Как деды воевали
starshinazapasa — 13.05.2020

Мстислав Иванов, разведчик, более года непрерывно воевал на фронте
в разведроте 303-й стрелковой дивизии, и сумел выжить, что само по
себе уникально в пехоте за такой срок, принял участие в сотнях
боев, подтвержденных документами, уничтожил многие десятки немецких
солдат и взял большое число пленных. Кавалер ордена Славы трех
степеней, двух Красной звезды. Умер в 2014-м в возрасте 90
лет.
"Дело было в Словакии на реке Грон. Зимой мы там стояли
в обороне. Река не широкая, но с очень быстрым течением, поскольку
стекает с гор. Мы ее Гроб прозвали - уж больно много разведчиков
погибло. Незадолго до того у нас сменился командир роты. Дело было
так. Разведчик, хороший парень, вернулся с задания. Выполнить его
не получилось - это же не свинью украсть, а человека, который ждет,
что его украдут, да еще и вооружен до зубов. Командир (роты) на
него: "Знаешь, что невыполнение задания карается смертью!" Вытащил
пистолет и шлепнул его (разведчика). А потом исчез, и присылают нам
другого командира роты Военкова. Мы не можем понять, куда тот-то
(убийца) девался. Вскоре всех офицеров дивизии и разведроту вызвали
в одно место. Мы на коней и туда. Выстроились полукругом. Смотрим,
ведут нашего командира. Приговор. "По изменнику Родины - огонь!"
Почему он этого парня застрелил? Может тот что-то знал про него...
Но это уже догадки. Так вот оборона проходила по реке. Она замерзла
с берегов, а по середине, где стремнина, она не замерзала. Чтобы
переправляться на тот берег делали так. В первую ночь
переправлялись с бечевкой, потом подтаскивали стальной трос и
закрепляли его, но не натягивали. На следующую ночь на лодке по
тросу перебирались на ту сторону. В середине декабря выпало мне
плыть с бечевкой. В этом месте уже было несколько неудачных попыток
переправить трос. Я начальнику разведки (дивизии) говорю:
"Невозможно в этом месте трос переправить - сильное течение". - "Вы
врете! Вы специально не переправляете трос, чтобы не идти на ту
сторону!". Я пошел. Мне придали сапера. Разделся до гимнастерки.
Сапоги, галифе, граната, нож и пистолет за пазухой. Обвязали
веревкой и я пополз по наледи. Около воды она провалилась и я
поплыл на ту сторону. Подплыл, а выбраться не могу - лед ломается,
меня потащило. Меня тащило вдоль кромки льда, пока веревка не
кончилась и на натянулась. Потянуло меня к нашему берегу и под
лед... Хорошо, что сапер подбежал, пробил ногами лед и я вынырнул.
Кое-как вылез, мокрый, замерзший. Пришел в штаб. Начальник
разведки: "Ты, бля, специально! Не выполнил задание!" Я начал
возражать. Он за пистолет. Думаю: "Сдуру шлепнет меня как того
парня". У меня пистолет за пазухой. Я его опередил и ухлопал. Пошел
в деревню, где мы стояли. До нее километра три. Мне говорят: "Бери
телогрейку. Тебе бежать надо". - я отмахнулся - "Не надо". Думаю:
"Все равно мне кранты". Пришел в деревню весь обледеневший.
Забрался на печку и уснул. Утром просыпаюсь, смотрю в избе два
автоматчика. Не будят меня: "Чего вы?" - "Командир дивизии
Федоровский вызывает". Ну понятно чего...
Пришел. Командир на меня: "Ты чего же твою мать
натворил?" - "А чего?! Вы тот случай помните? Он за пистолет
схватился, и чего я буду ждать?" - Он промолчал. - "Иди. Скоро
приедет военный трибунал будет тебя судить". Ну а чего там судить -
расстреляют и все. В штрафную из разведки не посылали - мы сами со
штрафных набирали. Сняли с меня ремень, посадили. Сижу. Жду. А тут
языка вот так нужно, а взять не могут. Комдив вызывает: "Слушай,
давай ты мне языка, а я тебе жизнь. Я тебя из-под стражи
освобождаю, бери кого хочешь, сколько хочешь, наблюдай сколько
надо, но языка возьми. Соседи взять не могут, мы не можем.
Выручай". Я пришел к своим. Ребята: "Ты чего?" "Так и так. Кто со
мной?" Многие конечно захотели, но я отобрал двух самых надежных
ребят. Один пойдет со мной на захват, а один останется на лодке. У
немцев оборона была построена так - там где трос можно переправить,
там оборона такая, что не пролезешь, а там где пролезть можно - там
стремнина. Я решил переправиться там где это возможно, потом по
наледи под берегом проползти в то место где оборона слабее и
проникнуть в тыл. Так же накануне трос переправили, а на вторую
ночь пошли. Переправились, проползли по наледи, пробрались между
ними и зашли в деревню. Пронаблюдали где у них штаб и решили ждать.
Выходят офицер с портфелем и два автоматчика. Значит важная
персона. Тихо не возьмешь - автоматчиков два и нас двое. Мы открыли
огонь. Автоматчиков прикончили, и впопыхах ранили офицера в ногу.
Офицер хороший попался.
Кое-как подобрались к речке. На лодку положили,
переправились. Сил уже никаких не было. Еле-еле добрались. Доложил
Федоровскому:
- Ты убит на этом задании.
- Как убит?! Я же живой?!
- Доложу, что тебя убило. Отбрешусь, что заставил тебя
срочно взять "языка", а ты иди в свою роту, отдыхай.
Ивановых много на белом свете. Он меня вычеркнул из
списка. И тут же, как вновь прибывшего, зачислил.
Чуть позже мы корректировали огонь эрэсов. С дороги то
не разбежишься - снег. Много там их положили, с удовольствием
уничтожали. Когда я получил письмо от матери, что убили отца, то
тоже страшная злость назрела. Стал зверем.
Был у нас случай, который разбирали особисты.
Командиром взвода у нас был Кузнецов Иван Иванович - отличный
мужик. Стояли мы недалеко от передовой. Из соседней дивизии приехал
к нему командир взвода разведки с двумя разведчиками. Он пошел в
хату с Иваном Ивановичем, беседовали вдвоем. Разведчики остались
снаружи. Вдруг из хаты этот командир взвода выскакивает, в руке
автомат. Бежит. Мы смотрим - чего он бежит?! За ним с пистолетом
выскакивает Иван Иванович: "Ах, ты предатель! Подлюка!" Тот
оборачивается - и автоматную очередь ему под ноги. Пуля рикошетом
попадает Ивану Ивановичу в голову. Я этого взводного догнал...
сначала бил прикладом немецкого автомата, так, что он согнулся,
потом дострелил его. А это почти на передовой, немцы нас видят, но
не стреляют. Видать им интересно, как мы друг друга перестреляем.
Два разведчика, что с ним были забежали в огромную лужу и стоят. Мы
им говорим: "Идите сюда. Мы вас не тронем". Они отказываются. Потом
и их из автоматов постреляли... Уже были все обозленные, как же так
такого парня...настоящего разведчика убили... Эти двое не за что
погибли... Потом командование выясняло, в чем дело. Я все
рассказал. И из их дивизии приезжали сказали: "Правильно
сделали"... и все. Ивана Ивановича довезли до госпиталя, во время
операции он умер".
О... Узнаю родную непобедимую. Вот прям просто один в
один мой полк в Моздоке в 96-ом. Полвека прошло, а ничего не
изменилось. Все то же оскотинивание, расчеловечивание, рабство и
убийства.
В то, что здесь написано, я верю безоговорочно. До
единого слова. Я СЛУЖИЛ ИМЕННО В ТАКОЙ АРМИИ.
Разведрота как-то перепилась в казарме, а по плацу шел
Чак - начштаба полковник Пилипчук, скотина и сволочь, такой же
пьяный. Боксер его заметил. Взял автомат с ПБС: О, ща Чака
пристрелю. И выстрелил. Пуля чиркнула тому между ног и ушла в небо.
Чак был пьяный, ничего не заметил. Я рядом стоял, смотрел - все на
моих глазах было.
Потом Чак разбил об мою голову "тетрис" в
каптерке.
Потом Саид зарядил холостым, вставил в ствол шомпол и
сказал: "Длинный, вытяни руку". Я отказался. Шомпол сантиметров на
двадцать ушел в стену. Потом мной выбили оконную раму в туалете на
втором этаже, я чудом зацепился, не выпал на улицу, и валяясь в
кровавой юшке, смотрел, как Саид стряхивает на меня пепел, говоря:
"А давайте его выебем", а рядом со мной упал длинный, изогнутый,
как сабля, метровый осколок стекла, и я зажал его в рукаве кителя,
встал и сказал: "Ну, давай. Подходи". Красивая сцена была бы для
кино, кстати. Как командир разведроты Еланский после двух контузий
перестал говорить, а только пил и стрелял и пиздил людей так, что
разбивал об них приклады. Как за месяц из части вывезли три, что
ли, трупа. Как пополнение бежало в степь в ту же ночь, прямо с
кроватей, в одних кальсонах, и на утро не оставалось ни одного
человека.
Как по селу из АГСов херачили, как Шиш расстрелял
пленного на дамбе в Черноречье, как мужика привязали к дереву на
сутки, как женщину, пришедшую искать своего сына, комбат посадил в
яму в Аргуне, как двух алкашей из противотанкового взвода к дыбе
привязали и всю ночь валдохали, а утром выкинули за ворота, как
комбат Олегу ухо оторвал, как водитель медицинской таблетки, не
помню уже фамилии, в очках, интеллигентный мужик такой был, как ни
странно, лет под сорок, стрелял в избившего его начмеда, и его
кинули в сортирную яму с говном и кидали туда потом корки хлеба,
кунг ФСБ в Ханкале с нарисованной на борту свастикой и названием
"Мерседес", откуда раздавались крики "инфильтрованных
лиц".
Что эта непобедимая рабоче-крестьянская творила и творит
в Донецке на подвалах - это вы уже и без меня знаете.
В этой стране никогда ничего не меняется. Никогда.
Ничего.
Да и вообще, я знаю, как быстро люди теряют
человеческий облик во время войны.
Поэтому когда мне рассказывают про богатырей не нас,
освободителей, с доброй улыбкой, мозолистыми руками и сердцем
великана, отдающих последнее освобожденным немецким женщинам и
детям, я, конечно, киваю, и молча отхожу в сторону.
Ватникам, которые прибегут сюда рассказывать, что вы
все врети - это не какая-нибудь там предательница Алексиевич со
своими поклепами про то, как пытали пленных шомполами и всем
партизанским отрядом насиловали шестнадцатилетнюю девочку-еврейку,
а когда она забеременела "отвели е в кустики и пристрелили, как
собачку". Это рассказ с вашего любимого сайта "Я помню", записан
вашим гуру Артемом Драбкиным.