и камни" – ювелирные изделия. Не с пустыми же руками возвращаться домой из России.
       Товарищ Бенеш продолжает: "Когда я был в Самаре второй раз, ликвидировалось Петроградское отделение и Постпакетаблейтунг (Почтово-пакетное отделение). Там было золото, серебро, драгоценных камней и других вещей огромное количество".
       Эти драгоценности из Самары перевезли в Москву по адресу: Воронцово Поле, дом 3, в Австро-Совет (особняк существует до сих пор, это усадьба московской купчихи Вандышниковой, охраняется государством). О бриллиантах известно следующее:
       "Драгоценные камни получил в руки Рейзлер, очень подозрительное лицо, взял себе в помощники какого-то Кршепинского, который все ценные вещи тайно сортировал без списков и без контроля... Когда я в этом деле сделал запрос, мне было сказано: "Эти вещи пришли на пользу польской и венгерской революции, из этих вещей получил тоже тов. МУНА". Но Рейзлер с этими вещами исчез".
       Заметьте, что никакой словесной мишуры про «всепобеждающее коммунистическое учение». Просто открытый грабёж, в соответствии с классиками этого жанра.

       "Вишенка на торте" – архивная запись о финале этого сюжета: "Имущество, увезенное Рейзлером за границу, принадлежало великим князьям и вывезено благополучно. Нумизматические вещи, имеющиеся в Австро-Совете, в скором времени будут переданы в музей..." То есть на ранних этапах расследования говорилось, что это драгоценности из миссии Австро-Венгрии, а на деле оказалось, что из семьи Романовых – великие князья появились в картине.
       И подобных историй – уйма. Интернационал ювелиров и инкассаторов работал на славу. Вот еще сюжет: 24 июня 1919 года руководители венгерских "интернационалистов" Руднянский, Арест, Бартельс, Вук, Тесарж, Паскаль и Бем разбирают дело некоего Фридлендера. Решают, что "работу канцелярскую вел честно и правильно". Однако и "у Фридлендера имеются ценные бумаги на 150 тысяч рублей и драгоценности, которые сохранились до сего времени в сейфе только потому, что Фридлендер имел возможность укрывать эти вещи под флагом Австро-Совета. В письменном столе у него нашли 25 тысяч рублей николаевскими деньгами".
       Поясним, что 25 тысяч рублей николаевскими деньгами – это или 5 тысяч золотых 5-рублевок, или 2,5 тысячи 10-рублевок. Чистый вес золота пробы 900 каратов при этом остается неизменным. В николаевском червонце было 7,7434 грамма чистого золота. Итого – чуть больше 19 килограммов. Можно подсчитать сегодняшнюю стоимость по цене третейской унции. Без учета нумизматической ценности монет. Неплохо зарабатывали на революции "пламенные интернационалисты"...
       Их посылали на самые опасные, деликатные и спецсекретные участки фронтов Гражданской войны. Зачистить. Ограбить иностранную миссию. Вывезти в неизвестном направлении золотой запас. "Укрепить караульную роту", читай, расстрельный взвод, совершить карательный рейд.
       Пощады не давали никому. Но и их самих, бесправных по сути, ликвидировать можно было во внесудебном порядке. При малейшем подозрении они исчезали в казематах ЧК, в тюрьмах и концлагерях вместе с теми, кого недавно они же пытали и допрашивали. Вот лишь один предсмертный крик из Бутырки, пролежавший в архиве почти сто лет. Это 1920 год:
       Москва, 16/IX 1920 года.
В Венгерскую Секцию Краевого Комитета РКП. Ташкент
Вся Туркестанская Сов. Республика осведомлена о моей длинной, напряженной, искренней работе за пролетарскую революцию. Моя жизнь – в революции, а революция – каждая капля моей пролетарской крови. Все товарищи, которым моя жизнь в Туркестане известна, знают, что я много работал, много страдал и переживал много лишений... После приезда в Москву я являлся в Венг. Бюро Р.К.П. (Воронцово поле, 3), беседовал с т. Порош, Лебович, Руднянским и т.д. – это было 19 и 20 июня. Венг. Ревком меня назначил в транспорт в Ревель на 21/VI. Вечером того же числа я был арестован и препровожден в ВЧК – 24/VII я был причислен ОО ВЧК (Особый отдел – "О"). 28/VII препровожден в тюрьму. Особым отделом следствие закончилось без того, чтобы я был допрошен. 4/IX я был приговорен на заключение в лагерь... Меня ожидает ужасная судьба, медленное умирание с голоду и от тоски... Если я сделал преступление против вас, дорогие товарищи, то мне милее смерть, чем длинный процесс исчезновения в контрреволюционном лагере, среди классовых врагов. С товарищ[ески]м приветом Адольф Георгиевич Шельмеци. Москва, Бутырская тюрьма, Часовая башня".
       Советская Россия новой родиной подавляющему большинству интернациональных бойцов не стала: десятки тысяч тех, кто примет советское гражданство и обрусеет, настигнет мясорубка 37-го. Это о них Александр Солженицын напишет в "Прусских ночах":

Жил да был Parteigenosse,
Не последний и не первый
Легший гатью под колеса,
Под колеса Коминтерна.

       Триумфальное шествие советской власти" было обеспечено эффективным использованием" иностранных вооруженных отрядов в подавлении антибольшевицких выступлений.

       Историк Сергей Мельгунов, автор книги "Красный террор в России 1918-1923 годов" (первое издание – Берлин, 1923), отмечал ключевую роль иностранных вооруженных формирований в подавлении сопротивления "новой власти" и ее установлении в стране. По его подсчётам, "только по 20 губерниям Центральной России в 1918 г. было зарегистрировано 245 крупных контрреволюционных выступлений, в подавлении которых использовались интернациональные отряды". О некоторых наиболее кровавых "операциях" – в следующей подборке:

Ярославское восстание
       6 июля 1918 года начался антибольшевицкое восстание в Ярославле. В городе было сосредоточено около 300 офицеров царской армии. Около 700 человек записались добровольцами. Командир повстанцев полковник Перхуров вспоминал, что реально на линии боев находились не более 500-600 человек. Силы красных насчитывали до 1000 штыков, в том числе 1-й Советский полк, автопулеметный отряд, отряд конной милиции. Восставшие их без труда разоружили.
       11 июля был сформирован Чрезвычайный штаб по ликвидации мятежа под руководством Яна Ленцмана, члена ЦК Латышской социал-демократической партии. К окраинам города подошли интернациональные отряды, состоявшие из китайцев, немцев, венгров и австрийцев. Город бомбили с аэропланов, обстреливали из 76-мм орудий. Восстание было подавлено 20 июля (сгорели 20 фабрик и заводов, артиллерийским огнем уничтожены 2147 домов, без крова остались 28 тысяч жителей), а 21 июля начался массовый террор: по данным историка Сергея Мельгунова, всего большевицкие власти расстреляли в Ярославле 5004 человека.

Ижевско-Воткинское восстание.
       8 августа 1918 года против большевиков выступили рабочие Ижевска и Воткинска. Ижевский историк Алексей Шепталин свидетельствует: на подавление восстания были брошены самые верные силы Красной армии, "отличавшиеся особой жестокостью интернационалисты – части латышских и китайских стрелков, а также наемники из бывших военнопленных венгров, австрийцев, немцев и турок". Журналист повстанческих газет "Ижевский защитник" и "Народовластие" Анатолий Гутман-Ган писал: "В Сарапуле были сосредоточены штабы 2-й Красной армии. В то время главные силы большевиков, оперировавшие здесь, составляли латыши, мадьяры, китайцы и очень немного русских солдат – остатки старой армии". Из воспоминаний командира восставших ижевцев генерала Виктора Молчанова: "Когда я прибыл на линию фронта Второго полка, я обнаружил, что нам противостоит полк из первоклассных красных борцов, Третий Интернациональный полк. Это была боевая единица Красной армии, пользующаяся особым доверием, которая состояла из китайцев, латышей, венгров, коммунистов и, я думаю, некоторого числа немцев <...> Отряды наемных иноземцев отличались особой жестокостью, и борьба принимала свирепый, кровавый характер с большими потерями с обеих сторон". Ижевцы вспоминали, как им пришлось иметь дело с каким-то интернациональным полком, в котором все бойцы были одеты в красные рубахи (это был китайский полк). Сильно опьяневшие, они с пением "Интернационала", переходившего при сближении в дикий рев, бросались на своего противника, несли большие потери, но повторяли атаки по нескольку раз.
       Восстание было жестоко подавлено: только в одном Ижевске расстреляли 7 тысяч человек – рабочих – участников сопротивления и членов их семей.

Расказачивание на Дону.
       24 января 1919 года вышла директива Оргбюро ЦК РКП(б), в которой говорилось: "...Провести массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно; провести беспощадный массовый террор по отношению ко всем казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с советской властью". 3 февраля 1919 года появился приказ председателя РВС Республики Троцкого, 5 февраля – приказ N 171 РВС Южного фронта "О расказачивании". Последовавшая за этим директива Донбюро РКП(б) предписывала: "а) физическое истребление по крайней мере 100 тысяч казаков, способных носить оружие; б) физическое уничтожение так называемых станиц (атаманов, судей, учителей, священников), хотя бы и не принимающих участия в контрреволюционных действиях; в) выселение значительной части казачьих семей за пределы Донской области; г) переселение крестьян малоземельных северных губерний на место ликвидированных станиц". Исполнение этого приказа было поручено боевым частям интернационалистов: на Дон направили карательные отряды, составленные из китайцев, венгров, австрийцев, немцев, латышей. К ним добавили группы "революционных" матросов и горцев Кавказа.
       Число жертв красного террора на Дону не установлено. Донские краеведы говорят о 800 тысячах расстрелянных, повешенных, закопанных заживо в землю. Леонид Решетников, известный российский историк, до недавнего времени возглавлявший Российский институт стратегических исследований, уточнил, что "за годы советской власти с 1918 по 1937 год в результате красного террора было уничтожено около миллиона казаков – расстрелянных или умерших в ссылках".

       © Леонид Максименков, историк.

Сохранено