Книги апреля

Нацухико Кёгоку "Лето злых духов убумэ"
Довлатов "Заповедник"
Довлатов "Чемодан"
Довлатов "Компромисс"
Довлатов "Наши"
1. Джон Уиндем "День триффидов"
Эта книга - классика мировой фантастики, я про него все время слышала из разных углов. Но у меня в этом месте было слепое пятно, я даже не задумывалась над тем, что я эту книгу не читала, просто откуда-то примерно знаю сюжет. Теперь эта дыра закрыта, наконец-то я ее прочитала.
Я сначала начала слушать, потом стала читать глазами, и вдруг обнаружила, что в тексте есть целые страницы, которых я не слушала в аудиоварианте. Так я обнаружила, что есть два разных перевода, Бережкова и Стругацких. Перевод Стругацких — это не просто перевод, а адаптация с авторскими вставками. Они добавили философские размышления, изменили стиль и местами сдвинули акценты. Текст получился красивый, литературный, но не всегда точный. В отличие от этого, перевод Бережкова ближе к оригиналу: сухой, но точный, без отсебятины.
Эта книга пугает своей правдоподобностью. «День триффидов» был написан ещё в 1951 году, он не потерял ни грамма актуальности — напротив, сегодня он читается даже тревожнее, чем раньше.
Для меня это роман об опасности инвазивных видов, триффидов вполне можно назвать инвазивным видом — хотя они и вымышленные, в терминах экологии это определение к ним отлично подходит. Искусственно выведенные растения, способные передвигаться и жалить смертельным уколом, изначально были «полезными» — из них добывали масло. Но, как это часто бывает, человек, играющий в Бога, теряет контроль.
Но на самом деле человечество легко справилось бы с триффидами, если бы они появились одни. Но чтобы гарантированно уничтожить человечество, автор провел его через три "игольных ушка" - сперва ослепил большинство людей, потом напустил на них вырвавшихся на волю триффидов, а затем сверху еще добил каким-то смертельным вирусом.
Книга страшная, остросюжетная, очень интересная. Ее много раз экранизировали, но я специально не стала пока смотреть кино, чтобы не смешивать в своем отзыве впечатления от книги и от фильма.
Есть продолжение - "Ночь триффидов", но его написал не Джон Уиндем, а другой писатель, Саймон Кларк. Я его решила не читать. В википедии написано, что большинство рецензентов не оценило его творение так же высоко, как оригинальную работу 1951 года. Думаю, можно назвать эту книгу фанфиком.
2. Нацухико Кёгоку "Лето злых духов убумэ"
Это произведение одновременно и детектив, и мистика, и философское размышление — и всё это в насыщенном японском антураже, с элементами синтоистских верований, легенд и культурных кодов, которые непривычны нашему западному восприятию.
Сюжет разворачивается вокруг загадочного дела — исчезновения мужчины из закрытой комнаты, где его жена уже двадцать месяцев как не может родить. Казалось бы, логика и здравый смысл здесь бессильны — и на сцену выходит человек, умеющий работать с иррациональным: колоритный книжник и оккультист Акидзуки Кёгокудо.
Меня особенно впечатлило, как автор сочетает строгую логику с древними мифами. Здесь призраки не просто элемент хоррора, а часть культурного кода. Убумэ - дух женщины, умершей при родах, становится не пугающим клише, а символом боли, любви и жертвенности. При этом в книге нет "нормальных" персонажей: каждый из них несёт на себе отпечаток травмы, одиночества или душевной нестабильности. И в какой-то момент становится ясно — рациональным этот мир не объяснить.
Эта книге не легкое чтение на вечер. А еще это книга о жестокости матерей к своим детям, и как они передают своим детям по наследству свои родовые травмы, травматик превращает своего ребенка в травматика, потому что по другому он не умеет, и как из этого получается родовое проклятие. Финал допускает сразу несколько разных толкований, и каждый читатель сам решает для себя, где в этой истории заканчивается логика и начинается мистика.
3-6. Довлатов
В нашем книжном клубе прошло заседание, посвященное книгам Довлатова. А я раньше как-то пропустила Довлатова и ничего из него не читала. Не знала, с чего начать, никто не рекомендовал, никто в моем окружении им не зачитывался (потому что все давным давно его прочитали, одна я осталась). И у меня на месте Довлатова было огромное белое пятно, и я благодаря клубу немножко его заполнила. Довлатов оказался очень интересным писателем, хотя он не всем нашим читателям понравился (в основном не понравился молодежи).
Несмотря на то, что по отцу Довлатов был грузинским евреем, а по матери армянином, занимался он чисто русским пьянством. Это отражено в его книгах, где пьют часто, много, с размахом. И выпивка это само по себе занятие. Просто тогда было такое время, в выпивке искали и находили смысл жизни, алкоголизм был способом уйти в небытие, придать смысл своему существованию - сначала ты ищешь деньги, потом добываешь выпить, потом с размахом пьешь, потом отлеживаешься, болеешь, потом обязательно об этом кому-то рассказываешь (и произведения Довлатова - это такой завуалированный рассказ о его пьянстве), целая субкультура. Нам она сейчас чужда, поэтому вызывает такое отторжение, но я все это помню очень хорошо. А еще многие меткие фразы из его книг растащили на цитаты, и я их узнавала и вспоминала, читая - так вот это откуда было!!
3. Довлатов "Заповедник"
Как всегда, Довлатов пишет про себя и про свою работу экскурсоводом в музей-заповедник Пушкина «Михайловское» в Пушкиногорском районе Псковской области.
Посвящение очень трогает: "Моей жене, которая была права"
В этой книге вся главная драма происходит вдалеке от героя - его жена, твердо решив уехать за границу, оформляет документы и в конце концов уезжает, увозя дочь. А он из непонятного упрямства решил остаться. Но его очень быстро после этого выдавливают из страны, но тогда он еще этого не знает. Поэтому жена и права - надо было сразу уезжать. Но Довлатов чувствует, что еще не испил свою чашу до дна, все еще на что-то надеется, боится и не понимает, что ему делать за границей.
Хорошо показан огромный демографический перекос, дефицит мужчин, дефицит мужского пола в этих краях был огромен, поэтому любой мужчина, даже кривоногий местный тракторист с локонами вокзальной шлюхи был окружен назойливыми румяными поклонницами. Матримониальные поползновения дам, их неадекватная реакция на нормального мужчин.у будут сопровождать героя на протяжении всей книги.
Написано прекрасно, легким выразительным языком. Но написанное не радует - тоска, безнадежность, умирающая деревня, спивающиеся мужики, и главный герой с ними, пьянство и похмелье, гудеж до беспамятства, безнадежность и неприкаянность, маргинальный образ жизни. Читаешь и как будто отравляешься настроением автора, который типичный лишний человек, болтающийся по жизни без руля и ветрил.
Он сам о себе пишет:
"Бездеятельность — единственное нравственное состояние... В идеале я хотел бы стать рыболовом. Просидеть всю жизнь на берегу реки. И желательно без всяких трофеев..."
А когда нашлась в его жизни женщина, которая хоть как-то приспособила его к себе, а потом завела себе какие-то цели в жизни и чего-то странного захотела, он даже просто согласиться на отъезд не может, хотя ему ничего не нужно делать, просто сказать да. А потом оказывается, что она была права, и надо было ехать. А когда жена не останавливается и уезжает, герой сильно страдает, потому что его мир рушится и все не так. Но он страдал, когда его жена никуда не уезжала - тогда он сбежал от нее в заповедник. Я так думаю, ему просто нравится так жить - страдать.
4. Довлатов "Чемодан"
В этой книге Довлатов все-таки уезжает в эмиграцию, и все, что он с собой взял - это чемодан.
Чемодан был фанерный, обтянутый тканью, с никелированными креплениями по углам, со сломанным замком, обвязанный бельевой веревкой. Чемодан не раскрывался четыре года, и ни одним предметом из него никто не пользовался. А когда его, наконец, раскрыли, этот обыкновенный чемодан становится порталом в прошлое, и каждый предмет в нём рассказывает целую историю, ироничную, грустную, полную тонких наблюдений. Это все были не вещи, а "памятники". Финские носки - памятник неудачной попытки стать фарцовщиком. Номенклатурные полуботинки, которые рассказчик, повинуясь порыву, украл у мэра. Приличный двубортный костюм, в котором можно пойти в театр и на похороны. Офицерский ремень из армейского прошлого. Куртка знаменитого художника Фернана Леже. "Интересная фраза про Леже: Умер Леже коммунистом, раз и навсегда поверив величайшему, беспрецедентному шарлатанству. Не исключено, что, как многие художники, он был глуп." Поплиновая рубашка - история его брака. Зимняя шапка - история о том, как герою рассказа жена дала рубль и попросила купить подсолнечного масла, а он, как ребенок, влип в историю. Шоферские перчатки - фильм про Петра Первого, который так и не был снят. Царь стоял в очереди за пивом, но все принимали это как должное и даже занимали "за царем". Все эти вещи казались писателю очень ценными, поэтому он и потащил их с собой в эмиграцию. Естественно, ничего из этого никогда больше не использовалось. Думаю, многие из нас могут вспомнить такие же "очень нужные" вещи, которые мы тащили с собой в эмиграцию, и которые никому там не пригодились.
5. Довлатов "Компромисс"
И опять посвящение (вероятно, жене): Н.С. ДОВЛАТОВОЙ — ЗА ВСЕ МУЧЕНЬЯ!
Книга построена как череда компромиссов — каждая глава начинается с газетной заметки, а затем следует рассказ о том, как эта заметка появилась на свет. И вот тут начинается самое интересное: реальные обстоятельства, в которых рождаются «правильные» тексты, оказываются намного абсурднее и живее самой публицистики. Мне особенно запомнился рассказ Компромисс пятый с заметкой "Человек родился" и историей ее создания, когда среди рожденных в роддоме детей буквально пинцетом искали идеологически правильных, забраковав эфиопа и еврея. А в компромиссе шестом запомнилось, как артист репетировал речь, не зная, что он уже в прямом эфире, потому что перегорела лампочка. Довлатов беспощаден к себе — герой книги, С.Д., — это он сам, но с усмешкой. С пьянством, нелепыми командировками, дурацкими поручениями, начальниками, которые верят в систему, и друзьями, которые в неё не верят, но живут в ней, как в плохо отапливаемом доме.
Главная сила книги — в интонации. Словно не читаешь, а слушаешь старого друга за столом, когда он говорит: «Ты не поверишь…». А потом рассказывает — и ты смеешься, грустишь, узнаешь в персонажах кого-то из знакомых, и понимаешь, что компромиссы бывают не только с редакцией, но и с совестью, с памятью, с жизнью.
«Компромисс» — это зеркало, в котором отражается не только советская журналистика, но и вся та эпоха, где честность приходилось прятать между строк. А иногда — просто в стакане.
6. Довлатов "Наши"
Это самая личная книга Довлатова. Здесь тоже нет сквозного сюжета, это рассказы про его родных - про отца, мать, дедушку, про брата, про дядю, про тетку, про других родных, знакомых, полузабытых родственников, соседей, друзей детства, даже про собаку Глашу, и даже про свою жену (девушка, которую забыл Гуревич). Каждая глава — миниатюрный портрет, и характеры такие яркие и выпуклые, что видишь этого человека перед собой как живого. И каждый рассказ - маленький потртет эпохи, и читая его, сразу понимаешь, в какое время все это происходило. Особенно мне запомнилась история его брата-уголовника. Он был неосознанным стихийным экзистенциалистом. Он мог действовать только в пограничных ситуациях. Карьеру делать — лишь в тюрьме. За жизнь бороться — только на краю пропасти… Рядом с братом даже Довлатов кажется очень приличным человеком.
Довлатов — мастер рассказа «с недосказанностью». Он почти не делает выводов, не морализирует, не выставляет себя героем, но из междустрочий вырастает целый пласт времени и судьбы. В «Наших» особенно ярко видно, как его фирменная смесь юмора и печали превращается в документ эпохи — неофициальной, подлинной, домашней. Так как сборник издавался уже в эмиграции, он мог позволить себе писать что думает.
В общем, Довлатов классный, и я очень рада, что наконец до него добралась. В этом преимущество книжного клуба - читаешь книги, которые сам бы никогда не выбрал, и открываешь для себя новых и старых писателей.
|
</> |