ЖУРНАЛ РЫСИ И НЭТА. ПОСТ 7. Ч.1 АННА (ОКОНЧАНИЕ)

Прошло около часа. Собака остановилась, легла, положив голову
на лапы, и тихо заскулила. Впереди показались жёлтые
огоньки.
– Смотри, Анна: волки, – прошептал Павел и снял охотничий карабин с плеча.
– Они нас не тронут, а пришли, чтобы показать дорогу. Овчарка уже минут двадцать кружит на одном месте – след потеряла, снег слишком свежий и глубокий. Сейчас самое главное, чтобы собака не испугалась и пошла за этими огоньками.
– Ляля, девочка моя, пошли, пошли, не бойся: это наши друзья, - ласково и уверенно приговаривала женщина, взяв собаку за ошейник и закрывая её своим телом от волчьих глаз.
Овчарка стригла ушами, скулила, но шла в поводу, доверяя человеку и принимая его волю.
Так прошло минут десять. Вдруг метрах в десяти справа луна ярко осветила высокую ель и белую волчицу, гордо стоящую рядом с деревом. Женщина оставила собаку и двинулась одна навстречу зверю.
Потом Павел много раз клялся и божился, что маленькая женщина обняла волчицу, сотканную из снега и лунного света, и они завыли. Причём мужчина ясно понял, что разговаривали они о Петре, который упал и сломал ногу, после чего послал собаку домой к Анне – за помощью. Когда же овчарка убежала, началась пурга и уже практически занесённого снегом, почти замёрзшего человека нашла волчица. Она лизала его лицо, рычала, тянула за одежду и показывала дорогу, заставив его доползти до своего старого логова, где было намного теплее. В ёлочном шатре волчица согревала своим телом и хранила мужчину до прихода Анны, а той всё не было и не было. И тогда волчица послала своих братьев-волков навстречу, и они привели людей и собаку сюда.
Женщина и зверь перестали выть и обнимать друг друга. Волчица растворилась во тьме, а женщина сняла лыжи и нырнула под лапы дерева. Павел повёл собаку к логову и сам спустился внутрь за Анной. Еловые лапы образовывали большой и сухой шалаш, толстый ковёр из сухих листьев и мха укрывал холодную землю. Пётр лежал на боку, голову ему Анна обернула своим платком. Видно, шапку он потерял, когда полз сюда.
– Павел, возьми в моём вещмешке самовар, наломай и насыпь туда сухого елового «пороха» и натопи снега. Нужно траву заварить. Распряги Лялю и принеси из санок рогожу и одеяло.
Анна намочила водкой варежку и стала растирать Петра, потом влила ему несколько капель в рот. Вдвоём с соседом они положили мужчину на рогожу рядом с собакой и накрыли одеялом. Закипел самовар, сухие еловые веточки, называемые «порохом», действительно очень быстро вскипятили воду. Ведунья высыпала в кипяток какие-то корешки, по шатру потёк пряный запах, и Пётр открыл мутные глаза. Тепло, водка и запах трав медленно, но верно возвращали ему жизнь.
– Молодец, Петенька, сейчас чайку с травками попьём, еды горячей поедим, утра дождёмся и домой поедем. Умирать не будем, – приговаривала Анна Климентьевна, давая мужу горячее питье.
Выпив кружку отвара, Пётр Дмитриевич заснул.
– Часа через два светать начнёт. Давай и мы с тобой, Паша, отвара попьём и поснедаем. Спать нельзя, сам знаешь, так что давай разговаривать.
– А скажи мне как на духу, Аннушка: это ты белую волчицу позвала спасать своего Петю?
– Да что ты, Павел Петрович, во всякие байки веришь? Какую волчицу? Да ещё белую – не бывает таких, где ты её видел? Сам это Пётр Дмитриевич со сломанной ногой дополз до старого логова. Разве зверь может спасти человека? – отвечала Анна, не переставая сновать руками от мешка к самовару.
– Анна Климентьевна, не дури, я своими глазами огоньки волчьих глаз видел, что привели нас сюда. А потом волчица тебя ждала возле этой ели и обнимались вы и выли!
– Сосед, чего ночью в лесу со страха не померещится! Шутка что ли пойти вдвоём после пурги в чащу – и не такое привидится. А ты пей мой чаёк, пей, от него голова ясной становится и ночные страхи уходят. Вот скоро кулеш перловый с салом сварится, запах уже потёк. Ты палочкой-то кашу помешивай, да «пороха» в самовар подсыпай; когда кулеш сварится – поснедай и отдыхай, силы утром понадобятся. А я за Петю помолюсь и со Смертью пообщаюсь. Видишь: пришла Она, стоит слева – не гоже Её заставлять ждать.
Павел Петрович стал озираться по сторонам – зрачки его стали увеличительными стеклами. «Завоешь тут», – подумал он с испугом.
Анна достала из мешка тонкую восковую свечу, зажгла её, встала на колени у изголовья мужа, держа свечу в правой руке, а левую положила на голову собаке, то ли чтобы успокоить животное, то ли чтобы набраться силы звериной и обрести уверенность и решимость самой.
– Все вемы, яко умрети нам есть. Тебе Богу тако изволившу, но на малое время. Милостиве, здравия просим болящему, преемника от смерти на живот, даждь скорбящему утеху, – просила на древнем языке Анна.
С её молитвой глубокие тени вокруг глаз Петра становились тоньше, резко выступающие кости черепа округлились, кожа порозовела, дыхание из хриплого и прерывистого превратилось в спокойное и глубокое. Предметы и люди в естественном шалаше под ёлкой стали видны отчётливее, пространство посерело, наступило утро. Свеча догорела, женщина, перекрестившись, окончила молитву, а её муж открыл глаза.
– Анюта, живой я, кажется, опять ты меня вернула, как тогда, осенью сорок четвёртого, когда снаряд накрыл нашу батарею. Все погибли, а меня в тридцати метрах от воронки нашли живого и ни одной царапины, только контузило малёк.
Помню: взрыв, темно, и вот лечу я по туннелю на полосатом матрасе, хорошо так лечу, весело, ловко, легко, и вдруг женщина стоит на коленях – в платочке беленьком, руку с двумя перстами держит – и остановила меня, не пустила дальше, упал я вниз, ударился больно, с болью этой и очнулся живой. Сейчас тоже по этому тоннелю летел, и женщина опять не пустила.
– Нельзя тебе разговаривать, разболтался – силы береги, сейчас опять отвара попьёшь, поешь кулеша немного, потом собаку покормлю и в путь тронемся.
Анна Климентьевна попоила и накормила Петра Дмитриевича, немного поела сама, остальное отдала собаке.
Небо голубело и разгоралось, как знамя. Солнышко, отоспавшись под колыбельную вьюги, изумлялось деревьям, приветствовавшим светило в нарядных королевских снежных шубах. Причудливые тени напоминали не стройные ряды берёз и осинок, а, скорее, толстые осадные орудия крепостей.
– Павел, просыпайся, возьми топор, сделай волокушу из деревьев, Петра до дороги дотащим, а там за санями сходишь в деревню, на них домой и доберёмся, – будила Анна соседа, собирая свой нехитрый скарб в холщовый мешок.
Люди тянули деревья, где поверх ветвей на рогоже лежал больной. Собака, запряжённая в санки, везла весь остальной груз и ёлку. На том, чтобы её взять, настояла Анна Климентьевна:
– Нельзя ёлочку-красавицу бросать в лесу, ведь Петя из-за неё чуть не погиб. Оставим
ёлку - и праздника не будет. А так нарядим нашу кралю - и беды позабудутся.
Снег вокруг лежал нетронутый, белый-белый. Лишь широкой полосой тянулись следы волокуши, а метрах в десяти от них бежала еле заметная цепочка волчьих следов.
Бегут санки, а волчица рядом. Охраняет…Кто же увидит белую на белом…?