Кабала и холопство — вот наши «скрепы»

Принято считать, что ростовщичество, то есть выдача денег в долг под проценты в залог имущества и личной свободы, на Руси традиционно осуждалось как «богопротивное дело», а потому распространено не было. В этой связи обычно вспоминается восстание 1113 года в Киеве, когда тогдашние жители древнерусской и одновременно древнеукраинской столицы бушевали не меньше сегодняшних. Возмущение вызвали огромные ростовщические проценты: в год надо было платить половину взятой суммы и больше. К этому, правда, можно добавить неудачную и не менее грабительскую налоговую политику князя, однако власти уже тогда умели перенаправить гнев улицы в нужное русло: увы, это киевское восстание открывает печальную хронику еврейских погромов в России.

Новый князь, Владимир Мономах, пришел к власти, между прочим, не без помощи этого восстания. Он же создал важный для последующей русской истории прецедент: новый княжеский устав ограничивал взимаемый процент половиной одолженной суммы. На этом историю ростовщичества в среде тех, кто особенно воинственно радеет за «духовные скрепы», принято заканчивать, резюмировав что-то вроде: «Такое отношение к ростовщичеству русский народ и государство пронесли через всю свою историю». Инородцев побили, «чуждое нам явление», так сказать, осудили, знать, и сказке конец. Не так это, однако.

Евреев в средневековой Руси и правда было крайне мало, а вот ростовщичество цвело изрядно. И занимались им самые что ни на есть православные русские люди. Причем едва ли не главными ростовщиками в Московской Руси XVI—XVII веков были — кто бы мог подумать — русские монастыри. Да, Церковь осуждала ростовщичество, но осуждение это реально касалось только размеров взимаемого процента. Согласно традиции, идущей от Мономаха, он не должен был превышать 50%. То есть осуждался не столько факт ростовщичества, сколько выход за определенные рамки. Вот и занимались ростовщичеством Троице-Сергиев монастырь, Иосифо-Волоколамский, Макарьев — да все крупные русские монастыри.

Судите сами: средневековый монастырь — это ведь целое большое хозяйство, можно сказать, предприятие, со своими землями, мастерскими, закромами и казной, где копились немалые богатства. А богатства должны расти. Вот и давали они в долг деньги и зерно крестьянам и помещикам. При получении ссуды оформлялся специальный договор — заемная кабала или заемная память. Российский архив древних актов хранит немало таких документов, многие из них были опубликованы еще в конце позапрошлого века — вольнодумное было время, так не жечь же их теперь во имя выдуманных «традиционных ценностей». Впрочем, по нашим временам как бы не накаркать — вернемся лучше к делу.

Проценты по займам, надо признать, были уже не такие грабительские, вполне сопоставимые с современными: в XVI веке около 10%. Но все же это были именно проценты, и кабала зовется кабалой не случайно. Если повезет — отдашь к следующей Пасхе (сроки погашения долга обычно привязывались к крупным церковным праздникам), а нет — и холопом можно стать. Накануне и в годы Смутного времени начала XVII века, когда аграрная экономика России оказалась в упадке, кабальное холопство (рабство за долги) было обыденной нормой не только для простых «черных людей», но и для многих дворян. Долг надо было отрабатывать, идя в услужение и на житьё к тому, кто его давал. Без права на личную свободу, пока не искупишь все «с головой». Власти пытались ограничить возможности закабаления, но сути это не меняло. Долговые рабы, холопы — один из символов старой Московии.

Выход из коллапса Смуты, экономический рост и первые побеги современной рыночной экономики в XVII веке привели к увеличению спроса на деньги: годовые ставки выросли до 20%. Боярин Борис Морозов, глава правительства и по стечению обстоятельств богатейший русский предприниматель своего времени, ссужал мелким дворянам по 200—400 рублей, а иностранным купцам, покупавшим хлеб в его вотчинах, — тысячи рублей. Его ежегодные личные поступления от выплат по кредитам достигали 85 тысяч (жалованье стрельца было 5 рублей в год). С учетом инфляции такому доходу могли бы позавидовать многие современные банки.

Что же касается кабального рабства, то положить конец ему государство смогло только в результате реформ Петра I, когда в России была заимствована европейская правовая практика борьбы с ростовщическим произволом. Почему-то наши «радетели старины» обычно упускают из вида этот очевидный исторический факт.

Василий Жарков
заведующий кафедрой политологии МВШСЭН (Шанинки),
кандидат исторических наук