Как и почему победил украинский майдан
![топ 100 блогов](/media/images/default.jpg)
Ольга Байша — исследователь, глубоко погруженный в проблематику украинских медиа, — начинает анализ самого острого политического кризиса в истории независимой Украины с той его составляющей, которая может показаться второстепенной в сравнении с политическими и экономическими факторами.
Специфический термин «хохлосрач», весьма точно передающий характер подавляющего большинства российских медийных и сетевых дискуссий по украинскому вопросу, возник, конечно же, не на пустом месте.
Тональность этих споров, а главное, принципиальная невозможность их участников прийти к какому-либо компромиссу были в значительной степени предопределены дискурсом сторонников Евромайдана.
Семь лет, прошедших с «Революции достоинства», представляются достаточным сроком для того, чтобы уделить этой ее составляющей должное внимание.
Как оказалось, в списке первых жертв преобладали представители двух групп, которые, на первый взгляд, социально весьма далеки друг от друга —
радикальной творческой интеллигенции («креативного класса»)
и условного субпролетариата, молодых и среднего возраста мужчин без определенного рода занятий из западных и центральных областей Украины.
Ответ на вопрос, как и почему они оказались плечом к плечу на майдане, по-прежнему представляется главным для понимания сути случившегося на Украине на рубеже 2013—2014 годов.
— документа, который лишь теоретически и в очень отдаленной перспективе открывал Украине возможность вступления в ЕС,
но при этом с самого начала был чреват непредсказуемыми последствиями для ее экономики.
Фактически Украине был предложен постепенный перевод экономики на европейские стандарты, что подразумевало не только огромные инвестиции, которые еще требовалось где-то найти, но и разрыв исторически сложившихся хозяйственных связей с Россией.
Безусловно, то, что это далеко не сразу поняла команда Януковича, поначалу активно продвигавшая договор с Евросоюзом, многое говорит об уровне ее компетенции.
Тем не менее в ноябре 2013 года процесс подписания соглашения был приостановлен.
Янукович заявил, что денег на модернизацию предприятий по евростандартам у Украины нет, а вице-премьер Юрий Бойко добавил, что возобновление переговоров произойдет только после решения вопроса о компенсации возможных украинских потерь от сокращения торговли с Россией и другими странами СНГ.
к тому моменту идея евроинтеграции прочно овладела украинским обществом — точнее, определенной его частью, которая быстро стала выдавать себя за целое.
Последний момент — риторическая синекдоха, разновидность метонимии (классический пример: «пикейные жилеты» из «Золотого теленка») — стал отправной точкой для рассуждений в книге Ольги Байши.
То, как именно часть подменила целое, автор демонстрирует на материале анализа более 400 текстов портала «Украинская правда» (УП) — главного идеологического рупора Евромайдана.
Большинство авторов УП, констатирует Байша, представляли соглашение об ассоциации с Евросоюзом «не как политико-экономический договор со всеми его „за” и „против”, а как волшебное средство, которое перенесет их в европейскую сказку.
Из их публикаций следовало, что Европа — это идеальное общество, чьи политики „абсолютно честны, ответственны, открыты к майданам и подотчетны” и чьи политические партии черпают силу из идей, „исходящих от определенных групп народа, а политики стараются... воплотить их в жизнь”.
Означающее „европейский” было неразрывно связано с такими понятиями, как „свобода, демократия и права человека”, „свободная и достойная жизнь”, „верховенство закона” и прочие атрибуты идеализированной западной современности».
Для творческой интеллигенции «злочинна влада» Януковича, отнюдь не страдавшего излишней интеллектуальностью, по определению была противником.
А для западноукраинского субпролетариата/прекариата Европа зачастую являлась реальностью, данной во вполне конкретных ощущениях: среди тех же представителей «небесной сотни» было немало «заробитчан», промышлявших отхожими промыслами в Польше, Чехии и т. д.
С этой точки зрения зима была исключительно удачным временем года для Евромайдана:
необходимо было все закончить до весны, когда на Тернопольщине начнут сажать картошку — тогда в Киеве боевой актив не соберешь, заметил незадолго до свержения Януковича в разговоре с автором этой рецензии один человек, хорошо знакомый с украинскими реалиями.
Ситуация, в которой оказалась независимая постсоветская Украина, заставляет вспомнить знаменитую фразу, полтора столетия назад сказанную первым премьер-министром объединенной Италии графом Кавуром: Италию мы получили — осталось получить итальянцев.
Перед украинскими властями стояла примерно та же задача: формирование политической нации в границах, доставшихся от Советского Союза, с учетом того, что около половины жителей страны не являлись этническими украинцами.
Став партией власти вместе с избранием президентом Виктора Януковича, она так и не смогла стать «своей» на остальной территории Украины, хотя исповедовала привычную для постсоветских партий подобного типа идеологию «за все хорошее и против всего плохого».
Но и консолидация оппонентов Януковича и Партии регионов под девизом евроинтеграции происходила ровно по тому же принципу, что убедительно показывает Ольга Байша, опираясь на построения аргентинского политического теоретика Эрнесто Лаклау (выбор теоретической рамки исследования представляется весьма удачным, поскольку Украина и Аргентина — характерные образцы периферийных популистских квазидемократий).
....
Эквивалентно формулируя эти требования, движение за европейскую интеграцию внесло в политический дискурс Украины невозможную тотальность „украинского народа”, борющегося против „антинародного режима” (так активисты Евромайдана называли правительство Януковича).
„Евромайдан”, который, таким образом, стал пустым означающим, взял на себя гегемонистское представление всех разнообразных требований движения».
— однако сквозной темой ее книги стало «прогрессивное историческое воображение», определявшее идеологию Евромайдана, а впоследствии и дальнейшую траекторию развития «постмайданной» Украины.
Этот акцент исследования открывает возможности для значительного обогащения ее дискурсивного анализа историко-социологическими контекстами.
юю
Характерно, что в материалах той же УП такие формулировки использовали не только поэты, которым они свойственны в силу специфики их деятельности.
...
«Рождественская история продолжается.
Тиран убивал детей, но не смог преодолеть рождение Добра и его победу над Дьяволом», — писал, например, в начале 2014 года украинский историк и политолог Алексей Гарань.
...
В этом контексте само словосочетание «небесная сотня» — естественное продолжение того же дискурса, согласно которому участники протестов на майдане были «армией света».
Спустя несколько месяцев та же публика в составе «добровольческих батальонов» отправится воевать на Донбасс, где счет погибших за светлое европейское будущее Украины пойдет уже на тысячи.
они автоматически были занесены в «совки», причем это разделение быстро спроецировалось на карту.
...
«Линия фронта борьбы с совком проходит сегодня по границе Одесской, Николаевской, Херсонской, Запорожской, Днепропетровской, Харьковской и Луганской областей», — цитирует Байша характерное высказывание некоего майданного активиста Синченко.
...
«Разделение государства на „совковую” и „прозападную” части, зафиксированное во время президентских выборов 2004 г., сохранилось почти в тех же пропорциях», — добавлял десять лет спустя в своем материале в УП журналист Ильченко.
что практически сразу повлекло самые плачевные последствия:
расчеловечивание оппонентов стало одной из главных примет украинской «революции достоинства».
.
«Пьяные гопники-титушки», «платные провокаторы», «послушные рабы-бюджетники», «замороженное мясо» — все эти определения звучали из уст сторонников Евромайдана еще до его победы, а затем к ним добавились и другие, наподобие «ватников» и «колорадов».
...
Напротив, те, кто стоял на майдане, аттестовались как «прогрессивные силы», «лучшие люди», «люди нового типа», «интеллектуальная элита Украины», «возрожденная элита нации», «успешные, смелые, фантастические» и т. д.
а условная «другая Украина» воспринималась не как Украина, а как ее «радикальное исключенное», согласно терминологии Эрнесто Лаклау и его соавтора и супруги Шанталь Муфф.
Лидеры Евромайдана, добавляет Байша, также считали антимайданно настроенных украинцев «недогражданами»:
они попросту не заслуживали того, чтобы быть частью «украинского народа» — народом Украины стал «народ майдана».
Но парадокс украинских событий 2014 года, как известно, заключался в том, что на стороне Евромайдана выступали и те, кто считал себя этническими украинцами, и те, чьим основным, а нередко и единственным языком был русский.
В этом смысле поведение сторонников Евромайдана вне зависимости от этноязыковых различий может служить прекрасной иллюстрацией того, что Макс Вебер называл ценностно-рациональным действием, определяемым верой в некую установку идеологического характера.
После 2014 года процесс формирования украинской политической нации пошел по самому пагубному пути — с нарастающим акцентом на украинизации в смысле искусственного насаждения украинского языка и на ходу изобретаемых украинских традиций по всей территории страны.
Что напоминало, конечно же, не о европейских образцах дву- и многонациональных государств наподобие Бельгии или Швейцарии, а о куда более далеких от Европы примерах вроде Турции в первые десятилетия республики, где турецкий язык и тюркская культура использовались как инструменты удержания полиэтничного осколка Османской империи от дальнейшего распада.
Но и здесь очень быстро возобладало то самое «прогрессивное историческое воображение», которое легло в основу идеологии Евромайдана:
В случае со „Слугой народа” [партией Зеленского] то же прогрессивное историческое воображение позволило представить неолиберальные реформы как безальтернативный модернизационный проект
(знаменитая формула неолиберализма „другого пути нет”),
что, в свою очередь, сделало возможным и даже необходимым игнорирование мнения миллионов украинцев, противящихся прогрессивной исторической перспективе в виде приватизации земли и предприятий».
В данном случае Зеленский не просто действовал по принципу «не можешь обезглавить — возглавь»: крен нынешнего президента Украины в сторону национализма — характерный пример того, что принято называть зависимостью от пройденного пути.
Лозунги в духе незабвенного «кто не скачет, тот москаль» не уходят в прошлое просто так.
Если исходить из предположения, что Евромайдан представлял собой городскую революцию, спровоцированную распадом государственных структур, то на первый план анализа, несомненно, должен выйти анализ конфликта элит, лежащего, как правило, в основе таких революций.
Вот только один вопрос, который в книге Байши повисает в воздухе: если противниками «европейского выбора» Украины в специфической подаче киевского майдана была примерно половина населения страны, то почему в начале 2014 года она не смогла точно так же мобилизоваться?
Не потому ли, что элиты юга и востока Украины (наиболее показательный образец здесь, конечно же, Донбасс) либо по умолчанию поддерживали Евромайдан, либо решили переждать пик кризиса, чтобы затем примкнуть к победителям, соблюдая свои интересы?
Поле дальнейших исследований вполне очевидно — и здесь постмарксистских теорий дискурса, скорее всего, будет недостаточно.
https://gorky.media/reviews/kak-i-pochemu-pobedil-ukrainskij-majdan/
|
</> |