Как забуду тебя, Иерусалим?
![топ 100 блогов](/media/images/default.jpg)
Иногда какой-нибудь чужой город кажется настолько
уродливым, что становится жалко его обитателей, вынужденных
проводить свою единственную жизнь в унылом месте. Но я вспоминаю
безобразные заплаты моего Иерусалима, жалкую земную тень Небесного
Града открыток и упований – четырехэтажные хрущевки на бетонных
столбах, с далеких пятидесятых лишь слегка облагороженные каменной
облицовкой, убогие лавчонки пешеходной зоны, в витринах которых с
прошлого века, а может и эры, распяты все те же фланелевые рубахи,
пылятся залежи ширпотреба иудаики, тухнут выцветшие коробочки
косметики Мертвого моря и тускнеют россыпи невзрачных колечек, и
понимаю, что влюбиться в любой город можно за его красоту, но
любить - неизбежно, иногда с раздражением, мечтая о других городах
– можно только тот, с которым связана жизнь. За прожитый в
Иерусалиме срок я превратилась из девочки в женщину и наши
отношения, как это часто бывает, поддерживает надежда, что Святой
город пребудет со мной навеки и повсюду. Он умеет.
Я жила в его вороньих слободках, просыпаясь под гнусавые песнопения
сефардских синагог и засыпая под шум вавилона рынка, и в особняках
старых кварталов, напоминавших стенными нишами, мозаичными полами,
купольными сводами и плодовыми деревьями садов о тех, кто жил там
до меня. В тоскливых спальных новостройках в моих окнах красовались
пастели Иудейской пустыни, из соседних арабских деревень на закатах
лились азаны муэдзинов, а на раскаленных автобусных остановках
время ссыпалось в небытие под шелест высоких трав и гомон сверчков,
заглушавших рев приближающегося автобуса. Мои шаги остались на
каждой улице города, мой взгляд - в каждом кафе, образ - в каждой
витрине. За многие годы, прожитые в Иерусалиме, со мной происходили
печальные или радостные события, чаще просто тривиальные и
незапоминающиеся, но я там, стоит только отлистать назад страницы
дней. А сама я все еще не могу выдохнуть слепящее солнце на светлом
камне; как езду на велосипеде, тело помнит скользкие колдобины
пешеходной зоны, кожа ощущает перепады от палящего зноя солнечной
стороны улиц к пробирающей до озноба прохладе тенистой, и вечную
воронку ветра на подъеме улицы Бецалель от Кинг-Джорджа. На
сетчатке души навеки отпечатались кипарисы и черепичные крыши, в
ноздрях стоит сухой запах сосен и песка. Не отмер рефлекс
игнорировать заигрывания фалафельщиков, таксистов или наглых нищих,
и обращать внимание на бесхозную кладь.
Ни одной женщине на свете не объяснялись столько в любви, сколько
этому городу. Тысячелетиями люди мечтают о нем, поклоняются ему,
любуются им, но именно мне выпало повзрослеть в нем и провести с
ним свою молодость. А жить с красивым городом, это как жить с
красивой женщиной: совсем не то же самое, что любоваться со
стороны: и лучше, намного лучше, и хуже, намного хуже. Совместные
годы сменили свежесть чувств на фамильярность, город перестал меня
стесняться, ему надоело поражать видами, обрамленными в фиолетовое
марево гор - золотым куполом Мечети Скалы, Башней Давида, мельницей
Монтефиоре, отарами домов на склонах холмов и оливковыми рощами в
долинах. Своей парадной ипостасью Иерусалим восхищает туристов, как
актриса - поклонников, но я-то знаю, что все библейские пейзажи при
внимательном рассмотрении распадаются на пластиковые бутылки,
осколки стекла и окурки, парки загажены собаками, пять месяцев в
году в жилищах, построенных с расчетом на знойное лето, царят
невыносимая сырость и лютый холод, а большинство жителей обречены
на проклятую участь достойной бедности.
Этот, по выражению поэта, город-порт на берегу вечности, являет
платящим его городские налоги свою неопрятную и неприглядную
сторону: мухи кружат над переполненными мусорными баками, фасады
изуродованы яркими, безвкусными вывесками и полуободранными
объявлениями, залеплены пластиком и решетками балконы, струятся по
зданиям ржавые подтеки труб, вызывающе торчат заусеницы солнечных
бойлеров и колючки антенн, ввинчены в плоть камня крюками и скобами
железные решетки, жестью забиты боковые торцы зданий, слепо
уставились на прохожих бетонные заплаты обшарпанных стен.
Но что с того? Разве вы не слышите тоску и страсть в моем голосе?
Разве надо подниматься на Храмову Гору, чтобы любить тебя,
Иерусалим? Достаточно, чтобы в знак своей приязни ты осыпал меня
цветением пальм, как рисом новобрачную, чтобы с шумной улицы
внезапно увлек во мглу и прохладу пещеры с могилой то ли пророка,
то ли святого, прячущейся за клеткой для сбора пластиковых бутылок;
чтобы на пропахшей выхлопными газами остановке автобуса я оказалась
в гуще возвращающихся с рынка неряшливых стариков-пророков и
обношенных старух-праматерей.
Живущему в Иерусалиме не требуется искать смысла жизни. Город
сделает это за тебя. Жестоковыйный, он не допускает
бессознательного в себе пребывания, в обмен на безоговорочную
преданность он кровно связывает своих граждан с прошлым, со
значительным, с историей моего народа и человечества, с вечностью,
наконец.
Чтобы сориентироваться в перепадах непреходяще значимого и
сиюминутно обыденного, не пропасть в бездонной перспективе
временного пространства, чтобы каждый день доходить не только от
дома до работы, но и от себя-обывателя, до себя - дщери
Иерусалимской, приходится приобрести второе зрение, вырастить в
себе спектр ненужных в других местах проживания органов чувств, и
еще – всего-то! - слегка тронуться рассудком. Слишком долго живущий
в Иерусалимских горах превращается в партизана.
По улицам Иерусалима нельзя бродить невнимательно – поскользнешься
на выбоине, оступишься на колдобине, упадешь в распахнутый люк,
ударишься о тумбы. Я плохо глядела под ноги, я оступалась и
спотыкалась, не счесть невидимых шрамов. Как забуду тебя,
Иерусалим?
Отравленному иерусалимской проказой вовеки ходить по миру с
колокольчиком, который не перестанет звонить по самым лучшим и
худшим твоим временам, по твоим иерусалимским временам.
I'm mad about you, Jerusalem!
|
</> |