Как я была колдуньей

kotomysh — 31.08.2010  Что-то у меня игривое настроение среди ночи... Расскажу, пожалуй, о поступке, может и не делающем мне чести, но довольно забавном, к тому же приоткрывающем немного тайну самовнушения.

Была у меня знакомая, ну, скажем, Гертруда.
Вполне себе приличная дама, начальник отдела крупного предприятия легкой, леоогонькой такой (с), промышленности. Познакомились мы в центре, куда она ходила делать вид, что лечится от бесплодия. Она лечилась, а я, стало быть, с другой стороны. Делала вид она долго, регулярно и ответственно, эффекта, естественно, не наступало.
И однажды она пришла в слезах и прочих жидкостях: муж ушел к другой. Да не просто к другой, а в особо извращенной форме с применением технических средств - к бывшей подруге, нынешней соседке по подъезду и сотруднице, причем, младшей по званию. Какой позор на ее седую голову! Что скажут соседи! Что станет говорить княгиня Марья Алексевна! президент фабрики! А прочие укладчицы? Нет, она не может вернуться домой! На нее же все будут смотреть, она же стала посмешищем! А еще этот изверг в квартире... Ушел-то он чисто номинально: бренное тело лежит на диване и зырит в телек!
В ближайшей перспективе все яснее вырисовывалась намыленная петля... 
Моя мама предложила Гертруде пожить у нее. Я не могла этого перенести!
Естессно, как известная мать-тереза и обладательница лишней комнаты в квартире, я предложила страдалице поселиться у меня. На чем и порешили.
Я девица цыганского склада, мне чем табор больше, тем веселее. Стали мы жить-поживать втроем. Гертруда стоически ходила на службу, страдая от незримых насмешек сотрудников, а иногда наведывалась  в отсутствие супруга домой за нарядами.
И надо же такому случиться, что зайдя как-то в рабочее время в постылое разоренное гнездо, моя Гертруда заметила что-то в замочной скважине, или ей показалось, что заметила. Как бы то ни было, она немедленно сунула в скважину мизинец. Она была не толстой женщиной, но и скважина - не форточка, - палец застрял. Запомните этот кадр!

В панике она задергалась, затрепетала пойманной птицей, а потому, когда она освободилась, палец несколько покраснел и побаливал. Придя домой, она рассказала мне эту волнующую историю. А спустя немного времени забыла о ней. Как вообще забывала обо всем, кроме денег. Но палец, видимо, все же пострадал, поскольку спустя неделю она стала хмуриться и жаловаться на боль в суставе, причем, сначала одного, а затем и всех пальцев. Вы спросите, причем тут оставшиеся девять? А я вам отвечу, что раз вы спрашиваете, значит не знакомы с ипохондриками.
Минуло еще две недели и Гертруда начала хмуриться и читать медицинские справочники. По всему выходило, что у нее ревматизм, если того не хуже. Гердтруда поехала к врачам. А врачи -  особенно по блату, да за деньги, да видя перед собой очаровательную, хотя и нервную барышню, найдут много чего, ежели им грамотно изложить жалобы, симптомы и прочую психосоматику. И если палец пару недель изрядно мастурбировать. И что вы думаете, нашли! По крайней мере, предположили у нее ревматизм, но, возможно, и системную склеродермию, на мысль о которой Гертруда деликатно натолкнула врачей. Пока суд да справа, пока делались анализы, Гертруда легла умирать. Приходя домой с лицом трагической актрисы, она совала под мышку градусник и ложилась в постель. Мне предписывалось бегать вокруг, ухаживать и сострадать. Температура была с ее точки зрения субфебрильная, что указывало на вялотекущий воспалительный процесс. А с моей, поскольку я твердо помнила по записям в ее карте, что темперамнтная пациентка всегда была горяча, - нормальная, 36,9-37, выше не бывало. Симптомы множились с количеством прочитанного. Наконец, она взяла больничный и решила умирать по полной программе.
Но вот какая штука, в мои планы это не входило: я училась и работала и драмтеатр в собственном доме мне нужен не был. Но страдала-то она взаправду, хоть и без причины! Думала я, думала, и созрел у меня коварный замысел.
Я стала жаловаться на суставы. Потом на жар и повышение температуры. Повторила все ее жалобы, вспомнила, что у моей мамы как раз склеродермия, и наконец попросила у нее таблетки, которые она принимала. Проглотила у нее на глазах и мы разошлись по комнатам. Наутро "я еле встала", дальше - больше. Чем дольше я "лечилась", тем "хуже мне становилось". В конце концов, на нашем консилиуме в курилке я выдвинула предположение, что все дело в таблетках и решила отменить их. И, о чудо!, мне "полегчало"! 
-Знаешь что,- сказала я однажды поздним вечером, - знаю я этих врачей с Костюшко, чай, тетя моя там всю жизнь работает. Залечат, и глазом не моргнут! Вон, маму мою они разве вылечили? Только она сама себе смогла помочь! Они ей в восьмидесятом пять лет жизни дали, а она до сих пор жива и работоспособна!
Гертруда заинтересовалась. Порассуждав о врачах-убивцах, я вскользь упомянула, что знаю от мамы рецепт лечения страшной болезни.
-Нет,  не скажу, и не прости! Это же криминал! Я тебе все смешаю, а с тобой что-нибудь случиться, что тогда? Нас с мамой посадят?

Нагнав страху и распалив ее воображение, я, "скрепя сердце", согласилась, взяв с нее страшную клятву никому никогда не рассказывать о том, что будет дальше.
-И имей в виду, гадость такая, что будет тошно, но если начнешь, выпить придется все до капли. Главное, чтобы сердце выдержало и силы воли хватило.
Усадив ее в кресло и велев закрыть глаза, расслабляться и дышать ровно, я пошла на кухню готовить тайное снадобье. Подумав немного,  собрала я все самое гадкое, что было в доме, заварила самые горькие травы, насыпала самые ядреные специи, щедро плеснула валерьянки, коньяку, щепотку толченого активированного угля, листик мяты, немного васаби, ложку сливочного масла, обмазала рюмку нашатырем для пущей вонючести, налила вдобавок чашку обжигающего крепкого чая без сахара и торжественно внесла в комнату, где царил полумрак. Сделав страшное лицо, я предупредила Гертруду, что больше глоточка пить сразу нельзя. Она отпила, запила раскаленным вяжущим чифиром, я посчитала пульс, измерила давление, проверила зрачки, она отпила еще... и так, пока она не выпила все. Долго, в течение часа, она морщилась и давилась, но пила. Я дважды ходила кипятить воду для новой порции чая. Тепло растекалось по рукам, по телу, мышцы расслаблялись, суставы переставали болеть, хотелось спать. Таблетки она не приняла. А наутро ей, вроде бы, полегчало. Во всяком случае, не стало хуже. Мы повторили процедуру. И так до полного излечения. Наконец, когда стало ясно, что смерть отменяется, я приступила ко второму акту драмы. 
-Знаешь что, - задумчиво протянула я, - мне кажется, я знаю, где собака зарыта! Ты ведь знаешь, что руки иннервируются шейным отделом позвоночника? А теперь подумай, какая ужасная у тебя осанка! Сходи-ка ты к остеопатам и мануальным терапевтам, пусть они глянут. 
А теперь представьте: девяностые годы, расцвет бандитизма и предпринимательства, врачи-представители нетрадиционной медицины в почете у населения как никогда. Денег мало, кушать хочется. Ну кто ж такую пациентку отпустит восвояси?
Конечно, остеопаты и мануальщики нашли у нее все, что требовалось, и принялись ее лечить. И слава богу: лет-то ей было хорошо за тридцать, работа сидячая, осанка, и правда, как у верблюда.
А была она девушкой стройной, изящной, нерожавшей, с девичьим телом и веселым нравом. И жених сыскался ей, королевич Елисей доктор-остеопат, ученик какого-то их остеопатского  светила.
Вышла наша девица замуж, свадебку справили  и жили они долго и счастливо, а обо мне и колдовстве моем не вспоминали боле.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив