Книжки

- Ю. Карабчиевский. Воскресение Маяковского
«…Постепенно он становится глашатаем насилия и демагогии и служит уже не революции, а власти».
«Двойная мораль. У него – окровавленная душа, у лабазника – окровавленная туша, всего-то и разницы».
«К 17-му году у М. не просто темой, а фактурой стиха были кровь и насилие.
Ноги знают,
чьими
трупами
им идти…»
(Я все же не поверила и проверила: да, это из стихотворения 1920 года «Владимир Ильич!».)
«М. декларативен всегда и во всем».
«Он был советский барин».
«Он дал этой власти дар речи».
«Время выражается только через личность… М. личностью не был. Его личность – спрессованная пустота».
«Море коллективной пошлости».
«Эпоха великого словоблудия встретилась со своим великим поэтом…»
Чуковский в 1920 г.: «Вся его пламенность – деланная. Это Везувий, изрыгающий вату».
Мало знал, ничего не читал. Машину, купленную в Париже, не водил, не умел. Был личный шофер.
Плюнем в лицо
той белой слякоти,
сюсюкающей
о зверствах Чека!
(Это я тоже проверила, это из поэмы «Владимир Ильич Ленин».)
Среди его друзей – Яков Агранов («Аграныч» он его звал), палач.
Автор пишет, что Есенин был живой человек, Цветаева – подлинная, Пастернак, как ни старался подстроиться, остался Пастернаком, «М. же был всегда схемой и конструкцией… Совесть, а тем более муки совести, вообще не входили в эту систему».
Не тешься,
товарищ,
мирными днями.
Сдавай
добродушие
в брак.
Товарищи,
помните:
между нами
орудует
классовый враг.
Как бы он сегодня-то пригодился. Иноагентов клеймить.
Воскресение Маяковского в виде фарса Карабчиевский видит сразу в трех популярных поэтах моей молодости: Евту шенко, Вознесенском, Рождественском: «Они заимствовали одну важнейшую способность: с такой отчаянной смелостью орать верноподданнические клятвы, как будто за них – сейчас на эшафот, а не завтра в кассу». Но есть, по его мнению, и серьезный преемник у М-го: Бродский! «Он образованный, умный, мастерство его абсолютно… Трудно поверить, что после того, как так много, умно и красиво сказано, - так и не сказано ничего»…
В общем, и Бродского хочется всерьез изучать после таких характеристик.
-
В. Сорокин. День опричника
Странное впечатление. Опричнина, крепостные, бояре не в прошлом и не в будущем, а прямо сейчас. Безграничная власть силовиков, только собачья голова (настоящая) и метла (китайская) прикреплены к мерседесу. Вокруг России – стена, сами и построили.
Эмоционального отклика книга не вызывает, а горечь – да. Вот откуда эта «Гойда», да и сам Охлобыстин там есть, даже без перемены фамилии.
Автор еще зациклен на сексе, как-то уж очень явно.
А так – что ж – полная бессудность, полная власть этой собачьей своры, показная вера наряду с оргиями, всё продается и покупается, жизнь человека не стоит и гроша.
Надежды никакой, разве что в начале и в конце книги герою (опричнику) снится белый конь, уходящий от него, но это так, за уши притянуто.
Зато «теперь рык медведя русского на весь мир слышен». Ну-ну.
|
</> |