Жизнь после болезни: непопулярный взгляд со стороны относительно здорового человека

Я выросла в семье постоянно умирающей мамы. В довольно раннем возрасте у неё диагностицировали порок сердца - примерно после моего рождения в 22 года, и я от ребёнка до зрелой тетеньки пережила все стадии жизни с больным человеком. Сначала я искренне ненавидела папу:"Да как он может вести себя так-то и так-то? Мама ведь больной человек, она может в каждую минуту покинуть нас и этот мир!" Негодование моё длилось достаточно долго, пока я не поняла, насколько удачно, осознанно или нет, манимулировала нами мама. Папе доставалось больше всех.
Я стала очень рано взрослой. В 6 лет я уже умела развести огонь на газовой плите, приготовить себе поесть, погладить вещи. В 11 я готовила завтраки, обеды и ужины на большую семью, потому что папа много работал, а мама пропадала в санаториях. При этом я была отличницей в школе, держала в порядке дом и младших сестёр. Сейчас мама, когда видит 15-ти летних девочек, не способных себе хлопья с молоком сделать, плачет и сожалеет, что у меня не было детства. Я её не виню, она была любимой мамой.
Мои чувства к ней не изменились, хотя нет, вру. Я больше не испытываю постоянно чувство вины. Понимание того, с чем мы жили всё это время, не даёт мне больше попасться в сети тех, для кого чужая жизнь - всего лишь бессмысленный эпизод по сравнению с их эпическими страданиями. Слишком очевидны для меня стали посылы и приманки тех, кто пытается упрекать здоровых в том, что они недостаточно больны, и что они, здоровые, не показывают должного уважения, не считаются с тем, что у человека (больного) рухнул мир, и что здоровым должно быть понятно, что им, больным, не до нас.
Например, у кого в подростковом возрасте не было проблем? С внешностью, с общением в среде ровесников, со школой, с половой зрелостью и т.д. и т.п. Все мои конфликты с мамой заканчивались её хватанием за сердце и поисками валерьянки. Я начинала плакать и судорожно искать пузырёк с заветными таблетками, сокрушалась, терзалась угрызениями совести, что довела мать, считая себя плохой дочерью, ужасным монстром. При этом я была обычным подростком, который слишком рано повзрослел, не находил поддержки в своём окружении и не понимал, что делать и как жить в этом враждебном мире. Мои проблемы получали статус незначительных, а моя жизнь называлась ненужным фрагментом во вселенной. И о боже, как часто я слышала фразу, что должна радоваться, что меня родители не алкоголики, а умная, хорошая, порядочная, интеллигентная семья.
Когда я стала старше, хотя поиски валерьянки стали реже, на рассказы о своих проблемах я всё ещё получала стандартный ответ:"Дай бог, чтобы эти проблемы у тебя были единственными". Мама не замечала, как ставила своё существование, пусть и больного, нуждающегося в заботе человека, над проблемами окружающих. Никто не отрицал, что она прошла через ад, но её ждали в нормальной, обычной жизни, к которой она никак не могла вернуться.
К счастью у меня сильная психика, у меня получилось разобраться с проблемами дочек-матерей и расставить всё по своим местам, хотя, признаться, местами это был действительно аЦкий труд.Очерствела ли я? Совсем нет. Я знаю кто я, на что способна, чего хочу в этой жизни и, самое главное, чего я НЕ ХОЧУ.
Своего ребёнка я воспитываю так, как этого достоин любой индивидуум на этой планете: с любовью, вниманием, хоть и должной строгостью.
Я не хочу никого обидеть: ни свою маму, ни френдов, которые боролись или борятся с тяжёлыми болезнями, ни их спутников жизни. Но я понимаю теперь, почему когда-то папа вёл себя эгоистично, без оглядки на тяжёлую болезнь своей жены. Потому что у нас всех одна жизнь. И если человек ввиду болезни озабочен исключительно собственным телом и собственными проблемами - здоровым нужно распределять силы так, чтобы сочувствием не злоупотребляли, чтобы больные, пережившие тяжёлое, порою непроравимое, радовались всё-таки тому, что они живы. Радовались тому, что они с людьми и среди людей. Не умеют радоваться и так десять раз? Прочь от кормушки моей неограниченной поддержки.
Сейчас моя мама относительно здорова. С переездом в Германию она подверглась целой серии операций, которые спасли ей жизнь. В груди у неё неустанно тикают искусственные клапаны, шрам через всё тело, проклёвывающийся через вырез любой майки, напоминает о пережитом, но она здесь и рядом с нами. Радуется, может путешствовать, общается нормально с людьми. Я понимаю, что не всем это дано - не все умеют вовремя понять, что их жизнь, пусть и больного человека, не стоит над жизнями и интересами других людей.
Однако смотреть без содрагания на тех, кого жизь и тяжёлая болезнь ничему не научили, - не могу.