Короли и капралы

топ 100 блогов watermelon8316.05.2017 - революционная и наполеоновская эпохи (1789-1815). Предыдущая часть, вместе с завоеваниями революции, лежит тут.

Говорили пушки басом,
Гром военный грохотал,
Генерал и первый консул
Немцу перцу задавал!

Короли и капралы Lejeune_-_Bataille_de_Marengo

Старый враг для новых драк
Покуда англо-австрийские стратеги размышляли над судьбой похода 1799 г., подсчитывая успехи и неудачи - поражение в Голландии, относительный успех на Рейне, почти полная победа в Италии и Восточном Средиземноморье - Бонапарт занялся подготовкой ответного удара. Он мог быть покоен насчет общественного мнения Франции - провал изначально обреченных на неудачу консульских дипломатических инициатив убедил французов в том, что альтернативы еще одной военной кампании не существует. От Наполеона зависело, чтобы она приобрела решительный и переломный характер.
Для этого у французской армии было все: прилив союзников, характеризующий почти весь 1799 г., явственно сменился отливом, после того как генералу Массена удалось удержать занимавшую по отношению к европейскому фронту центральную позицию Швейцарию. Фактический выход из войны России, убравшей свои войска из Северной и Южной Европы, давал французам дополнительные преимущества. Двести тысяч новых рекрутов, влитых в ряды республиканских армий, гарантировали, что преимущество больших батальонов будет на правильной стороне.

В начале 1800 г. линия фронта простиралась от Рейна до Генуи, где австрийцы фон Меласа не только побили швейцарского героя Массена, но и сумели разделить остатки тамошней французской армии на две части: половина ее умирала от голода в осажденной Генуе, другая безуспешно пыталась остановить немцев на старой королевской границе. Казалось, что еще недолго и война окончательно перенесется в Южную Францию.
Положение в Германии, где французам под командованием осторожного Моро удалось прочно закрепиться на левом берегу Рейна, обстояло лучше - благо галлы теперь обладали на этом участке и численным превосходством. На севере же, в колебавшихся между Батавией и Голландией Нидерландах, война и вовсе закончилась, после того англичане и русские бесславно эвакуировались. Освободившиеся французские войска устремились к Дижону, располагавшемуся одинаково удобно для выступления и в Германию, и в Италию.

Именно там, в Дижоне, началась подготовка к кампании 1800 г. Первый консул (к слову, по конституции не имевший права водить полки на битву, но мы же понимаем... и место зиц-командующего занял неизменный начальник штаба генерал Бертье, оставивший ради этого пост военного министра) не собирался вливать новое вино в старые мехи или вновь искать успеха в прежних рецептах. Нет - первоначально полки новой Резервной армии (французская разведка применила хитроумный способ замаскировать концентрацию этой силы - понимая, что обычные меры предосторожности не помогут, шпионы консула сами распускали слухи о ее создании, а армейцы устроили грандиозное шоу, отправив в Дижон большой штаб и несколько тысяч рекрутов самого жалкого вида - в итоге, союзники купились на это и потешались над безобидными сопляками и стариками Бони) должны были отправиться в Германию. Там, после ряда операций на окружение, Наполеон собирался разбить австрийцев и, покуда их медлительные армии будут разворачиваться из Италии, предписать мир где-то под Веной.

Тем не менее, из этого многообещающего плана ничего не вышло. Сам Бонапарт винил во всем Моро, будто бы загубившего его замыслы своей военной нерасчетливостью и политической нечистоплотностью - генерал-де завидовал взлету своего молодого коллеги и не желал способствовать новым успехам, тем более находясь у него в подчинении. Так это или нет, но столкнувшись с военной оппозицией в лице Моро, первый консул не стал терять времени: он еще не был достаточно силен (политически), чтобы попросту заменить строптивца своим человеком, так что естественный ход вещей продиктовал иное решение - на Италию!

Приняв это решение, Наполеон был верен прежнему курсу. Он не стал подкреплять свежими силами (и собой) побиваемые остатки старой Итальянской армии (в эти дни ее солдаты, голодая, толпами и целыми дивизиями уходили с фронта). Бонапарт вообще не питал особенной страсти к войскам, после того как они переставали представлять ценность в качестве фигур на шахматной доске войны - он подходил к этому вопросу с беспощадностью математика - и даже не думал о том, чтобы принимать командование над осколками французской мощи на юге.
Глупо упрекать его за это. Создание Резервной армии с чистого листа позволило аккумулировать в сочетании почти 60 т. ветеранов и молодых конскриптов лучшее, что создала французская военная наука со времен первых сражений 1792 г. Новая армия, разделенная на корпусы, каждый из которых представлял собой войско в миниатюре, была великолепным инструментом для того, чтобы вскрыть союзный фронт прямо на его стыке, между Германией и Италией.

Пройдя через горы, войско во главе с первым консулом должно было вновь оказаться на итальянских равнинах, но теперь значительно глубже, севернее. Наполеон будто бы нависал над войсками Меласа, победоносного вступившего в апреле в Ниццу - перейдя горы, он занимал Милан и соединялся с корпусом Рейнской армии, посланным Моро. Перейдя горы, он нивелировал любые достигнутые австрийцами успехи, ставя Меласа в крайне затруднительное положение полуокруженного. Наконец, действуя стратегически наступательно, он мог прибегнуть к тактической обороне, заставив австрийцев драться с перевернутым фронтом, спинами к Парижу: в в случае поражения, даже не разгрома, а просто неудачи, они оказывались зажатыми в треугольнике между консульской армией, французскими полками в Провансе и все еще державшейся Генуей.
Наполеон тоже рисковал - и как! - но за ним было преимущество инициативы, решительно проводимого в жизнь намерения и беспечности врага. Мелас, для которого грядущие события должны были какое-то время представляться цепью неприятных случайностей на северном фланге, не должен был успеть отреагировать до тех пор, пока Наполеон прочно не встанет посреди Северной Италии.

В общем-то, австрийцев трудно было упрекнуть в небрежении или даже бездействии. Это сейчас очевидно, что удар через страну часов и сыра напрашивался, а тогда... кампания Суворова могла убедить австрийцев лишь в том, что большим массам в этих горах ничего не светит. Кроме того, разве Франция не находится на последнем издыхании? Ее солдаты голодают (на самом деле уже почти нет, первый консул позаботился об этом, вернув архитектора победы, скромного математика, военного инженера, поэта и бывшего ревкомиссара Карно на должность военного министра), а войска связаны боями на Рейне, в борьбе с роялистскими мятежами или сидят где-то в Бельгии, ожидая неизбежного английского десанта. Видя перед собой имевших достаточно жалкий вид французских солдат на юге, немудрено было поверить в то, что никакой особенной опасности австрийским позициям не грозит. Почти стотысячное войско императорского генерала готовилось к вторжению в Южную Францию: одна треть его была скована подходившей к концу осадой Генуи, другая трепала галлов на фронте, остальные должны были прикрыть австрийское наступление от любых поползновений из новоиспеченной Гельветической республики.
Казалось, что время работает на Вену, а не на Париж - стремительно таявшее от голода и болезней войско Массены должно было сдаться со дня на день. К концу апреля ждать (французам) было уже нельзя - еще неделя-другая, максимум месяц, и осажденным в Генуе пришлось пожирать плененных австрийцев или сдаваться. В самом начале мая 1800 г. первый консул отбыл к своей армии. Поход начался.

Доктор Генерал Моро превозмогает врагов Республики накануне собственной измены ей же
Короли и капралы Bataille_de_Hohenlinden

Горы и равнины
Шестью колоннами, устроив для отвлечения внимания несколько ложных вылазок-операций, французское войско устремилось через Альпы. Основная трудность предстоящего заключалась в том, чтобы перевезти слонов пушки - люди же, как известно из античной, средневековой, новой и новейшей истории, всегда переходили неприступные горы без особенных затруднений - и не помереть при этом от голода или под лавиной снега. Пришлось набить солдатские ранцы продовольствием и проходить особенно опасные участки ночью, пока дневное солнце не растопило снега. Пушки же и вовсе перетаскивали на себе, разобрав их. Музыканты играли марши, подбадривая пехотинцев и кавалеристов, вынужденных не гордо расседлать на лошадях, а заботливо вести их.
Можно сказать, что как и все смелые планы, переход носил отчаянный характер. Это продемонстрировало сопротивление небольшого форта Бард, защищаемого четырьмя сотнями австрийских пехотинцев. Они не только без труда отбили все атаки французского авангарда, но и не давали провести артиллерию через лежащие под фортом селение. Наполеона спасло только дерьмо, т.е. навоз и сено, которыми находчивые французские солдаты усеяли улицы: ночью они беззвучно протащили пушки под носом у палящих наугад немцев. Оставив почти целую дивизию осаждать непокорный гарнизон, галлы продолжили свой путь.

Дальнейшее продвижение пошло легче, даже несмотря на разочаровывающие известия от Рейнской армии. Генерал Моро, чьи операции должны были прикрывать главный удар французов, отвлекая войска Вены в Германии от швейцарского фланга первого консула, сумел не только одержать несколько побед в стычках, но и подложить своему лидеру хрюшку, оказавшуюся на поверку достаточно большой хавроньей. Вместо того, чтобы честно отправить специально выделенный для этого корпус, Моро собрал все отребье (вдвое меньшей, чем рассчитывалось, численности) своей армии и послал его на соединение с Наполеоном.
Тем не менее, настроение последнего было превосходным - армия наконец-то перевалила через горы, не понеся при этом особенных потерь - несколько стычек с австрийскими силами прикрытия показали, что Мелас, как и ожидалось, не оценил весь размах предприятия. Теперь дело было в шляпе... предстояло добыть новую, старая треуголка погибла от альпийской сырости - именно так говорил Бонапарт своему швейцарскому проводнику, завершая переход.

Мелас, долгое время убаюкиваемый донесениями разведчиков и венских штабистов, встрепенулся когда уже было поздно - в начале июня. Но и тогда замысел противника не был оценен им в полной мере: австриец сперва предположил, что Наполеон либо двинется на деблокаду Генуи, либо (что вернее) на Турин. Когда же выяснилось, что целью галлов является Милан, занятый ими в первых числах июня, Меласу пришлось действовать впопыхах, импровизируя. В эти дни пожилому австрийскому полководцу в последний раз улыбнулась удача: буквально за несколько часов до того как австрийцы собирались снять осаду Генуи, французы сами предложили сдать город, оговорив себе право уйти из него с оружием. Спорить, понятное дело, было некогда и соглашение заключили на этих условиях. Кроме этого, смелый удар отдельного австрийского отряда хорошо потрепал перешедших Альпы французов: немцы смяли противника и даже отбили несколько тысяч собственных пленных, захваченных Наполеоном в первых итальянских стычках.

В начале июня противоборствующие стороны лихорадочно собирали, стягивали свои силы. Наполеон, узнавший о падении Генуи из перехваченной переписки Меласа с гофкригсратом, внезапно обнаружил, что значительная часть предполагаемых им преимуществ может быть утраченной. Теперь, вместо того, чтобы спокойно встретить и разбить отступавшие войска австрийцев, за которыми в виде неявной (и от того более тревожной) угрозы будут маячить французские солдаты на юге, Наполеону самому нужно было атаковать Меласа, покуда он не собрал своих сил в кулак, опираясь на Геную в качестве базы.
При этом, первой консул пришел к убеждению, что его австрийский противник будет избегать сражения и отступать, по крайней мере до тех пор, пока не соединится с осадным корпусом. Время поджимало, французы начали обратный марш, стремясь отрезать армию Меласа от Генуи. Забавно, что австрияк, который в свою очередь исходил из столь же пессимистических прогнозов, пришел к такому же решению - он, не дожидаясь соединения своих сил, сам устремился на встречу Бонапарту, полагая, что каждый день работает на французов, отрезавших австрийцев от баз. Таким образом, действия сторон привели к слепому столкновению при итальянской деревушке Маренго: австрийцы и французы буквально бежали навстречу друг дружке; каждый думал, что противник будет лишь обороняться.

Маренго
Но прежде, французский авангард наткнулся на превосходящие силы врага. Только решительность одних (а также спешно прибывшие подкрепления) и нерешительность других (австрийцы ожидали подхода новых отрядов врага - и не ошиблись) позволила галлам избежать тактической неудачи - итогом боя стала впечатляющая французская победа: 18 т. австрийский корпус был отброшен 14 т. французским, стороны потеряли 3-4 т. убитыми и ранеными с обеих сторон, но победителям досталось несколько тысяч пленных.
Это поражение только укрепило командующих в их предположениях: Наполеон, посчитав, что австрийцы стремительно отходят, разбросал свои войска, надеясь перехватить их; Мелас преисполнился решимости избавиться от нового противника, не теряя ни дня. Утром воскресного дня 14 июня австрияки атаковали, достигнув почти полной внезапности. Номинально, силы были равны - около 30 т. солдат у каждого полководца - но непосредственно под рукой утром у Бонапарта было только 23 т., да и те оказались не готовыми. По всей видимости, французов (и репутацию Наполеона как полевого командира) спасло лишь то, что из-за сочетания особенностей местности и естественной (т.е., обусловленной их военным механизмом) медлительности австрийцы вводили свои силы в бой крайне медленно.

Это, впрочем, в какой-то мере сыграло им на руку: в течении нескольких критических часов после начала атаки Наполеон банально отказывался поверить в то, что его противник ведет свою игру и попросту не верил в масштабную атаку неприятеля. Наконец, прибыв непосредственно к атакованным дивизиям, он убедился в серьезности намерений Меласа. Были посланы приказы (носящие несколько растерянный характер), призывающие всех-всех-всех возвращаться назад, все наличествующие силы отправились в бой, подкрепляя тонкую сине-красно-белую линию, безжалостно расстреливаемую австрийскими пушками.
Надо отдать французам должное: при старом режиме они бы уже проиграли, т.е. отступили. Сейчас же войска Бонапарта пятились, но держались. Несмотря на это, натиск белых молодцев императора Франца медленно, но верно переламывал республиканские полки: к полудню казалось, что бой так и эдак проигран, а французы либо побегут, либо полягут замертво.
Наконец, был смят левый фланг французской армии... подалась и вся линия, очищая поле боя. Мелас, уставший после целого дня в седле и даже легко раненный, счел вражеское отступление (в полном соответствии с практикой своего века) недвусмысленным признаком победы. Он поручил задачу преследования начальнику своего штаба а сам отбыл в штаб-квартиру. Немцы наскоро перестраивались в колонны прямо на поле боя... увы, именно сейчас им не хватало нескольких тысяч кавалеристов, посланных на отражение несуществующих врагов в собственном тылу.

В этот момент к Наполеону подошла первая дивизия корпуса генерала Дезе (героя Египетского похода, с большими приключениями добравшегося до соотечественников, чтобы погибнуть под конец знаменитого сражения), вскоре ожидались и остальные. Опытный глаз французского полководца несомненно оценил потерю темпов австрияками, план контрудара напрашивался ходом самого боя.
Судьба была против империи в тот день - удар свежих сил врага пришелся на войска под командованием заместителя Меласа: сперва их встретили залпами пушек, потом позади двигавшихся в маршевом порядке австрийцев взорвалась артиллерийская повозка с зарядами, разгром довершила штыковая атака и лихой фланговый удар нескольких сотен французских кавалеристов. Несколько тысяч императорских солдат, застигнутые врасплох, положили оружие на месте. Еще хуже была потеря управляемости в критический момент - среди пленных был и начальник штаба австрийского войска. Наполеон из мокрой курицы обратился в горделивого петушка (на самом деле, я никоим образом не хочу умалить достоинства консула, его поведение в бою было образцовым - ни грана паники) и объезжая свои войска говорил всякие присущие моменту пафосные благоглупости, столь любимые солдатами республиканской эпохи. И это они заслужили по праву - французы не сломались.
В результате внезапного возрождения вражеской армии австрийцам пришлось играть отход, произведенный в некотором беспорядке. Но победители были слишком истощены, чтобы преследовать, их боевые потери почти не уступали вражеским (стороны потеряли по 6-7 т. убитыми и ранеными, но французы взяли еще от 4 до 7 т. пленных).

Моральное же потрясение было велико. Буквально раздавленный внезапным переходом от статуса торжествующего победителя к неудачнику, пожилой австрийский главком сломался. Большая часть его артиллерии осталась на поле боя, где-то на юге оперировала оправившаяся старая Итальянская армия французов, сам он был побит новой. Прежний план - отступать в случае неудачи к Генуе - был забыт, Мелас вступил в переговоры с Бонапартом. Последний, тоже наглядно ощутивший горечь поражения, был готов к ним. От прежнего замысла совершенно уничтожить австрийцев в Италии мало, что осталось. Пришлось "довольствоваться" пропуском их в Австрию, со сдачей всех итальянских крепостей и городов.
Нет, это был успех, и немалый - особенно учитывая не слишком блестящие тактические достижения - успех, достигнутый за счет правильно выбранного и со всей решимостью осуществленного стратегического маневра. В этом случае, даже ничейный результат боя был бы благоприятен для Бонапарта, не говоря уже о победе. Сам он, окончательно уверившись в личном счастье, отправился домой, в Париж - Итальянская кампания закончилась.

Копенгаген, в свое время, часто захватывали ганзейские адмиралы... но только англичане делали это по-братски, с любовью!
Короли и капралы PocockBattleOfCopenhagen

Война и мир
А война - нет. Начавшиеся было летом переговоры с англо-австрийскими союзниками не привели к положительному результату, хотя британский премьер-министр Питт уже не верил в скорую победу - по крайней мере на суше. Но, решили в Лондоне, попытаться стоит, тем более, что французские предложения казались неприемлемыми. Поздней осенью боевые действия возобновились, теперь - в Германии.
Там, значительно уступая французам в силах, австрийцы попытались остановить 150 т. армию генерала Моро, оккупировавшую летом Баварию. Очевидно не без известного умысла - дважды выиграть в одну лотерею - командующим тамошними войсками императора Франца был назначен еще один его брат, эрцгерцог Иоганн, восемнадцати лет отроду (а говорят, что в австрийской армии не давали дорогу молодым!). Со всей пылкостью юности, он повел свои войска на встречу неприятелю и нарвался на сражение при баварской деревне Гогенлинден, в самом начале декабря.

Австро-баварские войска, достигнувшие в предыдущие дни некоторых успехов, изначально прибывали в уверенности, что противник отходит. Мы уже знаем, к чему может привести подобного рода заблуждения даже после выигранной битвы, что же говорить о ситуации в которой сражение еще и вовсе не состоялось?
Колонны немцев буквально напоролись на изготовившихся к бою французов, начался погром. Вскоре все было кончено - потеряв около 9 т. пленными и 4,6 т. убитыми и ранеными против 3 т. у французов, германская армия ретировалась. Галлы победно вошли в Зальцбург, из отставки был срочно вызван эрцгерцог Карл, но военное положение представлялось в Вене совершенно безвыходным.

Возобновившиеся переговоры привели к заключению сепаратного австро-французского мира, подписанного в Люневиле в начале 1801 г. Австрия теряла Бельгию и наследственные права на Тоскану; как римский император, Франц отказывался от левого берега Рейна, захваченного французами. Были признаны все народные республики, созданные Францией в последние годы. В свою очередь, Наполеон не стал настаивать на аннексии Папского государства и Неаполитанского королевства, заняв, впрочем, в них важные пункты и заставив разорвать с англичанами.

Лондон, который потерял и Вену, и Неаполь - не говоря уже о растущей со стороны царя Павла ненависти - продолжал оставаться враждебным консульской республике, ведущей с ним морскую войну на пару с абсолютистской испанской монархией. Не имея возможности поразить ненавистных французов в Европе, англичане продолжали загонять в угол Египетскую армию. Несмотря на определенные успехи, достигнутые французами в отражении османских атак, британский флот держал их на голодном пайке, не давая никакой возможности надеяться на долгую борьбу или возвращение домой. Покуда войска союзников шли от успеха к успеху, англичане не желали выпускать своих пленников из страны фараонов, справедливо полагая, что это лишь укрепит сопротивление врага в Европе. Когда же, как с грустью заметил их премьер, карты Европы можно было уже прятать, они было согласились на эвакуацию французов, но она все равно не состоялась: оставленного Бонапартом командующего некстати убил сирийский фанатик, а сменивший его генерал потерял время, пытаясь связать с Парижем, устраивая собственную свадьбу с мусульманской невестой и принимая ислам (в хорошем смысле, если он вообще существует).

Тогда британцы решились на еще одну сухопутную операцию. Именно решились, ведь с самого начала революционных войн их войска неизменно терпели неудачи. Британская армия (около 17 т. солдат), под общим командованием ветерана войн 18 века генерала Эберкромби (отказавшегося в свое время подавлять мятеж американский и с удовольствием усмирившего ирландский бунт) была частями высажена в Египте. Последовало несколько беспорядочных сражений, постепенно поставивших французов в безвыходное положение. Итогом англо-османского вторжения стала капитуляция остатков Египетской армии к осени, с отправлением их домой. Египет был потерян, о чем французские и английские дипломаты узнали только после подписания предварительных условий мира (к большому неудовольствию последних).

Все это время Наполеон пытался хоть как-то облегчить положение несостоявшегося французского протектората. Ключевым вопросом был морской и Париж использовал любые возможности для того, чтобы оспорить у англичан воду. Хотя Бонапарт и говорил, в сердцах, что везде где проплывает бревно можно увидеть английский флаг, на деле соотношение сил было вовсе не таким уж плохим, иной вопрос - качество этих самых бревен.
В 1801 г. британцы дважды напомнили о своем морском могуществе. Сперва был разрушен нарождавшийся союз морских балтийских держав, под патронатом России. Царь Павел, о политике которого мы еще поговорим, совершенно осознано сколачивал в Северной Европе антианглийский блок из России, Швеции, Дании и примкнувшей к ним Пруссии. К сожалению, Россия, годовой доход который лишь немного превосходил таковой у маленькой Пруссии и в три с половиной раза уступал английскому, не могла придать этому союзу прочное основание.

Англичане не намерены были сидеть сложа руки. Союз нейтралов, создаваемым царем, решительно пошедшим навстречу союзу к корсиканцем, требовалось разрушить любой ценой. Возвратившийся из теплой Италии адмирал Нельсон был выхвачен из уютной семейной жизни на троих (вместе с лордом Гамильтоном и его прелестной женой) и отправлен в Северное море, под номинальное руководство толстого адмирала Паркера. Как и всегда, неброский (не считая привычки напяливать на себя все полученные награды, включая экзотический турецкий челенк - украшение для тюрбана) вице-адмирал был настроен крайне решительно. Застав своего сонного командира, недавно женившегося на молоденькой (обретавшейся неподалеку от флота) и от того вовсе не стремившегося к ратным подвигам, Нельсон, мучившийся расставанием с любимой женщиной, быстро переделал все на свой лад.

Никакой блокады! на Копенгаген! И как можно быстрее, покуда льды сковывали русские корабли на Балтике. Осторожный Паркер был против столь агрессивной тактики: ведь сам Нельсон говорил (или скажет), что любой моряк, атакующий форт - просто дурак. Тем не менее, в первых числах апреля, после того как датский кронпринц-регент отказался выходить из союза или сдать англичанам свой флот, атака стала делом решенным.
Начало боя, в котором англичанам (12 линкоров и 5 фрегатов) противостояли стоящие на копенгагенском рейде 7 датских линкоров, два десятка других судов и множество береговых батарей, и впрямь было не очень хорошим для владычицы морей. Несколько британских кораблей сели на мель, другие прямо-таки расстреливались датской артиллерией. Адмирал Паркер, наблюдавший это, проявил недюжинное благородство, показав себя настоящим джентльменом - он бросил Нельсону спасательный круг, дав приказ отходить. При этом адмирал заметил, что если Нельсон рассчитывает победить, то продолжит бой, а если нет - у него появится оправдание.

Энергичный вице между тем расхаживал по палубе своего флагмана, явно волнуясь. Он (о, конечно) отказался выходить из боя, подарив истории красивую фразу об одноглазом адмирале, не увидевшем приказа. Наконец, датский флагман взорвался - это дало повод к началу переговоров. Нельсон аккуратно, прямо во время боя, составил очень вежливый текст ультиматума, терпеливо дождавшись восковой свечи, чтобы скрепить письмо (посланному за воском матросу оторвало голову ядром, запечатывать чем-то другим флотоводец отказался, ибо это могло пролить свет на не самое лучшее состояние его эскадры).
Датский принц (да! да!), чьи люди понесли к тому времени тяжелые потери, а кораблям с экипажами грозила гибель, вынужденно согласился на британские условия и сдал свой флот. Впоследствии Нельсон называл этот бой самым тяжелым из всех, данных им - французы и испанцы не шли ни в какое сравнение с хладнокровными датчанами.
Британские суда устремились на Балтику, имея приказ после умиротворения Дании топить без разбора русских, вразумляя их повелителя.

Несколькими месяцами позднее, в Средиземном море, англичанам удался другой военно-морской урок. Франко-испанский флот, предназначенный для прорыва египетской блокады и собиравшийся на рейде иберийского городка Альхесирас, был дважды атакован британской эскадрой. Первый бой закончился победой латинских союзников: севший на мель английский линкор был захвачен ими, а другие британские корабли получили серьезные повреждения.
Когда численность союзной эскадры составила 9 линкоров и 3 фрегата, испанский командующий счел себя достаточно сильным, чтобы выйти из-под защиты береговых батарей. Это было роковой ошибкой. Летней ночью их атаковали 6 британских линкоров и 3 фрегата, взявшие полный реванш за предыдущую неудачу. Покуда два огромных испанских линкора расстреливали друг дружку (до полного и обоюдного потопления), приняв своих товарищей по оружию за англичан, последние захватили еще один линкор и потопили фрегат. Надежды спасти солдат песков ушли под воду.

Оставить комментарий

Предыдущие записи блогера :
Архив записей в блогах:
Миф о революции как о величайшем событии в истории человечества - вот какая нечеловеческая тварь его сконструировала? Нет, я прекрасно понимаю, что миром, т.е. мною и вами, правят “знаки и символы”. Но вот чтоб на столько? Задавались ли вы себе вопросом о том, чем отличаются ...
Новелла Николаевна Матвеева (7 октября 1934, Детское Село, Ленинградская область — 4 сентября 2016, Сходня, Московская область) — советская и российская поэтесса, прозаик, переводчица, бард, драматург, ...
 Тема графомании была поднята в рассказе Графоманы А.Терца. В рассказе, Терц писал, что в отсутствии возможности издать в СССР книжку, каждый графоман мог считать себя писателем, которого, в отличии от Пушкина и Достоевского, просто не издают (например, по политическим мотивам). ...
...
Абсолютно новый свитер ARMANI JEANS, куплен недавно в Милане. Покупался без моего присутствия, поэтому не подошел. С ценником, размер XS. Самовывоз Охотный Ряд. ...