Жизнь в Германии и мои Зоилы

Первая группа - это люди, в Европе не живущие, но яростно доказывающие тебе, что там, где их нет, все очень плохо: хуже даже, чем в России. Часто они прикрепляют к своим заявлениям видео: ага, вот ваша хваления западная полиция тоже избивает демонстрантов! Вон захватившие Европу черные избивают белых, и ваша хваленая европейская полиция их не хватает! Опровергать глупо. Они часто во все это верят. Например, в то, что Европа насилуется варварами-беженцами-мусульманами, в России верят многие, включая довольно образованных людей. Они не понимают, например, что англо-саксонский мир - это одно (в Лондоне почти половина населения - эмигранты либо неангличане по происхождению, и лондонцев от этого прет, а "старая добрая Англия", с ее white bread eating, warm beer drinking, fox hunting, gay hating вызывет в Лондоне (ус/нас)мешку. А континентальная Европа - это иное, но и здесь ситуация сильно отличается от русских выдумок: например, в Германии две самых больших группы эмигрантов - это турки и советские (советские немцы-аусзидлеры и советские евреи). Но угрозу они представляют не бытовую, а политическую: советские эмигранты с немецкими паспортами - очень серьезная группа поддержки околофашистских настроений и партий, к которой лично я отношу и AfD.
Однако психология первой группы критиков ("критиков с завалинки") не так проста. Они ведь стремятся не просто показать, что на Западе все плохо, но и доказать самим себе, что справедливое устройство мира вообще невозможно, что всюду как в России, только на Западе научились хорошо притворяться. Это психология, условно говоря, изнасилованных людей, мечтавших когда-то о большой прекрасной любви, но которые после насилия над ними, уверяют себя и весь мир, что любви не бывает, что ее придумали похабники, чтобы прикрыть свои мерзости, и потому к черту сказочки про принцев! - мы сорвем с принцев маски. В принципе, точно такова же психология россиянина №1 Владимира Путина.Всюду мерзость и гадость, и никакой демократии нигде нет, а все эти "права человека" и либеральные идеи - это розовые очки для дурачков, а все решается в узком кругу келейно, и какими же мерзавцами надо быть, чтобы его, Путина, в этот узкий кружок не допустить.
Вторая же группа моих недоброжелателей имеет отношение не к политике, а к личностной психологии. Это люди, уехавшие прежде меня, но которые отрицают за мной право суждения. Это немного такая деревенская философия защиты своей поляны: "Ну чо эта Дунька в жизне нашенской понимает, она, почетай, всего как тридцать лет к нам перебралась!"
Я когда-то думал, что такое распространено лишь в акадмических гуманитарных кругах: "Да я ранним Пришвиным всю жизнь занимаюсь, а тут он со своими дилетантскими глупостями!" - но нет. Был, скажем, у меня когда-то приятель М. Он вырос во Франции, мы дружили, и все было прекрасно до тех пор, пока я не начал учить французский и не стал бывать во Франции чаще, чем он. И он тут - все: вражда. Мне ставилась в лыко любая ошибка, от запаха пота до запаха "шипра", от явных просчетов до тех мелочей, которых бы взгляд не заметил ничей.
Эти люди из второй группы критиков иногда меня поучают, хотя чаще просто кусают. Меня обвиняют в неуплате налогов и в неумении правильно есть спаржу, в незнании языка и в непонимании основ местной жизни, - вместо того, чтобы порадоваться, что я учу язык и ем спаржу.
Впрочем, от обвинений в неправильном поедании спаржи у меня давно иммунитет.
В 1998-м во Франции, во время мундьяля, мой добрый знакомый Жак И. познакомил меня и мою жену с Ивом Сен-Лораном. Мы гуляли с Жаком И. по Трокадеро, а Сен-Лоран тоже там гулял: с собачкой и с Берже. Был какой-то обмен любезностями, Сен-Лоран вежливо спросил, что мы с женой намерены делать. А мы намерены были отправиться в рыбный ресторан, и я посетовал, что хочется устриц, а сейчас лето, и устриц нельзя, ибо их ведь, по идее, есть можно только в те месяцы, в названии которых есть буква "р".
- Ешьте вы устрицы, - сказал Сен-Лорран, - когда вам хочется. Это лучше, чем остаться без устриц.
С тех пор и ем.
|
</> |