Коварные белофинны. Зимняя война.
oper_1974 — 08.04.2018 "В тот же вечер наш 2-й взвод в количестве 42 человек выехал поездом в г. Медвежьегорск в приподнятом духонастроении, с нашумевшими в те времена песнями.Например, этой: "Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, преодолеть пространство и простор, нам разум дал стальные руки-крылья и вместо сердца пламенный мотор. Всё выше, и выше, и выше...".
Мы, кадровые младшие командиры, в те времена были распропагандированы и воспитаны на "Ворошиловских победах", испанских событиях, боях в Приамурье с японскими самураями на озере Хасан и с ними же в районе монгольской реки Халхин-Гол.
Недавний поход на запад - в Прибалтику - тоже внушал оптимизм. И тогда мы думали, что в этой войне победа нам достанется легко и молниеносно, что финское население встретит доброжелательно, по-братски.
Рано на рассвете 30 ноября или 1 декабря, точно не помню, мою роту по сигналу подняли. Я, как новичок, ничего не знал, и никто мне ничего не объяснил о происходящем. Но я видел, что всё делается как-то неуверенно, бестолково, не по-военному, совсем не так, как нас учили политруки и отцы-командиры.
У бойцов было хорошее приподнятое настроение от проведённой политинформации политруком В.Т. Кузнецовым. Он умел грамотно, обстоятельно, доходчиво проводить политбеседы, был истинным отцом роты, и ему красноармейцы во всём верили, что война будет короткой, молниеносной и с малой кровью.
На одном из поворотов дороги мы увидели жуткую картину, которая всех нас привела в гробовое молчание. Впереди нас лежало на снегу, как помню, человек тридцать-сорок красноармейцев.
Впереди убитых лежал на спине командир взвода или роты в белом полушубке, перепоясанном ремнями крест-накрест и с пустой кобурой. Среди убитых лежал на дороге один финн и рядом - его убитая лошадь в упряжке. Вот такая представилась нам в первый же день войны страшная картина.
Убитые успели уже крепко застыть. На месте трагедии нет никаких признаков сражения, кругом тишина, как на курорте. И так не хотелось происшедшему верить. Но это была горькая правда и начало сомнений в скорой победе малой кровью.
Об этой трагедии в нашем полку я ни одного слова ни от кого из старших командиров не слышал, как будто увиденного и не было вовсе. Наверное, командование части сообщило родным погибших, что ваши сыны пали смертью храбрых в жестоких боях с белофиннами.
На самом деле они и не видели ни одного финна и даже некоторые солдаты не успели снять с плеча знаменитую трёхлинейку, так и лежали на снегу, не сняв винтовку с плеча. Как это могло случиться? Финны, видимо, умышленно пропустили наш фланговый дозор, а затем весь открытый взвод расстреляли из пулемётов из заранее пристрелянных боевых точек.
Противник мог в любое время нас окружить и посадить на голодный паёк так, как это и было им сделано с 45-й стрелковой дивизией на Ухтинском направлении. Всю войну эта дивизия пробыла в окружении.
Всё стрелковое оружие - от пистолета до пулемёта - от жестоких морозов перестало стрелять. Был такой случай. Мимо одной из огневых точек нашей роты следовала финская разведка в наш тыл, а пулемёт не хочет стрелять, швокает затвор. Но эту оплошность скоро исправили путём снятия с движущих механизмов ружейного масла и замены его керосином.
В малоизученном густом лесу, на пересечённой местности, в длинной полярной ночной темноте наши разведчики в походах неуверенно ориентировались в тылу врага, при обнаружении противника разбредались. А боец, оказавшийся в одиночестве, не имел права подать голос, чтобы не обнаружить себя.
Вот так однажды потерялся в тылу врага разведчик из нашей части, рядовой Крючков. Он ночью случайно набрёл на заброшенную в лесу избушку, где и коротал до рассвета, чтобы сориентироваться и к вечеру, по темноте, выбираться к своим. И на третьи сутки он сумел добраться в полном боевом порядке.
А особый отдел его заподозрил в измене Родине, и, как дезертиру-изменнику, ему устроили показательный трибунал. При полном построении личного состава полка буквой "П" разведчика-коммуниста расстреляли. Ему было дано последнее слово для формальности, но его уже никто из членов и заседателей суда не слушал, приговор тут же был исполнен. Я тогда считал, что это было жестоко и несправедливо со стороны работников НКВД.
Дисциплина в нашей роте была уставная, красноармейцы шли в бой с полным сознанием своего долга. И, несмотря на то, что у многих призванных из запаса резервистов дома остались дети, жёны, родители, словом, семьи, сражались они беззаветно, храбро, не щадя себя. А ведь таким людям умирать в бою особенно нелегко…
Мне приходилось после вчерашнего боя ходить по выпавшему снегу, прощупывать ноги павших солдат в поисках живых, а трупы никто не убирал. Так и оставались лежать под снежными простынями...
Но после заключения мира на финской земле мы похоронили в одной братской могиле 120 человек. А затем по воинской традиции дали троекратный ружейный салют и прошли строевым шагом мимо захоронения, отдавая дань памяти нашим братьям по оружию, которым не суждено было вернуться домой, к своим семьям, на Родину.
Финны поставили своей целью захватить и пленить штаб полка. Глубокой пасмурной ночью они проникли к нам в тыл, оставив временно в стороне свои лыжи. Бесшумно сняли у штаба небдительных часовых и окружили блиндаж полка.
Личный шофёр командира полка рядовой Кайда по какой-то случайности в это время бодрствовал и мгновенно среагировал на сложившуюся ситуацию. Он незаметно выскочил из блиндажа в темноту, а на блиндаже стоял спаренный пулемёт, из которого он и повёл огонь по финнам.
Кончились патроны. Он перебрался ползком на трактор "Комсомолец", у которого была на кабине броневая защита и стоял заряженный дисковый пулемёт с запасом нескольких дисков. Трактор находился на малых оборотах и позволял поворачиваться вокруг своей оси и вести огонь вокруг блиндажа.
Как потом выяснилось, рядовой Кайда воевал один против 60 финнов! Свидетельством этому было 60 пар брошенных противником лыж и более 20 убитых нападавших. С прибытием комендантской роты группировка финнов была рассеяна. Рядовой Кайда был удостоен звания Героя Советского Союза.
После этого я его изредка встречал и всегда удивлялся его мужеству. Вместе с тем он оставался простым, скромным пареньком, по-прежнему продолжал служить шофёром командира полка и нигде никогда не хвастался своим подвигом. Такие люди были на той войне.
В это время в частях появлялись пропагандисты и агитаторы, якобы настоящие финны в своей военной национальной форме. Они вели с красноармейцами беседы о том, что уже в городе Терриокки организовалось новое демократическое финское правительство, что народ Финляндии желает у себя сделать социализм... Мы этому не могли не верить и намерены были продолжать начатую войну до победного конца.
Хотя опять же из газет и радио узнавали, что где-то на территории Швеции создаётся и готовится выступить против нас 150-тысячная армия. Это здорово пугало, и упрочивалась у бойцов вера в агитаторов, говоривших о расположении к нам простого финского народа.
Но из родного города Бийска я получил известие о том, что там формируют из добровольцев батальон на финский фронт, старший брат Иван сообщал с Урала, что его тоже призвали в армию - и не на переподготовку. Маленькая начатая война стала разрастаться в большую и длинную войну. Всегда так бывает?
А на войне, как на войне, чего только не происходит, от драматического до весёлого. И больше запоминается как раз смешное, наверное, потому, что человек не может постоянно жить с трагическим, ему лучше и легче улыбаться.
Белофинны в составе двух отделений полуокружили пулемётный расчёт, которым командовал сержант Яковлев, с намерением захватить бойцов живыми. Схватка была смертельная. У сержанта Яковлева дрогнули нервы, и он, панически боясь неминуемой гибели, бросился убегать от своего расчёта.
Второй номер, долго не задумываясь, схватил винтовку и крикнул ему вдогонку: "Стой! Убью!". Сержант остепенился, пришёл в себя и вернулся к пулемёту. От шквального пулемётного и ружейного огня финны не выдержали стойкой обороны наших бойцов, покинули поле боя, оставив с десяток трупов.
В разгар схватки ещё подоспел вседотошный командир полка полковник В.Т. Кузнецов с подмогой и вселил уверенность в полный успех боя. Мы потеряли только двоих своих людей.
Рядового, второго номера, кажется, Степанова, за личный героизм и мужество представили к ордену Красного Знамени, а сержанта Яковлева за умелое руководство боем - к медали "За Отвагу".
Но в верхах, далеко от передовой, распорядились по-своему: как это, младшему командиру - только медаль, а рядовому - орден? Переиграли, и орден незаслуженно получил Яковлев, а Степанов - медаль...
Тот, кто не был никогда на войне, не сможет определить силу страха перед смертью. Человек со слабыми нервами теряет самообладание и не может владеть собой. Таким приходится особенно плохо.
В роте был у нас один из командиров взводов младший лейтенант Крылов. Красивый, рослый, крепкого телосложения юноша, в котором, казалось бы, есть все качества командира.
И вот в одном из тяжёлых боёв он прямо на передовой помешался рассудком, не выдержал сплошной лавины огня, смертей бойцов и рухнул на землю в припадке эпилепсии.
А тяжесть боя невозможно ни в книге описать, ни в кино показать, это разве что в документальном фильме получится отобразить, как на самом деле всё происходит. В любом бою исключительное значение имеют роль и авторитет командира.
Тогда, на финской, в боевых подразделениях по пальцам можно было пересчитать командиров и начальников, которые бы имели высшее военное образование.
Прислали к нам в пульроту командиром взвода младшего лейтенанта Анатолия Шереметьева. По образованию и опыту работы - археолог, кандидат наук, коренной ленинградец. На такую ничтожную должность его направили после ускоренной шестимесячной подготовки, прежде взяв прямо с кафедры института, где он преподавал.
Это был добросовестный безупречный командир, которого все любили. Роста невысокого, худощавый, слегка флегматичный, неторопливый в движениях и в быту, мне казалось, он вполне мог бы сыграть роль профессора Паганеля вместо Николая Черкасова в фильме “Дети капитана Гранта”.
Вот только за опрятностью форменной одежды не следил и за это частенько от старших по службе получал замечания. Чтобы не простыть, он вместо офицерского кашне на шее носил вафельное полотенце.
На переднем крае поражал всех нас тем, что не берёг себя, ходил в рост, как на Невском проспекте. Жил вместе с бойцами, ел из солдатского котелка, вызывая симпатию бойцов.
Я почему об этом вспоминаю? Поскольку хотелось узнать дальнейшие судьбы боевых друзей, после войны направлял запросы в Центральный государственный архив Министерства обороны. Но получил ответы, из которых вытекало, что интересующие меня воинские части (786-й стрелковый полк, 155-я стрелковая дивизия) в архивах не числятся...
12 марта 1940 года рано утром наш старший политрук В.Т. Кузнецов прибыл из штаба полка с радостным известием: наступил мир! Было приказано из всех видов и калибров стрелять в сторону противника до 12-00 московского времени. Что и было с радостью сделано под сопровождение "наркомовских" 100 грамм каждому.
Ещё через пару недель всех нас, курсантов -"добровольцев", сполна хлебнувших лиха советско-финской войны, отозвали в Ленинградское военно-медицинское училище доучиваться." - из воспоминаний сержанта-санинструктора 155-й стрелковой дивизии М.А.Новикова.
Автор воспоминаний в 1945-м.