Когда волнуется желтеющее пиво

— Передо мной два стихотворения: одно – Мандельштама, другое – Надсона. Что делает стихотворение Мандельштама гениальным, и почему стихотворение Надсона заурядно? Как можно (и можно ли вообще) сформулировать разницу между гениальным и обычным?

— Отвечу в лоб: порядок слов – и только – делает стихотворение Мандельштама гениальным, а стихотворение Надсона заурядным. Так же хитро, по легенде, ответил Бах на вопрос, в чем секрет его исполнительского мастерства: “Я просто вовремя попадаю в нужную клавишу”. Это звучит несерьезной отговоркой, но если вдуматься, именно так дело, в конце концов, и обстоит.

Сергей Гандлевский, чью фотографию на фоне я недавно помещал, приезжает в Иерусалим и пятого ноября будет выступать в книжном магазине "Бабель" (детали - в первом комментарии). Иерусалимцы и гости столицы - не пропустите! Я большой его поклонник, хотя его собственую поэзию знаю не так хорошо (два-три любимых стихотворения), - завораживает масштаб личности, нравится, как он анализирует поэзию и рассказывает о творчестве других. Под катом - небольшая подборка Гандлевского.

* * *

Ржавчина и желтизна – очарованье очей.

Облако между крыш само из себя растёт.

Ветер крепчает и гонит листву взашей,

Треплет фонтан и журнал позапрошлых мод.

Синий осенний свет – я в нём знаю толк как никто.

Песенки спетой куплет, обещанный бес в ребро.

Казалось бы, отдал бы всё, лишь бы снова ждать у метро

Женщину 23-х лет в длинном чёрном пальто.

2004

* * *

Вот наша улица, допустим,

Орджоникидзержинского,

Родня советским захолустьям,

Но это все-таки Москва.

Вдали топорщатся массивы

Промышленности некрасивой —

Каркасы, трубы, корпуса

Настырно лезут в небеса.

Как видишь, нет примет особых:

Аптека, очередь, фонарь

Под глазом бабы. Всюду гарь.

Рабочие в пунцовых робах

Дорогу много лет подряд

Мостят, ломают, матерят.

Вот автор данного шедевра,

Вдыхая липы и бензин,

Четырнадцать порожних евро-

бутылок тащит в магазин.

Вот женщина немолодая,

Хорошая, почти святая,

Из детской лейки на цветы

Побрызгала и с высоты

Балкона смотрит на дорогу.

На кухне булькает обед,

В квартирах вспыхивает свет.

Ее обманывали много

Родня, любовники, мужья —

Сегодня очередь моя.

Мы здесь росли и превратились

В угрюмых дядь и глупых теть.

Скучали, малость развратились, —

Вот наша улица, Господь.

Здесь с окуджавовской пластинкой,

Староарбатскою грустинкой,

Годами прячут шиш в карман,

Испепеляют, как древлян,

Свои дурацкие надежды.

С детьми играют в города —

Чита, Сучан, Караганда.

Ветшают лица и одежды.

Бездельничают рыбаки

У мертвой Яузы-реки.

Такая вот Йокнапатофа

Доигрывает в спортлото

Последний тур (а до потопа

Рукой подать), гадает, кто

Всему виною — Пушкин, что ли?

Мы сдали на пять в этой школе

Науку страха и стыда.

Жизнь кончится — и навсегда

Умолкнут брань и пересуды

Под небом старого двора.

Но знала чертова дыра

Родство сиротства — мы отсюда.

Так по родимому пятну

Детей искали в старину.

1980

А. Магарику

Что-нибудь о тюрьме и разлуке,

Со слезою и пеной у рта.

Кострома ли, Великие Луки —

Но в застолье в чести Воркута.

Это песни о том, как по справке

Сын седым воротился домой.

Пил у Нинки и плакал у Клавки —

Ах ты, Господи Боже ты мой!

Наша станция как на ладони.

Шепелявит свое водосток.

О разлуке поют на перроне.

Хулиганов везут на восток.

День-деньской колесят по отчизне

Люди, хлеб, стратегический груз.

Что-нибудь о загубленной жизни —

У меня невзыскательный вкус.

Выйди осенью в чистое поле,

Ветром родины лоб остуди.

Жаркой розой глоток алкоголя

Разворачивается в груди.

Кружит ночь из семейства вороньих.

Расстояния свищут в кулак.

Для отечества нет посторонних,

Нет, и все тут, — и дышится так,

Будто пасмурным утром проснулся,

Загремели, баланду внесли, —

От дурацких надежд отмахнулся,

И в исподнем ведут, а вдали —

Пруд, покрытый гусиною кожей,

Семафор через силу горит,

Сеет дождь, и небритый прохожий

Сам с собой на ходу говорит.

1984

* * *

Устроиться на автобазу

И петь про черный пистолет.

К старухе матери ни разу

Не заглянуть за десять лет.

Проездом из Газлей на юге

С канистры кислого вина

Одной подруге из Калуги

Заделать сдуру пацана.

В рыгаловке рагу по средам,

Горох с треской по четвергам.

Божиться другу за обедом

Впаять завгару по рогам.

Преодолеть попутный гребень

Тридцатилетия. Чем свет,

Возить «налево» лес и щебень

И петь про черный пистолет.

А не обломится халтура —

Уснуть щекою на руле,

Спросонья вспоминая хмуро

Махаловку в Махачкале.

1985

* * *

У Гоши? Нет. На Автозаводской?

Исключено. Скорей всего, у Кацов.

И виделись-то три-четыре раза.

Нос башмачком, зелёные глаза,

а главное — летящая походка,

такой ни у кого ни до, ни после.

Но имени-то не могло не быть!

Ещё врала напропалую:

чего-то там ей Бродский посвятил,

или Париж небрежно поминала —

одумайся, какой-такой Париж!?

Вдруг вызвалась “свой способ” показать —

от неожиданности я едва не прыснул.

Показывала долго, неумело

и, морщась, я ударами младых

и тощих чресел торопил развязку.

Сегодня, без пяти минут старик,

я не могу уснуть не вообще,

а от прилива скорби.

Вот и вспомнил —

чтоб с облегчением забыть уже

на веки вечные — Немесова. Наташа.

2010

* * *

Двор пуст и на расправу скор

и режет без ножа.

Чьё там окно глядит в упор

с седьмого этажа?

Как чье окно? — Твоё окно,

ты обретался здесь

и в эту дверь давным-давно

входил, да вышел весь.

О.Т.

Обычно мне хватает трёх ударов.

Второй всегда по пальцу, бляха-муха,

а первый и последний по гвоздю.

Я знаю жизнь. Теперь ему висеть

на этой даче до скончанья века,

коробиться от сырости, желтеть

от солнечных лучей и через год,

просроченному, сделаться причиной

неоднократных недоразумений,

смешных или печальных, с водевильным

оттенком.

Снять к чертям — и на растопку!

Но у кого поднимется рука?

А старое приспособленье для

учёта дней себя ещё покажет

и время уместит на острие

мгновения.

Какой-то здешний внук,

в летах, небритый, с сухостью во рту,

в каком-нибудь две тысячи весёлом

году придёт со спутницей в музей

(для галочки, Европа, как-никак).

Я знаю жизнь: музей с похмелья — мука,

осмотр шедевров через не могу.

И вдруг он замечает, бляха-муха,

охотников. Тех самых. На снегу.

Знамя 2012, 6

* * *

Среди фанерных переборок

И дачных скрипов чердака

Я сам себе далек и дорог,

Как музыка издалека.

Давно, сырым и нежным летом,

Когда звенел велосипед,

Жил мальчик - я по всем приметам,

А, впрочем, может быть, и нет.

...

1973

Предыдущие записи блогера :

29.10.2024 — И скрип колёс, и шум кулис, и тёплый ветер с юга

24.10.2024 — По случаю учёта шницелей

Архив записей в блогах:

Хочу обратить ваше внимание на одну деталь,

на которую никто, кроме меня, не обращал внимания. А дело было в Пушкинском музее. Там проходила выставка "После импрессионизма", на которую я, конечно же, не могла не пойти. Выставка отличнейшая! Наконец-то я не понаслышке, а своими глазами увидела все способы написания картин: не ...

Сказка про дурака Володю

Парень с российского двора Володя носил прозвище «дурак», потому что делал всякие глупости. И вот однажды полез он на дерево. Все ему кричали, что он упадёт. Но Володя залезал все выше — ему уже кричали издалека, даже рыбы и птицы. И даже космонавт. Но когда Володе крикнули генеральный ...

Гудрон

— Пап, а ты отрезал кому-то ухи? — спрашивает мелкая. — Не, ну чтоб лично я именно уши, чтоб отрезал... Не, такого не было. Ломал — бывало. В наших кругах не приветствовалось наличие колюще-режащих. Но знаю человека, который был вынужден отрезать ухо человеку. — Это как так? — ...

Маршрутка

...

Привет, привет...

Вот и осень... Лето буквально пронеслось, утром читаешь новости, вечером тоже... Поймала себя на том, что я вообще не думаю о будущем, не о чем думать, я не чувствую будущего. Все ограничилось надеждами на лучшее и сегодняшним днем Никогда я не была настолько приземленной, что думаю о ...

Когда волнуется желтеющее пиво

Когда волнуется желтеющее пиво

Оставить комментарий

Популярные посты: