­
­

Как я умирал

топ 100 блогов gibor18.05.2013 А надо вам сказать, что и расстояния между станциями тут пятиминуточные, и платформы, как балкончики в Мневниках, да и вся железная дорога заслуживает дополнительного прилагательного "детская". Все в Израиле детское... Все, кроме людей, разумеется. Которые рождаются стариками, живут мудрецами и умирают обманутыми.
Любопытно наблюдать за человеками на этих крохотных вокзальчиках, где все выдуто из гигантомании и прихлопнуто минимизацией. Солдаты, с мобильниками в ушах, автоматами на плечах и мамиными поцелуями на щеках. Мамы, всаженные в узкие, широкие и просто брюки; химически-стойкие; яркие до бликов, шумные до резонансов.
Еще не мамы. В том же. Такие же.
Кипы.
Сложенные велосипеды.
Рюкзаки.
Будто бы Комарово через остановку. Или Майори. Словно собрались все на дачу, для которого и слово здесь не придумали. "База", "работа", "фирма" – это все есть. Дачи нет.
В комаровских тапочках, во вьетнамках от Майори, в черных очках от Лузановки.
В "Интель", в "Гугль", на войну...
Маленькая железная дорога, для которой и паровозик из Ромашково показался бы большим, в тот день не хотела меня.
Вообще-то, я все понял еще в дУше. Меня вдруг потянуло, прижало и встошнило.  Стало холодно. Озноб пробежал по телу мелкой россыпью осеннего дождика... Но надо было ехать, прянишный паровозик уже знал обо мне и, наверное, готовился к встрече.
Моя жена, если и говорит, то только в машине. Во всех остальных позициях она принимает меня молча. Но сегодня я не слышал ее, потому что слушал себя.
Всякое бывает. Бывает и так. Но так еще не было никогда...
Я ехал в "Форде". Рядом была жена. Она говорила. Мелькали утренние знаки. Барьер разделительной полосы тянулся слева бесконечной родовой пуповиной. Справа громоздился окупированный мир.
Я потерялся и вливался в самого себя. Мой...знаете, я употреблю это слово, которое ненавижу и избегаю.... астрал....тьфу, ей-богу, но да... мой астрал вливался в меня. Он втекал во внутрь и я это отчетливо осознавал. Я находил себя уже на уровне горла, а все, что должно было находиться выше на связь не выходило.
Станция называлась.... впрочем, какая разница? Помню, я прошел через традиционную охрану, они ковырнули мою сумку... Потом был ощетинившийся турникет. Прошел я и его. До паровозика было еще минут 10. Я сел на скамейку.
Глаза по-прежнему не хотели смотреть. Я бросил их на пол. То, что в "Форде"  было еще по горло теперь достигло кистей рук. Почему-то, минуя локти. В кистях сейчас было жизни более, чем во мне во всем. Я опустил кисти и попросил их следить за временем.
Пришел поезд, я поднялся в вагон.  До моей "Майори" пятнадцать минут – это я знал точно.  Первые пять минут я ехал вместе с поездом. Я был в нем. Внутри. И вдруг понял, что это все. Ну вот все! Все! Понимаешь, Мишка, все. Мам, ты слышишь – это все.
Жена, сын, папа... Ах, да .... Папы уже восемь лет....
Помню, когда мне было лет восемь, умирал голубь. Он умирал в подъезде, рядом с моей квартирой, а я не понимал, что он умирает. Голубь сидел на заплеванной лестнице и все время, качаясь, искал своим глупым клювом противоположную мне стенку. Он не хотел при мне. Он искал приют от меня. Ото всех. Весь его последний рисунок говорил о том, чтобы его оставили наедине с собой.
После обеда он уже был мертв. Обедал, конечно же, я.

Я понял и вспомнил. Мне было все равно. Но я не хотел при всех. Я искал противоположную стенку. Сознание стало похожим на терку для редиски. Жжжах и что-то острое осветило глаза: автоматы, мобильники в ушах, вагон качается... Жжжах и нет ничего. И меня нет. Жжах – кисти рук, пот на коленях, сжавшиеся ягодицы, диафрагма у кадыка... Жжах... Мир вокруг. В тумане, в последнем зареве, в бешено-колотящейся дымке...но мир...люди.... Жжах...
Я не доеду. Надо выйти. Зачем? Где?
Маленькая страна. Все изучено и объезжено. Все обзвонено и отджипиэсено.
Я вышел. Это где-то рядом с Петах-Тиквой. Жизнь ушла в коленки и от этой тяжести они ослабли и не желали идти. Но мне надо было найти стенку...Голубь, я иду искать...
Туман в голове, слабость в коленках, липкая рвота, которая еще пока была только горячей тошнотой, слепота с точками обскура, где четко видна пустынная в эти ранние часы промзона и нет никакой надежды разглядеть жизнь.
Я пошел на юг.
Ах, да.... Моя жена – топографический нонсенс. Ну позвоню я ей. Ну скажу, что... Ну и где она меня найдет, если я и сам не знаю. Она, кстати, так ничего и не знает. А зачем?
Людей вокруг не было. Я, как магнит в голове голубя,  пытался найти свое равновесие, но находил лишь шаткое снисхождение. Я плелся куда-то на мифическую улицу Жаботинского, потому что знал, что, во-первых, я знаю, где это; во-вторых, там есть огромная больница; а в третьих... Да ладно – и этого достаточно.
Улица не появлялась. Все было вокруг не знакомым и чужим. Я видел красную полосу стены, бесконечной длины, упирающуюся в фонарь. Надо было сделать шаг наверх. На фонарь...  Меня скрутило около какого-то пустынного здания, куда я в слепую забрел. Я знал, что если сяду на холодные ступеньки, то уже к обеду.... А может и раньше.
Мне не было страшно. Но и не интересно. Сознание уже ушло и из кистей рук, голова находилась глубоко во мне и вот это вот состояние, когда голова внутри твоего живота и ты ходишь беременный собственным сознанием, мне, вдруг, понравилось.  Я подумал, что сознание человека – не продукт работы его мозга, а принятая телом информация, которая, распадаясь на бесконечно-малые фракталы, задает программы всем его жизненным матрицам.
Вот я иду выключенный, не понимающий и безразличный, но иду ведь! Значит, голубь еще не упал клювом на стену. Значит, я еще доедаю мамину яичницу и еще не вышел из дому.
Матрица моих восьми лет... Фрактал  детства. Компас в голове у голубя. Или у меня?
Я шел вперед и назад, налево и направо....зайти в это здание и попросить вызвать скорую?... нет, не зайду....не зайду. И все это без головы... Одним животом. ПОтом. Горечью. И без страха.
Что это? Большая дорога? Ну да - много машин. Светофор. Перекресток. Улица Жаботинского? Нет. Я все еще...
Как назвать состояние смерти без смерти? Тождественно оно состоянию жизни без жизни? Почему автомат опорно-двигательной системы определяет мое существование? Я ведь уже не существую. Я только иду. С гулкими клетками. С сухими жилами. На веревочках. И какой же это кайф, оказывается! Я уже скоро час как не я и мне это нисколько не мешает. Вот только бы не упасть, грязно здесь. Я не хочу быть неаккуратным после. Я не хочу вызывать ни у кого чувство брезгливости. В моей жизни было не много красоты. Не хочу потерять ее остатки и после.
Но где же я? Ах да – на перекрестке.
Но тут губы заметили что-то, а  волосы увидели. Кожа подсказала: на третьей - дальней от меня - стороне стоит такси. Я поднял руку и пошел. Зажегся зеленый.  "А зеленый свет – кати!" Машины поехали. Не на меня, а через. Я остановился посмотреть как свозь меня проехала высокомерная "Вольво". Потом разночинная "Мазда". Теперь очередь элегантного "Ситроена". Было щекотно и смешно.
Рука моя все еще указывала на небо. Я скользил между гневными автомобилями, не обращая внимание на ор и мат. Я даже не вилял. Меня нанизали на вереницу машин, как кубики шашлыка на вкусную палочку дерева. Наверное, - подумал я, - стоило бы посчитать их количество.  Я, кажется, проглотил сегодня, штук десять машин...
Но надо... А что надо? Ничего не надо... Голубь ничего не хотел, кроме одного - найти свое место.
Я шел напролом к  такси, водитель которого, уже все поняв, открыл двери.
- Ты дурак? – первое, что он мне сказал.
- К тому небоскребу – я показал пронзившую облака башню.
- Ты дурак? - переспросил он снова, - Куда?
- Вон туда... У тебя есть вода? Я себя плохо...
- Так может я тебя в больницу подвезу?
- Нет, поедем на работу.
И отключился. Мы ехали через утренние пробки просыпающегося Бней-Брака, через грязные переулки Петах-Тыквы... Водила, добрая душа, понимая, что  везет не пассажира, а тело, всунул в меня воду, мармелад и булочку. Я не проглотил ничего. У меня ведь не было головы. А в животе не было дырки.
Потом сознание меня покинуло, а жизни в теле не было еще с душа. Я кричал - отвернитесь от меня! Не смотрите! Оставьте, покиньте!. Навсегда. Никто не слышал.
Наверное, я кричал тихо.
По-моему, я поднимался на второй этаж на четвереньках. А может быть, как умирающий голубь,  прыгал со ступеньки на ступеньку и они казались мне глыбами. Не помню.

Я решил попросить Рахель вызвать мне амбуланс. Но она еще не пришла.
Я сел за свой стол, закрыл глаза и приказал Рахель придти поскорее. Потом попросил прощение у мамы, сказал жене, что люблю ее и желею, приказал сыну жить и назначил папе встречу на два часа дня...
Рахель пришла через час. Последние пятнадцать минут я проектировал пластмассовый корпус.


Вот так я умирал.

Оставить комментарий

Архив записей в блогах:
Оригинал взят у marinagra в Путешествия по СССР. Дагестанский аул Кубачи: вверх на автобусе, вниз - на самокате Продолжаю цикл "Путешествия по СССР" – рассказы об удивительном времени, когда еще не было цифровых фотокамер, когда можно было запросто отправиться на церковный ...
            Поскольку через несколько дней мамба закрывает свой многолетний проект,  ставлю специальную тему здесь, чтобы прежние эмигранты с мамбы слились в дружеском экстазе с   десантом вновь прибывших . ...
Оригинал взят у kajaleksei в Иран-Ирак  январь 05, 2020, 23:27 Забавно, но хотя этот текст был написан чисто ситуативно, по мотивам событий произошедших 4 года назад, и многие из упомянутых реалий уже безнадежно устарели, тем не менее, ситуация на БВ в целом - ...
Сейчас я расскажу вам, как организовать свидание своей мечты. Потому что никто кроме Наташи Тарнавской и еще нескольких голливудских режиссеров этого не знает.Однажды я влюбилась в мужчину. Мужчина был богом – молчал. При нем меня охватывала ...
Я уже очень давно хотела снять для вас "один мой день", но все как-то не складывалось, знаете как это бывает, то одно, то другое) Но вот 14 октября, в поледний день солнечного и теплого бабьего лета, я все же решила пригласить вас на лесную прогулку. Но, ...