
Как палачи лишились работы с изобретением фотографии.

Получилось очень удобно, ежели у человека на щеке выжжено "вор", то даже самый тупой полицай сразу понимает, с кем имеет дело. И только с появлением фотографии, дававшей исчерпывающее представление о внешнем виде преступника, мастера заплечных дел погасили печи, и отложили клещи. Теперь каторжников просто фотографировали.

Вскоре пожелали удостоверять свою личность и законопослушные граждане. А так как никаких правил изобретено ещё не было, последовала презабавнейшая чехарда. Стандартная фотографическая карточка тех времён представляла собой отпечаток, наклеенный на картонное паспарту с именем и регалиями фотографа. И этот кусочек картона пытались превратить в документ. Первое, что потребовалось, это конечно шнурок, и сургучная печать.
Снимки брались любые, совершенно случайные, и поясные, и ростовые, и кокетливые виньетки с сердечками, никаких ограничений не существовало в принципе.

Так как места для подписей на карточках предусмотрено не было, текст располагался где бог на душу положит.

Не менее забавно выглядели формулировки подтверждения личности:

"Снявшийся на этой фотке есть...",
"Изображённая на этой карточке личность..",
"Подпись и личность, снятая на этой фотографической карточке..",
и так далее, и тому подобное, в невероятном количестве сочетаний и вариантов.
Более-менее прилично выглядели только служебные удостоверения театральных работников, где уже имелись специальные наклейки с местом под стандартный текст.

Некоторые фотографы, реагируя не требования времени, обзавелись специальными бланками, помогавшими использовать фотографию как документ. Господин Антонов из Омска вовсю клепал визит-портреты, предназначенные для проезда по железной дороге.

Причём карточку, к которой приклеивался проездной, рекомендовалось сохранять. Билет отрывался, и передавался кондуктору, а карточку можно было хранить, дарить, и всё остальное, что душа пожелает.

Когда недорезанные большевиками помещики начали закусывать холодными закусками и супом, фото на документы подчинилось требованиям пролетариата. Орлиные головы превратились в серп и молот, а печать могли шлёпнуть прямо на лицо.

Впрочем, заковыристость казуистического языка никуда не делась: "Предъявитель сего есть действительно то лицо, коим себя именует".

И о старых временах напоминала лишь пишущая машинка с ятями, реквизированная у буржуев, да порой ещё для документа, выданного в марте двадцать второго, использовалась визитка царских времён с дарственной подписью "От любящей сестры".

Далее, при военном коммунизме, всё стало гораздо проще, сословные принадлежности отменились, и наиболее частой характеристикой в документе стало "Неграмотная".

Впрочем, одна загадка тех времён в моей коллекции всё же есть. Вот он, документ, выданный в 1919 году.

Некий ростовский совслужащий чего-то там, (текст не разобрать), но печать! Откуда орёл? Вот это поразительно.

Как я ни думал, так ничего и не понял. Видно совсем плохо было с печатями у комиссаров, и приходилось использовать царские.
|
</> |
