К 200-летию Некрасова. Как я пострадал от царской цензуры :)

maysuryan — 10.12.2021
Аркадий Пластов (1893—1972). «Некрасов на охоте». 10 декабря исполнилось 200 лет со дня рождения Н.А. Некрасова (1821—1877)

Наверное, не так много бывших советских школьников могут про себя сказать, что они пострадали от царской цензуры. Я — могу. :) По крайней мере, я получил из-за неё двойку на уроке. Вот как это случилось.
В восьмом классе школы мы проходили поэму Н.А. Некрасова. «Кому на Руси жить хорошо». Насколько помню, на школьников эпохи Ю.В. Андропова и К.У. Черненко поэма особенного впечатления не произвела: слишком далеки мы были от её реалий. Класс только дружно похихикал над строчками:
Мужик что бык: втемяшится
В башку какая блажь —
Колом её оттудова
Не выбьешь...
Так что раздосадованная учительница произнесла нам целую укоризненную тираду о том, что мы серьёзных произведений не понимаем, а на всякую ерунду, вроде «мужик что бык», клюём и реагируем дурацким хихиканьем. И задала выучить к следующему уроку наизусть известную песню Гриши Добросклонова, «народного заступника», из поэмы:
Ты и убогая,
Ты и обильная,
Ты и могучая,
Ты и бессильная,
Матушка-Русь!
И т.д.


Александр Леликов (1916—1984). Н.А. Некрасов с крестьянами. 1951

Что ж, придя домой, я взял с полки томик Некрасова, добросовестно собираясь учить песню. Тут я должен заметить, что дома у меня стояло в книжном шкафу собрание сочинений Некрасова, выпущенное в свет за добрых сто лет до описываемых событий. Полагаю, оно попало к нам из домашней библиотеки моей прабабушки, известной актрисы Ольги Майсурян (1861—1931). Она была большой поклонницей всей передовой русской литературы, и даже своему сыну (то есть моему дедушке) на день его 18-летия в 1914 году подарила не что-нибудь, а трёхтомник Белинского, с прочувствованным сопроводительным письмом. Вполне логично, что и произведения Некрасова занимали почётное место на её полке. Это было хорошее по качеству издание, в твёрдом переплёте, с гравированным портретом писателя и т.д.
Сложность состояла только в том, что это было подцензурное издание. Собственно, я сразу это заметил, когда стал его листать. Например, знаменитый эпиграф к стихотворению «Железная дорога», знакомый школьникам СССР в виде:
«Ваня (в кучерском армячке). Папаша! кто строил эту дорогу?
Папаша (в пальто на красной подкладке). Граф Пётр Андреевич Клейнмихель, душенька!» — в этом издании заканчивался иным ответом родителя в пальто на красной подкладке (то есть в генеральском чине): «Инженеры, душенька!».
Но всё же такого цензурного коварства, с которым я столкнулся, я никак не ожидал... Итак, я открыл поэму с целью найти песню Гриши. Но её не было. Несколько раз я пролистал всю поэму от начала до конца и в обратном направлении, в надежде всё-таки найти эту злополучную песню. Не было! Как корова языком слизнула! Мысль о том, что это проделки императорской цензуры, мне почему-то в тот момент в голову не пришла. Так и не найдя песню, я недоумённо захлопнул томик. Домашнее задание осталось невыполненным. Сети, в которой нынче эту песню и всю поэму в целом можно найти за пару кликов, в те времена, как вы понимаете, ещё не существовало. Но всё-таки я самонадеянно рассчитывал, что о поэме на следующем уроке спросят не меня, а если спросят, то не об этом.
Как бы не так! Словно по какому-то року, назавтра учительница вызвала к доске именно меня, и спросила не что-нибудь, а ту самую песню. Что мне оставалось делать... Я убитым голосом прочитал вслух первые строчки, которые знал наизусть (они приводились в школьном учебнике), про убогую и обильную, могучую и бессильную... и замолчал. Произнёс смущённо: «Дальше не знаю». «Что ж, — несколько недоумённо сказала учительница (обычно я отвечал неплохо), — садись. Два».
Даже в этот момент ещё не всё было потеряно: мне достаточно было сослаться на свирепство царской цензуры, показать отцензурированную поэму в книжке, которая лежала у меня в портфеле, и я был бы оправдан. Увы, я так растерялся, что не догадался сделать и этого...
И лишь дома меня осенила догадка: чёрт возьми, да ведь это всё проклятая цензура! Ну, конечно, ведь песня была одним из ударных по крамольности мест всей поэмы и пророчила, прямо скажем, революцию:
Русь не шелохнется,
Русь — как убитая!
А загорелась в ней
Искра сокрытая, —
Встали — небужены,
Вышли — непрошены,
Жита по зёрнышку
Горы наношены!
Рать подымается —
Неисчислимая,
Сила в ней скажется
Несокрушимая!..
Ясное дело, от такой дерзости царские цензоры всполошились, забегали, суетливо защёлкали ножницами и удалили весь крамольный кусок целиком. Я стал снова пролистывать поэму, чтобы утвердиться в своей догадке... И тут меня ожидал новый сюрприз, который окончательно сбил меня с ног.
Оказывается, издатели сборника 1870-х годов всё-таки исхитрились напечатать песню Гриши. Они обошли-таки тупую цензуру! Понимая, что песня Гриши в основном тексте поэмы «непроходная», они дали её в виде факсимиле, не в поэме, а в начале тома. Вот, мол, уважаемые читатели, вам образец почерка писателя, любуйтесь. И вся песня была там.
Это меня окончательно добило: значит, если бы я победоносно предъявил на уроке свой том: посочувствуйте, мол, бывшему члену Государственной Думы пострадавшему от произвола царских церберов, то учительница могла случайно раскрыть этот томик в начале, на факсимиле, и показала бы мне в ответ ту самую искомую песню...
Так я и остался с этой двойкой по литературе. Но, видимо, всё плохое когда-нибудь может обернуться и хорошей стороной. Много ли сейчас на свете живёт людей, кто может гордо сказать про себя: я лично пострадавший от царской цензуры? Может быть, я даже один такой?.. В общем, пришлось натерпеться... Николаю Алексеевичу и мне заодно с великим поэтом... Говорю не понаслышке... :)

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив