Классический треугольник в опасной для жизни ситуации
ru_psiholog — 19.03.2013 Я в курсе, что такое треугольник "жертва-преследователь-спаситель". Для меня только было неожиданностью, что эту игру попытаются начать -- и меня попытаются в нее вовлечь -- когда речь уже идет о жизни и смерти.По порядку. Мой любимый человек неделю назад оказался в реанимации с отеком легких. Мне сообщила об этом его мать. Я кинулась в больницу, выяснила, что да как. Позвонила ей, говорила с ней. Выяснилось, что глобально проблемы с сердцем, но кардиолога, разбирающегося в больных на гемодиализе, в больнице нет.
Он выписался домой в тот же день, из реанимации. На мое предложение найти кардиолога он сказал, что это имеет смысл только если такое повторится. И что глобально ситуацию с его сердцем, по его мнению, не изменить.
Следующие несколько дней я думала только о самоубийстве. К сожалению, Рунет в этом плане почистили хорошо, поэтому даже информацию о токсичности некоего вещества, которое легко достать, пришлось искать на английском.
Спасибо его матери -- через несколько дней мы с ней поговорили, она сказала, что, по ее мнению, надо искать кардиолога, который разбирается в таких больных, и уже имея информацию, говорить с пациентом. Что звучит разумно.
Следующие несколько дней ищу уже кардиолога, а не способ самоубийства. Надежной информации не нахожу. С любимым мы видимся два раза. В остальное время я несколько раз созваниваюсь с его матерью, чтобы узнать его состояние (его при этом не дергая).
Вчера вечером он берет трубку своей матери и просит меня, чтобы я от нее отстала. До того я несколько раз ей звонила: ему было плохо (пониженное давление, сердце болело). Поручала ли она ему это сделать или это его идея, я разбираться не стала.
Сегодня утром (он мне сам позвонил, чтобы я пришла, но я к нему не пошла, потому что я простужена и боюсь его заразить) между делом сказал мне, что как ему стало известно, в день его приступа я его маму от телефона полтора часа не отпускала. Скорее всего, это преувеличение. Но я была убеждена, что если он в реанимации, я под дверью реанимации, а она дома, ей интересно, что там происходит.
В общем, наверное, уже ясно, что жертва -- мать, преследователь -- я, а спаситель -- он. Только понимание этой раскладки помешало мне позвонить его мамашке и объяснить, что она могла бы хотя бы сейчас через него и за его счет свои проблемы не решать, а сказать мне прямо, если имеет ко мне пожелания или претензии.
В чем, собственно, вопрос. Его мамашку я больше как союзника не рассматриваю: ей свои игры интереснее, чем жизнь и здоровье сына. Кардиолога искать надо. Надеяться и бороться в одиночку я не могу. Если я перестану надеяться и бороться, я не исключаю, что уйду даже раньше, чем он. Просто потому, что кончится терпение. Причем с химией заморачиваться не буду: в метро поезда ходят, у нас по трассе народ так гоняют, что вопросов вообще не остается. Поговорить с ним напрямую, убедить, что надеяться и бороться надо? Будет ли с этого польза? Способен ли он услышать? Раньше он меня не слышал. Я пыталась говорить. Сказать о том, что я чувствую? А ему это надо? Ему сейчас несравненно хуже. Он в курсе, что я в дикой тревоге.
Лекарства я уже принимаю. Они не помогают.
Его мать была последней соломинкой. Она всегда знает, что и как надо делать, и дает четкие инструкции. Но, как выяснилось, не только мне и отнюдь не только в его интересах.
Я не могу бороться за него одна. Я не могу не бороться за него.
|
</> |