Как Набоков превращал насекомых в людей. Часть 1

antimantikora — 18.12.2022 Текст длинный, специальный. Но такой и нужен.

СТРАННО ПО ВСЕМ ПАРАМЕТРАМ
Мировой корпус художественной литературы (fiction) насчитывает миллионы произведений. Среди них преобладают тексты чувственные: от лёгкой романтики до крепкой эротики и грубого натурализма, какой только можно выразить словами. По какой-то магической причине среди этих миллионов выделилась книга нашего Владимира Владимировича Набокова, названная странным именем «Lolita», где телесно-натуралистический компонент едва занимает 1%, и обычно иносказателен.

Эта книга – странный феномен, позволяющий ощутить т. н. «метафизику Набокова».
1) Она оказала огромное влияние на ноосферу, на жизнь каждого гражданина в мире, включая младенцев и глубоких стариков (в частности, радикальным изменением морали и законодательства).
2) Почти всё современное население Земли знает хотя бы её заглавие. Это самая известная книга in toto.
3) Но при этом авторский текст «Lolita» прочли целиком не более 0,1% жителей планеты. Остальные довольствовались переводами, пересказами, фрагментами, экранизациями.
4) Лишь немногие (<0,001%) додумались, что это не психиатрическая перверсия, а литературный перевёртыш, сумели разгадать её биологические шарады и литературные аллюзии (на Шекспира, Пушкина, Тургенева, Бунина и др.).
5) Поскольку нарратив от первого лица, читатель неизбежно фантазирует насчёт личности автора. Но почти никто не разгадал истинные переживания авторов (VN). И никто не понял, кто внёс существенный вклад в этот роман – о множестве женских трагедий (хотя именно она и рукописи печатала, и рассылала их в редакции, и требовала гонорары, да и решить старалась собственные материальные проблемы – чисто материнские).

ЛОЛИТА И КАЛЬМАР
Каждый пункт и его значимость можно доказать. Рассмотрим №3. Миллионы русских прочли «Лолиту», но они читали перевод, где утрачены многие элементы замысла, начиная с коннотаций имён главных персонажей. Оригинал же прочли и сумели понять <0,1% русских, в совершенстве владеющих английским. Авторский перевод искушает, закрывая дорогу к оригиналу. Почти никто не прочёл первое издание. Вот как оно выглядело.



Почему-то в Париже издали унылый двухтомник, да ещё и жаловались, что он плохо продаётся. Остальные издатели сумели сверстать однотомный покетбук, и сделали десятки прибыльных переизданий.


Название очень странное, и едва ли способствовало продажам. Русским оно напоминало имена Лилия, Лола, мифическую Лилит. Но образованные европейцы знали, что есть обыкновенный кальмар – Loligo vulgaris.
https://fr.wikipedia.org/wiki/Loligo_vulgaris

Французы не понимали, зачем этот русский с именем Ленина и Маяковского, пишет про «le calmar commun», он что, коммунист? Многие романоязычные люди учили классическую и биомедицинскую латынь, и знали, что loligo (lolligo) – каракатица.




Многие также знали, что lolium – плевелы, сорная трава (англ. tares), а род Lolium – распространённая кормовая и сорная трава, райграс. Известнее всего вид плевел опьяняющий (Lolium temulentum), который содержит ядовитый алкалоид темулен. Обложка воспринимается как анаграмма LOLI(um)T(emulentum) либо LOLI(um)TA(res). Слова tare в тексте нет (кстати, tare – омофон to tear), но есть 18 дериватов to stare (таращиться, глазеть).

Поэтому кое-кто воспринимал прозвище «Lolita» как «Плевелочка» или «Кальмарочка», ассоциируя с метафорическим спрутом. И это не лишено оснований. Набоков начинал самообразование как натуралист, работал в Музее сравнительной зоологии, регулярно отправлялся в экспедиции, поэтому такие элементарные термины знал – и подразумевал! Вот как он пишет про Шарлотту Гейз:

Однако от такой простой вещи, как поцелуй в ключицу, она проснулась тотчас, свежая и хваткая, как осьминог (я еле спасся)
However, when I had done such a simple thing as kiss her, she had awakened at once, as fresh and strong as an octopus (I barely escaped).

А какие могут быть ассоциации со спрутом у Долорес Гейз-Скиллер? Кому подавали отварное тело кальмара на тарелке, поймёт. Живой кальмар тоже подходит. Он хищный и увёртливый. А для Гумберта, умирающего в застенках, важнее всего - опьяняющий плевел зависимости.

ЧЕШУЙНИЦА В «АРЛЕКИНАХ»
Для анализа набоковианы важно учитывать, что автор знал вокабулярий биологии, причём на многих языках, а особенно был сведущ в энтомологической номенклатуре (где чёрт ногу сломит). Однако он не щеголял прямой эрудицией, а камуфлировал её, чтобы поиздеваться над персонажами и высветить невежество читателя. Например, Лолиту он называет «Carmensita», зная, что carmin – пигмент кошенильного червеца.

Чтобы судить о текстах Набокова, надо обязательно изучать оригинал. Иначе попадёшь в ловушку. Например, в романе «Взгляни на арлекинов» есть такой пассаж:

«О бабочках я не знаю ничего да, собственно, и знать не желаю, особенно о ночных, мохнатых, — не выношу их прикосновений: даже прелестнейшие из них вызывают во мне торопливый трепет, словно какая-нибудь летучая паутина или та пакость, что водится в ванных Ривьеры, — сахарная чешуйница.»
(перевод С. Ильина)

«Я в бабочках не смыслю ни аза, мне, в общем-то, нет никакого дела и до тех, более пушистых тварей, что летают по ночам, и я бы не вынес прикосновения ни одних, ни других: даже самые прелестные из них вызывают во мне тошное содрогание, вроде как от парящих паучков или от той гадины, что встречается в ванных комнатах на Ривьере, – серебристой чешуйницы.»
(перевод А. Бабикова)

Переведено гармонично, однако сведущий читатель (я) удивлён: сперва нарратор заявляет, что не знает о бабочках НИЧЕГО, а затем сообщает такие изыски, как парящие паучки и даже «сахарная чешуйница»! Мало кто эту чешуйницу видел, разглядел детали, вообще понял, что это такое. И почти никакой обыватель не знает, что это Lepisma saccharinum (лепизма сахарная). Русские называют её «чешуйница обыкновенная». Европейцы окрестили её «серебряной рыбкой» (Poisson d'argent, silverfish), потому что трудно распознать в этой текучей штучке даже насекомое. Не знают профаны и что на паутинках «бабьим летом» расселяются крохотные паучки (бытовали самые разные версии). Неужели Набоков делает читателю намёк, что его Вадим Вадимович не так глуп? Покажите оригинал.

«I know nothing about butterflies, and indeed do not care for the fluffier night-flying ones, and would hate any of them to touch me: even the prettiest gives me a nasty shiver like some floating spider web or that bathroom pest on the Riviera, the silver louse.»

Как видим, в оригинале никакой «чешуйницы» нет. И нет «парящих паучков». Вот грубый подстрочник:

«Я ничего не знаю про бабочек, меня поистине не заботят самые мохнатые ночно-летающие штуки, и я бы ненавидел любую из них, если прикоснётся: даже красивейшая вызывает у меня мерзкое содрогание, как некая плывущая (по воздуху) паутина или вредитель из ванных комнат Ривьеры, эта серебряная вошь.»

Значит, Набоков воссоздал речь подчёркнутого профана, который и чешуйницу называет неправильно «silver louse» (проверьте в гугл-картинки), и даже не знает азбучных названий мотыльков (moth, hawk-moth, silk-moth). Никаких энтомологических изысков там нет. Поэтому оба переводчика ошиблись: надо было применять топорные выражения, подчёркивающие невежество Вадим Вадимыча в энтомологии. Бабиков - исследователь скрупулёзный и строгий к любителям, однако на поверку его перевод неточен (а в специфике Набокова и ошибочен). Он правильно перевёл shiver как «содрогание» (а не «дрожь» – длительная реакция), однако nasty – это не «тошный». Тошнотворный – nauseous, nauseating, sickening, sickish.

В оригинале проскальзывает глухой намёк на гомофобию автора (в бабочке есть butt, fluffy one – округлый и мохнатый объект, вошь – вцепляется и т.п.). В переводе же всё заслоняет новоприобретённая энтомология.



ПРЕВРАЩАЯ БАБОЧЕК В АРЛЕКИНОВ

В следующем абзаце появляется некий музыкант Каннер, который ловит бабочек и вроде бы сыплет терминами. Но на поверку это просто немецкие слова. Он тоже не энтомолог, а коллекционер, иначе в тексте было бы написано не «Ergo it is an Ergane», а «Ergo it is Pieris ergane». Из образа Каннера можно выяснить, что когда Набоков приехал в США, он часто использовал немецкие и латинские названия бабочек, потому что не знал американские, и убеждал детализацией, а не терминологией. Американцы дают насекомым свои наименования, а латинские коверкают до фонетической неузнаваемости.

Можно заметить контрадикцию: рассказчик не так уж и ненавидит бабочек. Он приметил «потрясающее оливково-зелёное создание с приливом розового румянца» («and once a tremendous olive-green fellow, with a rosy flush somewhere beneath, settled on a thistlehead for an instant»). Но когда Айрис описывает Каннеру эту «эффектную зелёную штуку» («spectacular green thing»), этот якобы любитель бабочек отмахивается, припечатав её (dismissed) как «eine Pandora».

На самом деле подразумеваемый вид Coloradia pandora не подходит сюда – по цвету, размеру и эффектности. Это довольно невзрачная сатурнида, которая не порхает над цветками чертополоха, а сидит, сложив крылышки и сливаясь с сосновой корой. Замечательная, дневная, оливково-зелёная бабочка, с розовым всплеском где-то внизу, моментально присевшая на чертополох, на Ривьере, кто это?..



Здесь возникает загадочный феномен – набоковское ясновидение. Это описание в точности соответствует пальмовому бурильщику Paysandisia archon, который хорошо известен в Южной Америке, вредит пальмам Trithrinax, а во Францию был завезён в 1990-х (с 2014 г. он замечен и в России – как угроза уничтожить все пальмы). Совпадает и то, что Каннер мог перепутать названия: Паизандизия и Пандора. Однако Набоков писал «Взгляни на Арлекинов» в 1973-74 гг., когда инвазия данного вида ещё не произошла. Возможно, он предсказал, что пальмовый бурильщик появится в Европе через пару десятилетий, когда разрастутся завезённые туда пальмы тритринаксы. Такой вывод вполне по зубам специалисту.

Привыкнув к шарадам Набокова, можно утверждать, что здесь он подразумевал «хвостатку тэклу» (Thecla w-album = Satyrium w-album), которую очень любил. Во-первых, эта бабочка из семейства Lycaenidae, которое Набоков обожал и углублённо изучал. Во-вторых, она действительно оливково-зелёная, весьма примечательная, и среди ликенид кажется очень крупной. В-третьих, на крыльях этой тэклы словно нарисована W – немецкая буква Владимира и его отца, погибшего в Германии (Herr Wladimir D. Nabokoff). Набоков именно об этом думал, потому что на этой же странице рассуждал (устами Каннера) о пунктуации на крыльях. В-четвёртых, сходные виды хвостаток относили к роду Сатириум (фр. Le genre Satyrium). А это предписывает воспринимать книгу «Взгляни на Арлекинов» как жанр сатиры (Le genre de satire).



Часть 2.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив