
Колетт и ее Дом-книга.


Одна из улиц Сен-Совер-ан–Пьюзе.
28 января 2023 года исполнилось 150 лет со дня рождения французской писательницы Колетт. С некоторым опозданием к этой дате публикую отчет о посещении ее дома-музея в Бургундском городке , где она родилась и выросла.
Колетт я заинтересовалась, как водится, в связи с Брюсселем. Дело в том, что ее мать Сидо в юности до замужества жила с братьями в Брюсселе, то есть это был город который для маленькой Колетт был особенным. Во всяком случае в 1935 году, произнося традиционную речь при вступлении в Бельгийскую академию французского языка ( кресло №33 для иностранных литераторов) , она сказала, что в детстве мечтала о Брюсселе, как другие провинциальные девочки о Париже. Полный текст этого выступления мне так до сих пор и не попался. Зато аналогичная речь Жана Кокто, когда его избрали на освободившееся после смерти Колетт кресло №33, была незадолго до прошлогодней поездки во Францию на Вознесение мной приобретена, привела меня в восторг и оживила мой интерес к Колетт. Поэтому мы остановились на ночь в Сен- Совер-ан - Пьюзе, а с утра по купленным заранее он-лайн билетам сходили на экскурсию в Дом-музей Колетт. Концепция этого открывшегося только в 2016 году музея -- дом-книга , совершенно логична и вполне увлекательна. Колетт в этом доме родилась, выросла, но вынуждена была его покинуть (вместе с семьей, у которой были финансовые трудности) в 18 лет. Уже с взрослой женщиной она воскресила этот дом в своих произведениях начиная с Claudine à l’école ( 1900), но в основном в La Maison de Claudine (1922), какие-то детали добавились в Sido (1930).
Приятной неожиданностью было то, что в мае 2022 уже разрешали фотографировать внутри дома. Поэтому выдержки из перевода Дома Клодин (синий шрифт) я смогла проиллюстрировать своми собственными снимками:

Жан Кокто. Колетт
Традиционная речь новоизбранного академика посвящена тому, кто это кресло занимал до него. Поэтому издатели без затей назвали его речь Колетт.

Красные розы на улице Сен-Совер-ан– Пьюзе. Конец мая очень удачное время для посещения и этого городка и Дома Колетт, потому что очень важную роль в экспозиции играют сады при доме.

Музей Колетт. В городе кроме Дома Колетт, который повторюсь открылся только в 2016 году, есть еще и просто музей Колетт (там мы не были).

Дом Колетт.
Дом смотрел на улицу Богадельни: почерневший фасад с большими окнами, лишённый какой-либо привлекательности, крыльцо со ступеньками по обеим сторонам – обычный буржуазный дом, каких было много в те годы в маленьких городках. Однако его степенности слегка подгаживала крутизна улицы, обрекавшая на колченогость крыльцо, опирающееся с одной стороны на четыре ступени, а с другой – на шесть.

Кухня.

Аутентичная тарелка.

Верхний сад, вид на который открывается из окна кухни.

Садовая шляпа Сидо.
как она юным жестом забрасывает подальше свою садовую шляпу, высвобождая при этом седые волосы и открывая свежее лицо, отмеченное, правда, морщинками.

В столовой стол накрыт на 6 персон: Сидо ( мать), капитан Колетт( отец), старшая длинноволосая сестра (от первого мужа), старший брат (будущий медик), брат Лео, Колетт.

Цветы в столовой
….и эта рука, и этот огонёк, и эта склонённая над работой голова у лампы – центр и тайна, где зарождаются и откуда в виде кругов – чем дальше, тем менее ощутимы свет и первоначальный импульс – расходятся тепло гостиной с её флорой срезанных стеблей и фауной мирных домашних животных, гулкость сухого, хрустящего, как горячая булка, дома, уют сада, деревни… За их пределами всё – опасность и одиночество.
Фауну конечно дому-музею не по силам включить в экспозицию, а вот букеты в доме у них прелестные.

Букет в гостиной.

Гостиная: пианино , на котором играли в основном братья. Но в домашних концертах принимали участие все, кроме старшей сестры. Родители пели, а дети играли.

Гостиная: кресло.

Комната сводной сестры.
После замужества моей сводной сестры мне досталась её комната на втором этаже с обоями в васильках по сероватому фону.

Секретер из розового дерева был набит недоступными мне сокровищами; моя длинноволосая сестра не забавлялась с коробкой пастели, компасом в футляре и демилюной в прозрачной розовой оправе с выгравированными на ней миллиметрами и сантиметрами, от воспоминания о которой моё нёбо орошается, как при виде ломтика лимона. Были там жирная на ощупь тёмно-синяя калька для перевода узора для вышивок; шило, чтобы делать дырочки в английской вышивке; челноки для фриволите; челноки из слоновой кости цвета миндаля; катушки шёлковых ниток цвета павлиньего пера; китайская птица на рисовой бумаге, которую моя сестра копировала на панно из бархата стежком «пассе».

Покинув свою детскую – бывшую привратницкую над входом в дом, поднадзорную маминой спальни, облицованную плиткой, с толстыми балками,

Вид из окна бывшей привратницкой.

Спальня родителей, на одной из этих кроватей родилась Колетт.

Фотографии отца и дочери на каминной полке в спальне родителей.

Книжный шкаф в кабинете отца, в котором были заперты сочинения Золя, про которые капитан считал, что их не нужно читать его младшей дочери. Но ей удалось таки до них добраться, и за чтением в саду сцены родов ее "застукала " Сидо:
Ну же… Роды – это совсем не так ужасно. И не так безобразно в реальности. Боль забывается быстро, вот увидишь! Доказательство тому, что все женщины об этом забывают, – то, что только мужчины вечно делают из этого истории. Ну какое до всего этого дело было Золя?

Старая глициния, свидетельница многих событий в саду семейства Колетт.
|
</> |
