Как москвичи деньги зажимали

gans_spb — 13.01.2010 Москвичи сгрудились откормленными телами над картой многострадальной матушки-России. Роскошные галстуки вывалились из-под лацканов дорогих костюмов и острыми языками показывали направление удара на удалённые филиалы московской фирмы. Как всегда неожиданно наступал Новый год. Близилось время расплаты с сотрудниками и новогодних бонусов. К этому торжественному моменту вся прибыль уже была эффективно распределена промеж всего столичного офисного люда и потрачена на новые вороные джипы да новогодние поездки на Мальдивы. Однако всё священнодействие раздачи слонов омрачал факт наличия филиалов фирмы, расположенных там, куда не ступала нога москвича. Не то, конечно, что не ступала: ведь оно факт, что любой москвич есть по сути своей обкупечившийся на ниве лавочной торговли поволжский скобарь, но уж больно любо думать нашему москвичу, что он есть московит глубококоленный по самые княжеские корни. За сим и оставим волеизъявление нашего столичного павлина в пиджаке, и не будем более касаться нежных струн его самоидентификации.

Первым нарушил тяжёлое молчание Главный Москвич. Обратив нахмуренное чело свое к подобострастно сжавшимся в предвкушении наказа хозяина холопам и прочим топ-манагерам, он, собравшись с трудом с мыслями, изрек: «Ничего не дадим, то есть — совсем ничего». И лица всех москвичей просияли, как чудотворная мироточащая икона Казанской Богоматери при отмене таможенных пошлин на провоз греховных снадобий для церковников. Но тут же омрачились снова, потому как просто так не дать — этого мало, это нельзя, надо обязательно надругаться над людьми, показать, кто в доме хозяин, дать почувствовать людям их ветошность и никчёмность перед великодержавным центральным офисом. На том и порешили: разослать в разные веси гонцов столичных, дабы народец чёрный в черноте и дальше содержать, макнуть всех принародно в отхожее место — всё ради возвеличивания столицы нашей в глазах общественности. Ну, и казну конторскую дабы зажать.

С городами примосковскими да сибирскими разговор короткий: «Шапку ломать, рюмку барину подать, денег не видать!». А вот Северная Провинция, аки вечная заноза, всё время артачится — та ещё приевропейская штучка. В Питербурхъ решено было отправить самого ушлого и наглого Москвича. Москвич сей — известное трамвайное хамло и идейный жлобский скобарь - за копейку удавил за жизнь свою не одну душу. А что, чуть и себя не подавил, да вовремя опомнился. И подошёл он заранее грамотно к Самому Главному Москвичу, ибо хотел на конторские барыши прокатиться в новом модном басурманском поезде, выпить подешевле в питерских кабаках да поглазеть на красоты городские, авось и барышню с манерами какими прищупать по оказии, да не хохлушку какую свинобокую.

Долго ли, коротко ли, загрузился наш Москвич в поезд модный, быстрый, взял с собой газету пафосную, цвета морковного, с которой всяк выглядеть начинает умно, вытащил на место лобное телефончик сотовый, и поехал в Невоград, питерских работников в грязь макать, деньги новогодние им зажимать. Надо заметить, что не полетел он самолётом быстрым, потому как всякий знает, что диво-поезд и дороже в три раза, и газеткой умной или компьютером лаковым там светиться перед соседями гораздо лучистее. Да и боится наш Москвич самолётов: ещё бабки в родном селе ему рассказывали, что только боженька на небе живёт, а адская железная птица всё людей сжирает, а полететь она никак не может супротив закона божия. А поезд — вещь богоугодная, всего-то телега с колёсами, даже обычному москвичу механизм её движения понятен и прост, и всенепременно спрятанные в паровозе лошади в оглоблях, вид делают оченно даже культурный и современный.

И вот приехал наш Москвич на вокзал питербурхский, что зовётся Московским, перекрестился за успешный доезд, тут же перекрестился и на плакат правящего царя и, повинуясь державному инстинкту, прочитал в уме "Отче наш". Решил Москвич, не мешкая, отправиться в офис, работникам по сусалам надавать, чтобы этим же вечером отправиться в кабак, так сказать, решить дело быстро и без пыли, как он привык делать все дела, не загромождая свою пустоватую голову сомнениями и прочим ненужным для хамла хламом. От привычного пафосного москальского жеста спросить такси от вокзала решено было отказаться, всё равно никто не видел, а коли никто не видит, так зачем и шиковать зазря? И полез наш Москвич в петербургское метро, с видом непримиримым, серьёзным, если не сказать — свирепым.

Поездка на самоходной колеснице выдалась длинною, за неё Москвич успел продумать пламенную речь перед работниками питербурхского офиса, объясняющую, почему им не то что премии не видать, а и зарплаты не получить. При этом всём они должны вечно спину гнуть на москвичей да святить имя их, дающих радость работы, кусок хлеба и, в конечном счёте, и самою жизнь, не стоящую и гроша. «Дармоеды!» — распалялся Москвич. — «Интеллигентишки болотные! Мы там, в Москве, денно и нощно, не покладая рук и не щадя живота ради державы. А вы тут — лентяи, лежебоки, и всё туда же, свободы вам подавай!». На этой, оптимистической для любого нахапистого москвича, ноте, эскалатор кончился, и тулуп с Москвичом, весь как есть — бильярдный шар, выкатился на полированный пол станции метро. Не сбавляя ухарского натиска, выкованного годами тяжёлой московской жизни и помноженного на века уездного хамства, Москвич, верча и сверкая глазами, непривычно легко растолкал толпу щупленьких питерских жителей, ввалился в вагон метро, аккурат на слове "Не потерплю!".



Ввалился-то он почти ввалился, да не совсем, оказия вышла с нашим нахрапистым Москвичом. Застрял он на границе двух сред: задняя часть, наиболее весомая и отулупленная, осталась махать ручонками в вестибюле станции метро, а голова, вместе с вращающимися и сверкающими глазами, прописалась в вагоне. Тут, уважаемый Читатель, надобно сделать одну пометку, по сути ничтожную, но сыгравшую роковую шутку с нашим столичным торопыжкой. Дело в том, что в Питербурхе в метро есть досадная особенность, отличающая оное от московского,— две пары дверей: одна на вагоне, а другая — на станции. Сделано сие нововведение было то ли заради того, чтобы люди не падали на рельсы, то ли чтобы смотреть в дырочку на приближающийся поезд было интереснее. Тем не менее, факт, что дверей — две пары, и Москвич, всех растолкав, успел сунуть голову в вагон, но откормленное на столичных харчах тело за головой не поспело и осталось на перроне, вместе с невзрачным чемоданчиком из кожзама и морковной газеткой в руках. Комиссия вышла с торопыжкой, незадача, попал он, как говорится, впросак. Смех, да и только: голова отдельно сыплет молниями ругательными, а ноги-руки отдельно машут. Что, впрочем, по современным наблюдениям общественности, является обычным тоном среди московских эффективных управителей.

Стоит ли сказывать о той секунде немого молчания, соединённого с удивлением, которая пронзительно повисла в вагоне? Неспешным обычно питербурхцам в расщелине двери предстало чудище неземное, Змей Горыныч, адски сверкающий и вращающий глазами, сыплющий отборными матершинными проклятьями, от которых стальные поручни начали сворачиваться в рогалики, да девы юные с музыкальными футлярами попадали все в обморок, как горох. А самое загадочное — голова закончила истошно вопить именно на слове "Не потерплю!", глазки уставились в одну вымышленную точку, фрагменты мысли попробовали оформиться в единое понятие ситуации, но не успели: дыхание диктора в динамиках вагона сменилась на заунывное жужжание, и поезд начал трогаться.

Вся нечеловеческая мощь поезда была направлена положительно на отделение головы Москвича от его же туловища, что делало из ситуации уже нешутошный спектакль. Из-под колёс веером сыпали искры, из-под вагона начал валить дым, недоумевающий машинист всё прибавлял тяги. Но не тут-то было. Шея Москвича, на которой, как известно, надо бы пахать, да целину, да в Поволжье — это вам не ниточная шейка питербурхского заморыша. Шею поволжского Москвича топором за раз не перешибёшь, на неё не залезешь, а где залезешь — там же и слезешь. Широкий лоб, проходя через упитанные складки черт лица, прямиком переходит в мощную бычью шею, которая незамедлительно переходит в не менее упитанную московскую тушу, а внутри шеи — медная лужёная глотка, да пищепровод повышенной пропускной способности. Какой тут за раз сломать!

Тем временем страсти накалялись. Население станции превратилось в одно большое ухо: тронулся поезд или ещё нет. Внутри вагона вдруг резко наступил настоящий содом! Два особо близко стоящих таджика зачем-то пытались ухватить голову, словно в этом было бы её спасение, но абсолютная идеальная шарообразность головы, а также её волосяная прилизанность пополам с плешивостью, да и потное состояние, определённо не способствовали захвату. Студенты, ютившиеся доселе мирно на соседней лавке, заржали, аки кони, и все, как по команде, вытащили мобильники — поснимать сие чудо, дабы позже выложить на потеху публике. Интеллигентского вида сушёная старушка с ярко накрашенными губами добралась через спящего бомжа до кнопки связи с машинистом и начала свой монолог с «Ой, простите великодушно, сим имею честь сообщить Вашему Высокоблагородию, не поймите меня превратно…» В общем, пока весь вагон стоял на ушах, поезд поднапрягся всеми своими электрическими лошадями, да и оторвал голову незадачливому Москвичу. И сия пучина поглотила ея в один момент.

Здесь история раздваивается, как и тело незадачливого жадного Москвича, и покрывается мраком. Голова отделилась от тулупа, вопреки естественным анатомическим ожиданиям, совершенно бескровно, как бы и не было кровотока в голову для подпитки мозга, а был лишь пищепровод да лужёная глотка. Москвичовский жбан покатился в конец вагона, под улюлюкание студенческой молодёжи, падание в обморок ещё не упавших девиц, мимо крестящихся старушек и спящих бомжей. Есть мнение, что по метафизическому совпадению, которые обыкновенно и сопровождают такие истории, в вагоне волею случая оказались стареющая служащая библиотеки и не менее древний органных дел мастер, которые, как не свои, бросились за головой. Схватив голову, два престарелых персонажа из прошлых веков радовались так, будто нашли нечто, что ведомо только им одним и составляет ценность только в их системе ценностей, устарелой и непонятной для остальных. Говорят, что внутренности головы Москвича были почему-то отнесены не в прозекторскую, как полагается, а прямиком в органный зал большого университета, а сама голова, опустошённая, якобы выставляется в Кунсткамере. С телом тоже история тёмная: то ли вынесли тело наружу, дотащили до ближайшего канала, да сбросили в воду от греха подальше, то ли, как утверждает большинство очевидцев, как ни в чём не бывало, вернулось в Москву, и к настоящему времени уже занимает высокий пост в одном из министерств. Поговаривают даже, что Москвича этого можно увидеть по телевизору, складно говорящего разные речи!

Вот такая странная и тёмная история приключилась с не в меру жадным Москвичом под Новый год в Провинции Северной. Был Москвич — и нету, или жив он — положительно установить уже не представляется никакой возможности. Так нам-то, глубокоуважаемый Читатель, удивляться и не стоит. В отчизне нашей казна за один год может несколько раз пропасть, и нигде не появится и следов даже ея. А тут, вы говорите, человек пропал, пусть даже и москвич, эка невидаль!

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив