к дзоту

labas — 23.02.2016 Все эти годы я, конечно, усердно хранил Военную Тайну, но теперь, когда о Службе Специального Контроля вообще и "вынос. сейсмопункте «Начики» п. Тундровый" в частности можно прочитать на любом заборе, я умываю руки и выдаю все Секреты без всяких угрызений совести.

Задачей Службы Специального Контроля было выявление ядерных взрывов, для чего использовалась широкая методологическая база. В частности, несколько раз в день по территории части выхаживали младшие чины, торжественно неся перед собой большое марлевое полотнище. После получасового моциона они его сжигали. Если бы их сопровождали простоволосые босоногие девушки, это действо легко можно было бы принять за языческий обряд. Впрочем, оно им и было, так как таким образом можно выявить только наземный ядерный взрыв, коих на нашем веку уже не случалось.
Конкуренцию марлевикам составляли акустики, которые слушали Мировой Эфир на предмет того, не взорвалось ли в ём чевой-то. В силу вышеупомянутой подземности испытаний они не могли ничего услышать, но если долго прислушиваться к Бездне, она все равно начинает с тобой разговаривать. За взрыв популярности космоэнергетики, эниологии и прочего 3D-ясновидения в 90-е годы, по моему мнению, больше чем наполовину ответственны бывшие акустики ССК. Были еще чуваки, которые проводили свои досуги за лоботомированием электромагнитных волн, но всю настоящую работу делали мы, сейсмики. Если учесть, что из дюжины подразделений ССК примерно половина была расположена там, где зимой хороша охота или летом близок пляж, а вот с сейсмочувствительностью дела обстоят хуже, то ясно, что около 99% всей ССК можно было сократить безо всякого вреда для дела (коэффициент для мирного времени приемлемый).

Итак, сейсмики были форпостом всей ССК, а камчатские сейсмики, наиболее близкие к Неваде - форпостом в квадрате. Вся защита Родины фактически лежала на хрупких плечах трех человек, несущих смену на вынос., см. выше, сейсмопункте. Распределение обязанностей в смене было следующим: офицер спал на кровати в своем кабинетике, старший смены спал на шинели за стойкой с аппаратурой, а младший (это я) спал, положив голову на стол, на котором стоял самописец. Периодически меня будило дребезжание телефона. Это из части звонил Миша Денисов из МИФИ, у которого - сугубого контроля для - дублировался один из наших сейсмосигналов. "Солдат Петров", - говорил Миша, - "а что это у вас в начале восьмой минуты за загогулина вылезла? Не дать ли нам в Москву эту загогулину тринадцатой по седьмому". Седьмой район означал Неваду, а тринадцатая оценка - возможный ядерный взрыв.
Сперва я Мишу невзлюбил. МИФИ и физтех... никогда мы не будем братьями, что тут еще скажешь. У Миши была привычка звонить мне, когда сигнал давно прополз пятиминутную (за это время я был обязан доложить о сигнале самостоятельно) красную черту и углубился в трансцендентальные сферы. Поэтому выуживая сердце из пяток, я с деланным равнодушием отвечал: "Нет, солдат Денисов, не даем. Посмотрите на амплитуду, на затухание, да и передерг на третьем зубце какой-то нехарактерный. Это", - продолжал я уже увереннее, - "солдат Денисов, вероятно, мухи на сейсмоприемнике совокупляются. Весна все-таки, вся природа просыпается и токует" Миша смотрел в окно, где в камчатском сумраке возвышались трехметровые сугробы, богато инкрустированные лазами и надолбами энтузиастов шведской системы, вздыхал и давал отбой.
Потом-то мы с Мишей подружились, и я выяснил, что он тоже не страдает бессонницей на посту, оттого и звонит столь несвоевременно. С тех пор я больше не держал на него зла, если, конечно, не считать той истории, когда в увольнении в Питере (Камч.) он затащил меня вместо "Греческой смоковницы" на "Жертвоприношение" Тарковского.
Поговорив с Мишей, я смотрел на часы и обнаруживал, что пора менять фотобумагу. Помимо обычных - сугубого контроля для - у нас были еще фотосамописцы. По ряду причин технического характера они стояли в темной комнате. Нужно было в нее зайти, наощупь снять с барабана фотосамописца использованный рулон и прижимая его (рулон, а не барабан) подбородком к груди, закрепить свежий рулон на барабане. Родители и другие пострадавшие еще с детства мягко намекали мне, что мои руки растут из каких-то не вполне очевидных мест, но лишь при смене фотобумаги в Начиках этот феномен проявился с подлинной мощью. Я умудрялся закреплять бумагу на самых различных предметах, в обилии обнаруживавшихся в темной комнате (большинство из них были списаны как утраченные еще по инвентаризации 1979 года), но только не на барабане. Таким образом, материальное благосостояние вынос. сейсмопункта постоянно росло, но его боеготовность столь же неуклонно снижалась.
Наконец, не выдержав, командование произвело меня в ефрейторы, назначило старшим смены и приставило ко мне для смены фотобумаги свежеприбывшего рядового. Тут, конечно, у меня взыграло самолюбие - и уже на следующий день я начал менять фотобумагу быстрее, чем Бен Джонсон бежал стометровку.
А ветер истории тем временем раздувал наши шинели, донося порой из соседнего санатория свежие выпуски "Огонька", по которым было ясно, что страна окончательно вышла из старческого маразма начала 80-х, но, явно переборщив со средством Макропулоса, тут же впала в безответственно-лупоглазое детство.

С тех пор прошло почти 30 лет. Учебку ССК в Балте, по которой мы когда-то маршировали под хитро переделанные andronic слова физтеховского гимна ("Ты дорогая, не горюй, я занимаюсь (пауза) важным делом: учу устав, пою в строю и стану воином умелым.") новые хозяева разрушили до основания без всякого затем.
Может, и от вынос. сейсмопункта в Начиках остались лишь рожки до ножки. А может, он по-прежнему на связи, только за самописцами, наконец, научился следить компьютер.
Потому что человеку, честно говоря, на этой службе делать нечего. Особенно если он уже выспался.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив