Женщина и серый мыш при ней.

artur-s — 02.08.2024


Валентин Александрович возглавляет терапевтическое отделение больницы.
Больница большая, современная, крупная.
В крупном же городе.

Назовём город буквой N.
И больница пусть будет N.
N-больница в крупном городе N.
Ну, и фамилия Валентина Александровича пусть будет N.
Какая нам разница?

Сокращённо будем звать его В.А.N. А что?
Ничего особенного, я тебе говорю, Читатель, а мне ты можешь верить!

Ведь всё нижеизложенное может происходить в любом городе, в любой больнице и с любым человеком.
Даже с тобой, мой Читатель!
Да, да.
Даже если дело происходит и не в больнице.
И даже в малом городишке, а не в большом.





А главное в том, что у В.А.N. есть жена!
И у тебя она, возможно, есть, Читатель. А если нет, то зря. Потому что жена – это хорошо. А особенно, если она такая, как у В.А.N-а.
Его жена – большой босс!

Если непредвзято глянуть на них, то можно подумать, что всё наоборот!
Сам посуди, Читатель.

Он представителен, высок, с небольшим, ну очень небольшим, брюшком, можно же ведь к пятидесяти годам отрастить брюшко? Я говорю: можно, если оно ну совсем небольшое!
Он симпатичен. У него смелый и открытый взор руководителя терапии и хорошая стать. Он излучает уверенность и оптимизм.

Она же – практически полная ему противоположность.
Во-первых, маленького росточку, во-вторых, худощава донельзя, в-третьих, у неё выпирают длинные желтоватые зубы так, что губы её просто физически не могут упрятать это добро под себя, и им приходится находиться в полураскрытом состоянии даже тогда, когда мороз или жара, или просто, когда требуют того нормы приличия.

А они часто требуют, эти нормы, потому что Она – очень, я говорю: очень большой начальник!
Она возглавляет Врачебно-санитарную Службу одной очень крупной Железной дороги, насчитывающей больше сотни тысяч работников, являющихся, как мы понимаем, потенциальными больными, которых будет лечить её муж, если, конечно, это будут терапевтические больные, а не какие-нибудь другие, типа, ну я не знаю, какие, но только не терапевтические.
Ты понял мою мысль, Читатель?

Что же это выходит?
А выходит то, что Он-то командует только терапией, а Она – всем-всем, в том числе и терапией, но гораздо больше и шире, то есть, я хочу сказать, что всякие травматологии, хирургии, онкологии и прочие логии – под её юрисдикцией, так сказать, а терапия – это только малая часть того большого и даже огромного, которым командует Она!

Понял сейчас, Читатель?
Вот то-то!
Выходит, что Она главнее Его, а Он намного хилее Её. Вот, что главное!

А что это значит?
Что, так сказать, из этого проистекает? Это интресно, да?
А проистекает то, что Она со своей полуоткрытой пастью, кривыми ногами, худющей задницей и выпирающими костями плечевого пояса, в грош не ставит этого нашего красавца со всеми его взорами, статями и брюшками!
Вот что!

По отдельности, это нормальные работники, профессионалы и прочее, а вот когда они стоят или идут, или… чуть не сказал: лежат, – то это две большие разницы, причём малая разница в упор не видит большую… большого, ну то есть, нашего В.А.N-а. В упор!

И смотреть на эту пару иногда даже становится жутковато. Не по себе.
Потому, что Она – большой начальник, а он небольшой. И всем своим видом Она старается всем это показать! Не знаю, конечно, когда они лежат, как там у них идут разборки, свечку не держал, врать не буду, но при людях…

Он как-то съёживается, мнётся, теряется и нивелируется.
А Она, наоборот, вся из себя расцветает, делается даже немножко выше росточком и цедит сквозь незакрытые губами зубы какие-то то ли команды, то ли приказы, то ли воды просит принести, я не знаю, но смотреть на это жалостно.

Чего Он её не кинет? – спросишь ты, мудрый Читатель, а я отвечу:
– А хрен его знает?
Может быть, Она его бьёт втихую дома, когда никто не видит, а он эксгибиционист или как это там называется?
Или, допустим, Она в постели – натурально Мерилин Монро или, скажем, царица Савская – я не в курсе событий, потому как они меня на ночь не пускали к себе в койку, да я и не особенно стремился, потому что люблю более пышную фактуру и без свидетелей.

Но факт налицо.
Живут. Работают.
И им, видать, такой симбиоз коня и трепетной лани симпатичен, несмотря на то, что функции коня тут явно принадлежат Ей, а уж лань Она оставила Ему, поскольку в этой семье так принято: Она главная, Он второстепенен.

И в принятиях решений, и в представительности на различных мероприятиях, как-то: в театре, на вечеринках, на дружеских застольях.
Всегда Она впереди, чуть не сказал: на лихом коне! а Он чуть сзади, чуть сбоку, чуть стушевавшись, чуть сгибаясь под ношей Её пальто или Её сумочки, или Её чего-нибудь ещё.

Зато Она!
Любо-дорого посмотреть! Глаза властно горят, зубы хищно блестят из полураскрытых злых и тонких губ, грудь… да, про грудь я ещё не рассказывал! грудь, или то, что мы обычно называем у дам, но не в данном конкретном случае, выгнута полудугой от горла до, простите, до-самого-до туда, и вперёд! На любые баррикады! А Он уж как-нибудь, сзади, неприметно, на полусогнутых, с сумочкой или ещё с чем там я говорил?

Тоска. Фу.
Даже вспоминать их не хочется. Знаком типаж? Ага, вижу, знаком. Ну, тогда вот ещё из этой серии.

Вот смотрите.
Можно ведь сказать так:
– Вот моя жинка Тамара…
А можно и по-другому:
– Э. Видзице ли, Дока, как вас по батюшке кличут? Видзице ли… Моя супруга, знаеце ли, кхе, моя супруженица Тамара Викторовна Бендзевулянская…
– Какая Бендзевулянская, когда ты, Арсений Николаич ведь Зуев? Разве она не Зуева?
– Видзице ли, Дока Бацьковичъ, моя жена Тама…
– Ну, ну, не томи…
– Она доктор биологических наук! Без пяти минут профессор! А ты, понимаешь…
– Стоп, стоп, я никого не хотел обидеть, Арсений Николаич, я просто…

Арсений Николаич, толстый мужчина с лицом интеллигентного дворника, надул щёки и принялся расчёсывать над своим толстым, багрового цвета, лицом седеющую уже чёлку, зачёсанную на правую сторону.
От возбуждения он даже встал со стула, и, расчесав волосы, продолжил басовитым, но в нос, голосом:
– Я тебе, Дока, как человеку говорю: у меня моя Бендзевулянская уважаемый всеми человек, доктор, а ты, понимаешь…
– Позволь, позволь, ты ведь начал, а я молчал. О чём ты мне хотел сказать про свою жену? Что она заслуженный человек, доктор наук? Так я знаю.
– Нет, я хочу, чтобы ты относился к ней с уважением! Я не позволяю всяким…
– Алло, алло, успокойся! Вот мы сидим в буфетике нашего досточтимого института, двое начальников отделов, двое уважаемых людей и не молотим чушь о бабах и прочем таком…
– Послушайте. Прекратим это! Я хочу сказать, что очень уважаю свою жену, которая является доктором наук и занимается важнейшими исследованиями в области биологических реакций на воздействия вибрационных инструментов на…
– Ну и уважай. Что ты ко мне прицепился? Ты ведь тоже не лыком шит!

Это я решил как-то сгладить выплеск энергетики уважения к своей жене на мою неповинную голову!

– Ты ведь тоже какой-никакой кандидат наук, зав. технологическим отделом и прочая и прочая… тоже не из помойки!

Арсений обмяк.
Мой добрый тон слегка утихомирил его.

– Да ну тебя! Тоже скажешь! Сравнил! Что я? Кто я? Вот она! Она и фамилию мою взять побрезговала, а ты говоришь…
– Фамилию взять побрезговала, говоришь? Зуева – некрасиво, да? Конечно, Бензинова… ой, извини, Бендзеву… как там дальше?…воленская, вулянская? Да. Это покрасивше. Сразу видно, что интеллигентная у тебя баба, ой! то есть, супруга, да! Интеллигентность в крови – это от дворянских корней. Да. Знавал я одну такую. Она в койке мой член в руки не хотела брать, вилочкой хотела направить, ибо интеллигентке не подобает брать в руки всякие разные чёрт-те-что!

– Да как ты смеешь! Мою… чистую… благородную… неземную…

– Уважаю! Вот за что я тебя уважаю, Арсений, это за благолепное отношение к жене, как к женщине! И при этом посыпая свою голову песком, грязью и другими шлаками! Так держать! Покажешь как-нибудь мне её? С удовольствием познакомлюсь! Даже осмелюсь предположить, что она у тебя королева! Она наверняка …

И тут вошла Она.

Братцы!
Я не могу…
Тьфу! Не при Арсении будь сказано, а то сожрёт он меня при случае…
Короче.
Не хочу обижать коров, но то, что вошло… или въехало… э-э-э, ладно, я умолкаю, а то и вправду кто-нибудь из вас втихую продаст меня Арсению… так что я умолкаю!

Я лучше вам ещё про одну пару расскажу.

Начну издалека.
Маленькая, всего с метр двадцать, но чрезвычайно полная дама вышла замуж в девичестве, не дозрев и до двадцати лет.
Пожили вместе пару лет, родили дочку, а та через год умерла. Неважно от чего, важно другое.
Смерть девочки сломила молодую мать и она развелась с мужем, хорошим парнем, объясняя это тем, что глядя на него, она видит умершего ребёнка.
Трагедия, конечно. Жаль их всех.
Но жизнь на этом не кончилась.

Через какие-то три-пять лет полная маленькая дама, добавившая после родов ещё несколько хороших кило, снова выходит замуж.
И рожает на этот раз двойню!
Мальчик и девочка. Комплект.

После этих родов, сами понимаете, приплыло ещё двадцать кило.
В результате этой арифметики мы имеем, при росте метр двадцать, общую сумму килограмм на сто двадцать чистого весу без обувки и одёвки.
Так и запишем.

А её новый муж как раз вполне в пропорциях. Высок, практически худощав и вообще, парень что надо.
С арифметикой завязали, переходим к другим наукам.
А именно, к глубинам психологии или психопатологии, а может быть даже к шизоидальным проявлениям, но я тут небольшой спец, так что прошу прощения за неровный почерк.

Короче.
Она врач, а он всего лишь мастер на слесарном участке, поскольку высшего образования не имел, в отличие от любимой, не побоюсь этого слова, жены, которая, сами понимаете, таковое имела!
И вот тут как раз какая-то коса нашла на какой-то камень или ещё что, но со временем молодая пара попала в какой-то замкнутый круг.
Судите сами!
Она – уважаемый человек, доктор, на хорошем счету, мать двоих прелестных крошек. Он – тоже уважаемый у себя на заводе, любящий до слёз и свою жену и свою ненаглядную двойню. Но.

Как пойдут они куда-нибудь в люди, так обязательно случается какой-либо казус. Или ей так кажется?
Вот, положим, пришли в гости, а там незнакомые люди, начинают знакомиться: я врач, а он… ну, он на заводе что-то делает… какие-то железки.

Это всё говорится со смущением и подавляемым нервическим смешком, с отводом глаз и искривлением губ до состояния зигзага.
Он, в свою очередь, представляет любимую жену и красавцев деток, пуская пузыри умиления в слюне и медоточивые улыбки, перемежаемые охами и ахами от, сами понимаете, восторга!

Народ поначалу, конечно, не врубался в такое жалкое подобие счастливой семейной жизни, но потом просёк что к чему, и стал учтиво вести себя с ней, и холодно, а порой даже, ледяно с её супругом.
Дальше – больше!

Стесняющаяся необразованного мужа, она втихую была довольна его хозяйственностью – всё в дом, всё в дом! – а на людях пуская в его огород шпильки и называя его за глаза и в глаза дураком.
Мой дурак, говаривала она, хорошо зарабатывает, не пьёт, не курит, сделал недавно ремонт в огромной нашей пятикомнатной квартире, которую выбил на своём дурацком заводе, очень старается и налево ни ногой, но он же дурак! Не учился. Не выбился даже в простые инженеры с дипломом!

Да.
Он, действительно, не выбился.
Он воевал последние два года войны на Западном фронте, у него два ордена и куча медалей.

У него на руках умерли его родители, чудом выжившие в Ленинграде во время осады.
Но он вот – дурак.
Он даже не пошёл учиться после войны на инженера. На какого-нибудь такого простого, чтобы был диплом. Вот я же получила диплом. Я, конечно, на войне не была, я ещё была маленькой, но всё-таки, что это за мужик, что даже на простого инженера…
И так дальше.
По кругу! Зацикливаясь именно на дипломе.

Дальше кратко.
Дети подросли и после горбачёвской перестройки уехали в Германию. На ПМЖ. Не срослось у них в Союзе. Не пошло.
Родителей, которым уже перевалило за восемьдесят, тоже перетащили в страну Гёте, Шиллера и Шикльгрубера.

Через месяц после переезда отец семейства умер.
Перед смертью плакал и говорил, что зря он согласился переехать к немцам, которых бил в войну.
Мать семейства утешала взрослых детей и просила не волноваться от глупостей отца. Он ведь дурак, я же вам всегда это говорила. Вот он даже перед смертью ляпал глупости, впрочем, как и всю его дурную жизнь. Но вы не волнуйтесь, всякого слушать сил не хватит.

Она жива и сейчас. Ей за девяносто. Дети не устроились в неметчине, живут на пособие.
Это всё.

И напоследок.
Чтобы не заканчивать рассказ на грустной ноте.
Был у нас в школе красавец-парень. На аккордеоне играл – заслушаешься! Ну, просто маэстро!
Учился хорошо. Усики к девятому классу отрастил. Полоской. Чёрные волосы, чёрные большие глаза. Чёрный ус на белом лице.
Девчонки плакали.
До того хотелось им с ним … тогда это ещё называлось подружиться, погулять под ручку на зависть подружкам. В те дремучие времена, когда в Союзе секса не было, пройтись с таким парнишкой подручку считалось у девчонок высшим шиком. И ничего больше не надо было.
Бы.
Якобы.
Как бы.
И вроде бы.

И вдруг…
Шухер начался с учительской.
Учителя забегали, как поддихлофосенные таракашки!
Что такое? Как так? Почему? И зачем?

И что оказалось?
Оказалось, что Ирочка, замухрышка из девятого "б" класса подала в районный суд жалобу! С предъявлением артефакта, которым оказалась смятая простыня со следами спермы аккордеониста!
Мать честная!
Шкандаль!

В те жёсткие времена, когда партия и правительство, идя навстречу пожеланиям всего советского народа, вспахивали целинные земли, где только их найдут, а также пробуждали сознание народа на строительство не только новых коровников, но и космических аппаратов, бороздящих просторы, вдруг какое-то падло снасильничало девятиклассницу и не пожелало идти с ней под венец!
Вот же падло!
Короче, взяли за пищик этого гармониста, притащили в суд и сунули ему в нос его же сперму, не знаю только одного: тогда, вроде бы, ДНК ещё не изобрели как класс, но факт – прищучили пацана и прижали к стенке!

Он, конечно, всячески отпирался, но доводы-то были детские! Невнятные! Он что-то буровил про то, что она некрасивая, невзрачная, противная, глаза у неё рыбьи и невыразительные, грудей практически нет, так, какие то фигушки, тощая и ноги худющие!
Но кто же его там послушает?

Мама девочки работала в милиции, и пришла на суд в форме.
Она багровела лицом и буквально сверлила паршивца своими круглыми и немигающими старшесержантскими глазами!
Папа давно уже сбежал от этой мамы, потому что, как говорилось в кулуарах суда, она его молотила частенько милицейским жезлом, который занимала на время в своём родном отделении Центрального района.

Буду краток.
Парня приговорили к ЗАГСу. Немедленно. Не теряя драгоценного времени, ибо брюшко у девочки уже было с крупный арбузик, аналогичный продаваемым на местном рынке, как зайдёшь, направо и прямым ходом к узбекам!

Аккордеон пришлось продать.
Купить на эти деньги детскую колясочку, такую, с рюшечками по периметру и с красивыми хромированными пружинками на каждом колесе. Чтобы не тряслось дитё на ухабах да на рытвинах, потому что в те суровые времена все госденьги шли на оборону страны и на целину, а на асфальт денег не оставалось, не буржуи, ни хрена с вами, оглоедами, не сделается!

В общем, женили парня.
Худощавая жена выдала сходу двойню, чтобы два раза не вставать, как говорится! Молодой папа чуть не облез от радости. А может с горя. Стал попивать, как водится, и увиливать от ответственности.

Но не надо забывать про тёщу!
Та шустро навела порядок во вверенном ей подразделении, то есть в молодой семье.
Парню было приказано поступить в техникум. По ночам разгружать вагоны с угольком на станции Н-ск Главный, зарабатывая таким манером на пропитание потомству!

Первое время он сбегал из дома, пил с дружками, жалуясь на горькую судьбину, на страшненькую жену, которая совсем дошла с кормлением и бессонными ночами, на её растрёпанные немытые волосы, на её несвежее бельишко, да на её мерзкий голос, так схожий с воем милиционерши!

Но потом ничего, свыкся.
Учился. Работал. Кормил семью.
Которая со временем стала обычной, рядовой советской семьёй.
С невидимыми миру слёзами.

Послесловие ко второму эпизоду.

Такая замечательная практика останется, видимо, в веках!
Сами посудите.
Сначала Моника Левински приволокла следы спермы в суд и отхватила на этом мировую славу и кучу бабла компенсации за удовольствие.

Недавно экс-президент Израиля загремел на семь лет, а подружка его, которая ему подсиропила, ещё и бабки отхватит, а то как же-с…

Сейчас раскручивается дело с Стросс-Каном, который лишился возможности баллотироваться на пост президента Франции, там вообще жалобщица с наркотой и бандитами, вроде, дружна…

Короче, мужики!
Главное – следы не оставляйте, а то если уж такие бугры погорели, то куда нам, простым крестьянам…))

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив