Ко Дню Памяти Всех Павших От рук Товар-исчей

duchesselisa — 07.11.2010







Из воспоминаний А.Р. Нестеровской, балерины Императорского Мариинского театра, жены Князя Крови Императорской Гавриила Константиновича .
***
Я не могу передать моего ужасного состояния. Это было 11 марта (1918 г.). Телефон звонил не переставая. Все предлагали свои услуги, — кто в Петрограде, кто в Сибири. Днем приехали три брата мужа (у мужа была легкая инфлуэнца). Стали совещаться, как быть, когда идти на регистрацию. Между прочим, князь Константин Константинович сообщил мне, что сегодня он видел, Н. К. К., который сказал, что хорошо знает одного члена комиссии, большевика Б. и что, если нужно будет, то Н. К. К. в комиссии может похлопотать (Н. К. К. был предподавателем русской литературы у моего мужа и его братьев). Как я впоследствии узнала, Н. К. К. много помог в свое время, благодаря своим связям с Константиновичами, большевику Б. в его скитаниях и сидении по тюрьмам до революции.
Константин Константинович дал нам телефон Н. К. К. и мы стали его повсюду искать. Звоня по всем данным нам номерам, мы его нигде не находили, но, наконец, какой-то симпатичный женский голос ответил, что его найдут и он сам придет к нам. Так и было. Вечером того же дня пришел Н. К. К. и мы стали его просить нам помочь. После долгих разговоров и размышлений Н. К. К. решил меня познакомить с сестрой большевика Б. и на утро, перед поездкой на Гороховую, я должна была с нею встретиться на улице. Затем мы пришли к заключению, что будет лучше, если на Гороховую вместо мужа поеду я, а Н. К. К. меня там встретит и во всем, что можно, поможет.
Подъезжая к Гороховой на следующее утро, вижу на углу улицы жену князя Иоанна Константиновича, взволнованно, быстро ходившую по панели. Вхожу в подъезд и первое, что бросается в глаза: пулемет в окне и страшная грязь. Спрашиваю, где выдают пропуски для приема у Урицкого? Мне показывают дверь налево. Вхожу в маленькую комнату, битком набитую разношерстной публикой. Крик, гам, какой-то длинноволосый господин ругает порядки. Вкрадчивым голосом я прошу пропустить меня к Урицкому. Грубо спрашивают мою фамилию и по какому делу. Понизив голос так, чтобы не слышали окружающие, как преступница, я отвечаю:
— По делу Романовых.
Мне немедленно выдают пропуск и я по грязной лестнице, мимо вооруженных солдат, поднимаюсь на третий этаж. Там выхожу на широкую мраморную белую площадку, с такой же лестницей (бывший парадный подъезд градоначальника). Минуя лестницу, иду прямо и вхожу в большую комнату, столовую, всю обтянутую коричневыми обоями, с панелью из темного дуба, и буфетами; посредине — громадный стол, покрытый грязной скатертью. На окнах темные от грязи, изорванные тюлевые занавески, по стенам продырявленные стулья. В этой столовой я нахожу много своих: трех братьев мужа, князя Палей, полк. бар. Менда, кн. Шаховского и ген. Хоцановского, раньше состоявшего при муже и прибывшего сюда, чтобы быть с нами. Вдали я вижу Н. К. К., который сейчас же подошел ко мне.
Через несколько секунд сюда же вошел мужчина, с которым Н. К. К. меня познакомил. Это был большевик Б. Удивительно симпатичное, болезненное лицо, с прекрасными глазами. Он был высокого роста и страшно худой. Одет он был в русскую рубашку черного цвета и мягкие, широкие большие сапоги. Ни он, ни я ничего не сказали друг другу. Он немедленно вышел в одну из многих дверей и вернулся через несколько секунд, сказав, что Урицкий меня вызывает.
Сильно волнуясь, я пошла за ним. Урицкий встретил меня на пороге. Это был прилично одетый мужчина в крахмальном белье, небольшого роста, с противным лицом и гнусавым сдавленным голосом. Б. сейчас же вышел из комнаты. Урицкий подвинул мне мягкое кресло и стал возле меня.
— Чем могу служить вам, сударыня? — задал он мне вопрос.
Я вспомнила совет сестры Б. и, собрав все свое спокойствие, сказала:
— Мой муж, Гавриил Константинович, в данное время лежит больной инфлуэнцей. Он страдает туберкулезом, и я пришла заявить, что мой муж ни в коем случае никуда не может ехать, так как всякое передвижение грозит для него открытием туберкулезного процесса, что подтверждают доктора и принесенные мною свидетельства.
Он слушал молча, стоя передо мной, и пытливо смотрел мне в глаза.
— Сколько лет вашему мужу?
— Тридцать, — ответила я.
— В таком случае его туберкулез не опасен, — услышала я скрипучий голос Урицкого, — во всяком случае, я пришлю своих врачей и буду базироваться на их диагнозе. Больного я не вышлю, в этом вы можете быть спокойны, — сказал он, взял докторские свидетельства и записал наш адрес.
Я вышла от него окрыленная надеждой. В той же столовой меня ждали братья мужа. Рассказав им, как все произошло, я увидела на их лицах радость за брата. Оказывается, Урицкий приказал им через неделю выехать. Мне хотелось подождать результатов ходатайства княгини Палей, которая тоже привезла Урицкому свидетельства о болезни своего мужа.
Через несколько минут вышла княгиня Палей. На наш вопрос она ответила, что Урицкий ей сказал то же самое, что и мне, но только сыну ее велел выехать через неделю. Поговорив еще некоторое время, мы вышли из этого застенка.





***
Приехав на Гороховую, наш комиссар объявил солдатам, что ведет арестованного Романова, и нас немедленно пропустили. Мы поднялись наверх и вошли в приемную, куда ежеминутно приводили вновь арестованных. Сели. На муже лица не было. Просидели мы так более часа. Вдруг какой-то писарь вызывает меня, спрашивает фамилию, звание, адрес и все записывает в книгу. На мой вопрос: «Зачем все это?» — он отвечает: «Да ведь вы арестованная?»
— Я сопровождаю арестованного мужа, — объясняю я ему, и он меня отпускает.
Время идет. Мы сидим более двух часов. Никто нас не вызывает. Вдруг я вижу входит Б. Чтобы не подвести его, осторожно подхожу к нему, делая вид, будто вижу его в первый раз, и спрашиваю:
— Моего мужа посадят в тюрьму или есть возможность положить его в частную лечебницу?
— Я думаю, что Урицкий на это согласится, — сказал он спокойным тоном.
Тогда, не будучи в силах дольше ждать, я пошла в кабинет к Урицкому, просить его дольше не мучить нас и допросить мужа. Урицкий ответил через секретаря, что он нас не примет, что муж арестован и пока посидит у них на Гороховой, а потом будет отправлен в тюрьму.
Зная, как кошмарно быть заключенным на Гороховой, я побежала в приемную за мужем и мы вместе влетели в кабинет Урицкого.
Увидев нас, он даже оторопел:
— Зачем вы здесь? Нам не о чем говорить! Вы арестованы, должны сидеть и ждать, пока вас отправят в тюрьму, — волновался Урицкий.
— Прошу и требую, — взяв себя в руки заговорила я громко и смело, — не издеваться над больным человеком. Больных не сажают в тюрьму, а посылают в больницу.
Кроме нас в кабинете Урицкого было еще трое мужчин.
— Что вы желаете от меня, сударыня? — задал мне вопрос Урицкий. — Ваш муж арестован и должен быть препровожден в тюрьму.
Я вытащила докторские свидетельства и показала ему.
— Мне не нужны свидетельства. Я по лицу вашего мужа вижу, что он болен.
— Какой ужас! — воскликнула я. — Вы видите, что он болен и, несмотря на это, сажаете его в тюрьму? За что? Ответьте мне!
— За то, что он Романов. За то, что Романовы в течение 300 лет грабили, убивали и насиловали народ, за то, что я ненавижу всех Романовых, ненавижу всю буржуазию и вычеркиваю их одним росчерком моего пера... Я презираю эту белую кость, как только возможно. Теперь наступил наш час, и мы вам мстим, и жестоко!..
— Позвольте, моему мужу всего тридцать лет, он не мог ни грабить, ни убивать...
— А разве дети не ответственны за грехи родителей? Но, мадам, мы слишком много теряем времени даром, — перебил он самого себя. — Вы желаете, чтобы я освободил вашего мужа? Хорошо, я его освобожу. Но мы сейчас же вместе выйдем на площадь и я объявлю народу, что я, Урицкий, освободил Романова, и вы увидите, что получится: толпа на месте растерзает вашего мужа. Вы этого хотите?
Урицкий говорил, чтобы понравиться присутствующим в кабинете товарищам, те хохотали, с восторгом ловя каждое его слово.

***

Следующий день был днем свидания в тюрьме. Не могу передать того чувства скорби и тревоги, которое овладело мной при виде тюрьмы. Кабинетом начальника тюрьмы была небольшая комната, с одним окном с решёткой, письменным столом, кушеткой и двумя стульями, между которыми стоял столик. Начальник тюрьмы был симпатичный маленький старичок. В этой комнате я застала княгиню Палей, разговаривающую с тюремной сестрой милосердия. С разрешения Урицкого, свидания в тюрьме происходили теперь совместно со всеми Романовыми. В кабинете у начальника тюрьмы, кроме меня и мужа, находились также княгиня Палей и великий князь Павел Александрович. К остальным великим князьям не приходил никто.
Каждый день я с большим волнением и нетерпением ждала возвращения моей горничной из Москвы. Ко мне заходило много знакомых и каждый предлагал свои услуги. Заехал однажды и доктор Манухин и предложил с ним вместе отправиться к Горькому.

***
Посли убийства Урицкого в газетах появился его портрет и некролог. В одном из некрологов было сказано, что Урицкий страдал туберкулезом и царское правительство, в виду его болезни, заменило ему ссылку и тюрьму высылкой заграницу.
***
Никогда не забуду одного дня.
В связи с убийством Урицкого, в городе шли аресты и обыски. Жена Б. казалась мне очень взволнованной. Когда я уехала от нее, у меня было предчувствие чего-то страшного. Успокоить я себя ничем не могла. Утром машинально взяла газету и вскрикнула: ужас овладел мною. На первой странице крупным шрифтом было напечатано, что, ввиду убийства Урицкого и других комиссаров, большевики объявляют всех заключенных заложниками и если будет убит хоть один комиссар, то за одного большевика будут расстреляны несколько заложников. Ниже, был приведен список содержащихся в тюрьме, причем в первой группе были все великие князья и мой муж. Затем следовали списки заложников: генералов, офицеров и политических деятелей различных партий. Все эти списки были подписаны комиссаром Чека — Б. Когда я это увидела, я поняла весь ужас моего положения.






***
В день освобождения мужа я отправилась в церковь и горячо помолилась. Из церкви поехала на Смоленское кладбище на могилу блаженной Ксении, которую всегда поминала в своих скорбях. Вернулась домой с облегченной душой, взяла книгу чудес Блаженной Ксении, заперлась одна в комнате и стала читать. Никогда не забуду этого момента. Мне стало вдруг так легко на душе, как будто я поднялась куда-то ввысь. Никогда ни до, ни после я не испытала такого чувства.
Домашние меня уговорили прилечь и я, измученная, заснула. Вдруг зазвонил телефон. Сонная шатаясь беру трубку и слышу: «Антонина Рафаиловна, ура! освобожден!» Это была жена Б. Я начала кричать в телефон слова благодарности... и неожиданно после подъема наступил упадок сил. Я опять легла в постель и в первый раз за долгое время уснула крепким сном.

***
Радости моей не было конца. Я поспешила обрадовать мужа. Затем поехала в Финляндское Бюро и там на наше счастье было получено разрешение на въезд в Финляндию.
Для того, чтобы получить выездные документы, я должна была явиться в министерство иностранных дел. Оно помещалось в Зимнем дворце. Когда я вошла туда, меня поразило необыкновенное количество крестьян, запрудивших лестницы и залы. Дворец представлял картину полного разрушения: дорогая мебель почти вся поломана, обивка порвана, картины лучших мастеров продырявлены, статуи, вазы разбиты. Весь этот наполнивший дворец люд приехал со всей России на какие-то лекции.


***
Муж был очень слаб. Пришлось долго ожидать разрешения сесть в поезд. Наконец, мы заняли места. Вагон наполнился солдатами и мне все казалось, что эти солдаты подосланы, чтобы убить моего мужа. Эти моменты были, пожалуй, самые тяжелые из всех, пережитых нами. Поезд тронулся.
Приехали в Белоостров. Более часу ожидали в буфете. Наконец, нас вызвали.Но вот нас попросили в различные комнаты, раздели, обыскали, затем осмотрели багаж, и мы получили разрешение выехать в Финляндию.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив