Как-то

Мальчика незамысловато взяли на улице и подложили наркотик. Немного там было, не богаты были эти рыболовы, видимо и пакетик замусолился от частого употребления в процессе перекладывания в разные карманы. И тут началось это мое интеллектуально -экзистенциальное этнографическое путешествие. Беседовали на улице, сбоку от отделения, со мной, сменяя друг друга, четверо, так называемых офицеров. Видимо, за ними тоже стояли какие-то рты их семейств.
Так что, Ночь. Улица. Фонарь. Аптека. Дело было правда в Москве, до Кремля метров пятьсот. Не знаю мог ли кем-то любимый город спать спокойно, но эти ребята никуда не торопились, по заданию или случаю. То что им надо было совершить в этот вечер, видимо, они уже нашли. В моем лице. Я был тем самым планктоном для них, виноватым в том, что хотелось им кушать. Да и не зря же пакетиком размахивать, все же не самая приятная работа. А может и какой-то риск, при всем беспределе и силе погона, оторванного на самом деле от какой-то системы, как листок, некогда бывший на дереве.
В основном общение шло с одним из персонажей. Было ему так примерно сорок пять. И радость жизни не светилась в его глазах, как не было там ни агрессии, ни затравленности, ни тени служебного долга, в чем бы эти служба или долг ни состояли. Думаю, он пришел в милицию давно, из области или провинции, долго жил в общежитии и ждал квартиры, медленно двигался по неказистым чинам и все ждал и ждал какой-то другой, лучшей жизни. И мимо него, по лестнице жизни, шли и шли люди, вроде бы и не лучше его. А чаще - падали вниз или им помогали в этом, или не везло еще больше, чем ему.
За наше общение я много узнал о нем. Надо же было с ним говорить, и он был мне по своему интересен. Может и недаром я люблю вести тренинг переговоров. С ним же мы собственно говорили о цене, но это были не просто цифры, за ними сквозила жизнь. Он многих не любил. Адвокаты, сказал он мне, взяли бы с меня, за защиту мальчика.... И звонки Вам не помогут, сказал он, имея в виду, что у них тут, на этом уровне пруда, свое хозяйство и начальство им не указ, у того свое кормление, а им тоже положено. Может часть беды и была в том, что никого он не любил, уже давно, и мало кому был сам нужен. Очень он не любил свое начальство, а уж "этих" из вечных органов, хотя мы и не говорили об этом прямо, но все же понять о ком речь, было не сложно.
Серьезным его аргументом было и то, что если вот не договоримся, то премию за доблестный труд и боевое дежурство, они все равно получат. Двое его корешей приходили с рейдами и реляцией о том, что уже инспектирующий полковник сидит в отделении пора уже ему дать живого мальчика с бумагами, если уж не понимают некоторые особости положения.
Случилось мне расспросить моего визави, как его тренируют и обучают. И сведения мои были неутешительны. Скучно жилось ему. Много раз обманывали его, и как уже сказано, не любил он свое начальство.
Да и в спортзале давно не был, влезал с трудом в свою форму, да больше ничего и не интересовало, одышка позволяла еще послужить, а деться все равно было некуда. Будущее его, как и настоящее, в основном заключалось в пакетике. Вряд ли его дочь, не слишком уважавшая его, была бы рада рассказу об этом подвиге и как-то не чувствовалось у него поддержки и с этой стороны. Передо мной был беспризорник, социальная косметика на нем была столь убога, и так висел он между человеческим и уже почти забытыми функциями того, что ему следовало бы делать, что жалко было его, при всей его временной силе.
Это был бы эпизод в книгу с примерным названием "Неприметность зла", но по другому поводу это уже написано. Да и все в этой истории было тихо и не героично. Видимо, я слегка утомил его, может местами ему было интересно, вряд ли он понимал это, привычка думать им явно не культивировалась. В другое время и при других обстоятельствах, при иной, не бросившей его в никуда власти, он мог бы, наверное, хорошо служить. И может быть тренинги бы ему пригодились, тонус был бы другим, да и шевелиться бы не помешало.
Не сказать, что это было просто, чувствовать себя жертвой неприятно, враз понимаешь, что твои условно знакомые журналисты, деньги, связи, все это малосильная мишура против системы, где каждый лишний. Где лишними были и эти люди, которые своим незамысловатым образом ловили лохов, кем я и стал на этот вечер.
Ну и как у ВЫсоцкого: "Конец простой. Пришел тягач. И там был трос..." Я заплатил ему в семь раз меньше, чем он хотел в начале. Его коллеги были очень недовольны. Ну и дальше, опять по Высоцкому: "Я шел домой, усталый как старик". И дело не в том. что я не молод. рядом шел выпущенный мальчик. Я был еще сердит на него, я еще не знал, что это был действительно подложенный пакет.
И мне не хотелось сказать ему: "эта твоя Родина, сынок". Но это была -наша с ним, широко и мерзко раскинувшаяся кругом Родина. В пятистах метрах от Кремля и до самых до окраин.