женское тело как пространство мужской власти в "Архипелаг ГУЛаг"

queyntefantasye — 05.08.2014 В "Архипелаг ГУЛаг" поразило, насколько все-таки практически все, описанное в книге, происходит между мужчинами. Нет, конечно, Солженицын упоминает женщин-заключенных, и даже - женщин-следователей, но все они - абстрактные тени, а на самом деле борьба за власть, за право на голос - она мужская борьба, мужское соревнование, в символическом пространстве этой отдельной страны, Архипелага. Женщины в ней - это разменная монета, территория, на которой ведется соревнование (очень по Леви-Строссу), предмет, который можно отобрать у другого мужчины.

Например, Солженицын пишет о "голубых кантах": "Встретил где-нибудь девку, наметил - будет твоя, никуда не денется. Чужую жену любую отметил - твоя! - потому что мужа убрать ничего не составляет" (первый том, глава 4; тут уж по умолчанию понятно, что власть - у мужчин, они и берут, несмотря на наличие женщин в органах). И тут же в сноске рассказывает следующую историю: "Давно у меня есть сюжет рассказа 'Испорченная жена'. Но, видно, не соберусь написать, вот он. В одной авиацинной дальневосточной части перед корейской войной некий подполковник, вернувшись из командировки, узнал, что жена его в больнице. Случилось так, чт врачи не скрыли от него: ее половая область повреждена от патологического обращения. Подполковник кинулся к жене и добился признания, что это - особист их части, старший лейтенант (впрочем, кажется, не без склонности с ее стороны). В ярости подполковник побежал к особисту в кабинет, выхватил пистолет и угрожал убить. Но очень скоро старший лейтенант заставил его согнуться и выйти побитым и жалким: угрозил, что сгноит его в самом ужасном лагере, что тот будет молиться о смерти без мучений. Он приказал ему принять жену какая она есть (что-то было нарушено бесповоротно), жить с ней, не сметь разводиться и не сметь жаловаться - и это цена того, что он останется на воле! И подполковник все выполнил".

Тут примечательно все, от названия до развязки - и во всей истории видно, что никому, включая мужа, нет дела до того, что чувствует эта несчастная, покалеченная женщина. Нет, тут только важно, что как жена - она испорчена "бесповоротно", а мужу теперь еще и приказали с этим примириться и не разводиться с ней. И, в общем-то, очень ясно, что с пистолетом он побежал не для того, чтобы мстить за причиненные ей страдания, а из-за того, что его собственность попортили. Да и понятно, что убивать он никого не собирался, боясь наказания (а то убил бы, конечно, стоя с пистолетом в кабинете), а хотел страха и раскаяния в компенсацию за свое попранное мужское достоинство.

Но, может быть, это только гады-особисты так с женщинами обращаются? Прямо в первой главе Солженицын рассказывает нам, негодуя, историю про арест трех дружных танкистов - "это были три честных, три немудрящих солдатских сердца [...] Их дивизион на беду пришел ремонтироваться сюда, в ту же деревню, где стояла контрразведка СМЕРШ 48-й Армии. Отволгнув от боя, который был позавчера, они вчера выпили и на задворках деревни вломились в баню, куда, как они заметили, пошли мыться две забористые девки. От их плохопослушных пьяных ног девушки успели, полуодевшись, ускакать. Но оказалась одна из них не чья-нибудь, а - начальника контрразведки Армии.
Да! Три недели уже война шла в Германии, и все мы хорошо знали: окажись девушки немки - их можно было бы изнасиловать, следом расстрелять, и это было бы почти боевое отличие; окажись они польки или наши угнанные русачки - их можно было бы во всяком случае гонять голыми по огороду и хлопать по ляжкам - забавная шутка, не больше. Но посколько это было 'походно-полевая жена' начальника контр-разведки - с трех боевых офицеров какой-то тыловой сержант сейчас же злобно сорвал погоны [...] и теперь этих вояк, прошедших всю войну и смявших, может быть, не одну линию вражеских траншей, ждал суд военного трибунала..."

Какая несправедливость! Ведь они просто ошиблись - думали, своими честными, немудрящими сердцами, что просто женщины, можно изнасиловать и пристрелить, или там поиздеваться, погонять голыми по огороду, ан нет - оказалось, что этот сексуальный объект уже принадлежит другому, более сильному. И Солженицын приглашает нас тоже повозмущаться: но ведь они воевали! разве не заслужили они права на женское тело? Разве не могут они взять любую - немку, польку, русскую; иностранку, пленную, фронтовую?

И понятно, что читатели, которым адресует свою книгу (безусловно, и важную, и нужную, и страшную) Солженицын - это мужчины. Только от них можно ожидать настоящего сочувствия такой нелогичности властей и сопереживания бедным танкистам. А женщинам, будем говорить начистоту, не очень важно, кто тебя гоняет голой по огороду, гогоча, и насилует - немецкий захватчик, гад-особист или честный боевой танкист (заметим еще - их было трое на двух девушек, да).

И вот интересно, что Солженицын очень подчеркивает свою трансформацию из самодовольного офицера в просто заключенного, понимающего, что у него нет прав и привилегий, и стыдится раннего самодовольства и чувства превосходства. Но вот то, что когда особист вдруг хватает присланную стенографистку за грудь, не стесняясь подследственного (в четвергой главе), это в первую очередь унижает человеческое достоинство стенографистки, а не подследственного - это ему, кажется, совершенно недоступно.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив