Жарбоговы

pomarki — 07.05.2022 *
В то утро Па попросил Ма, чтобы она побрила ему голову. Он свернул с трассы на ближайшую грунтовку, минут пятнадцать машина тряслась по дороге, проросшей корнями и разбитой лесовозами.

– Останови! Останови здесь, – сказала Ма, увидев поляну.
– Плюсует? – спросил Па.
– Плюсует-плюсует! – ответила Ма, дёргая его за рукав.

Поляна заросла клевером и ромашками, по краям густого подлеска лежал плотный туман. Па подошёл к огромному пню, будто к стулу, который он сам поставил именно на это место в своём доме. Он расстелил на нём кусок брезента и сел. Ма, порывшись в багажнике, достала сумку с парикмахерскими делами – ручной машинкой, ножницами, опасной бритвой и всякими расчёсками. Багажник хлопнул и Яра перестала притворяться, что спит.

Она тихо открыла дверь, выбралась из машины и побрела в кустики. Дунул поверху ветер, заскрипели деревья, брызнула за шиворот холодная вода. Яра видела, как Па снял рубаху, а Ма облила его голову водой из полторашки и принялась растирать жидкое мыло. На спине Па темнели татуировки, которые Ма набивала ему уже двенадцать лет – начала за два года до рождения Яры. Рисунки оберегали отца от серых братьев, но Яре казалось, что не очень хорошо, потому что где-то так раз в месяц серые до них докапывались и приходилось платить.


Рядом с её лицом на стволе пихты сидела большая улитка. Яра схватила её двумя пальцами, улитка мигом втянулась в раковину, захлопнув крышку.
– Заползи мне на палец, улита, – сказала Яра, приблизив губы к устьицу раковины. – Вроде бы кольцом. Дура же ты, улита, жарирейная.
Яра хотела тихонько вернуться в машину, благо Па и Ма были к ней спиной, но под ногой её дважды громко выстрелила сосновая ветка и Ма сразу обернулась на неё, отведя бритву от головы Па.

– Яричка проснулась, – сказала Ма, приветливо улыбнувшись. – Встала, огнезарная. Жарбог тебя любит!
– Жарбог тебя любит! – сказал Па, не оборачиваясь.
– Потерпи, детка, сейчас Ма закончит, будем завтракать, – сказала Ма.

День всё же начался. Яра забралась в машину, встала коленями на заднее сидение и, перегнувшись, заглянула в багажник. Он был битком. Па и Ма как улиты таскали с собою весь скарб, увязанный в холщовые мешки, набитый в деревянные ящики. Яра запустила руку за алюминиевую канистру с бензином, так далеко, как только могла. Самыми кончиками пальцев она нащупала прореху в мешке, ухватила кусок сахара и осторожно, чтобы не уронить, вытянула руку обратно.

Сахар был каменный, он царапал щёку, а слюни от него сразу сделались вязкими и сладкими. Однажды Ма обнаружит пропажу и устроит Па выволочку. А может быть это мыши? В доме случаются мыши, а чем машина не дом?

*

Ма сняла с груди мешочек и осторожно распустила шнурок. Первую таблетку она положила на ладонь Па – он тут же проглотил её и запил водой из фляжки.
– Жарбог, грезитвой мечем, – сказал Па.
– Воля отча, – ответила Ма, проглотила вторую таблетку и протянула третью Яре.
Таблетка была чёрного цвета и какой-то странно пустой на вкус. Яра запила её водой из фляги и постаралась тут же вспомнить улиту, которую видела утром на сосне, надо было думать о чём угодно, только не о таблетке. Однажды Яре показалось, что чёрная таблетка прилипла внутри горла и три дня было очень минусово. Эти дурацкие таблетки поглощали ненависть, которой смердели человечьи души Ма, Па, и её, Яры. Ей казалось, что ненависть сладкая на вкус, как сахар, раз уж таблетки чёрные, а сахар белый.

Они позавтракали хлебом, тёртой морковью с мёдом и яблоками. Яра сверх того получила бутерброд с деревенской колбасой. Завтрак запили водой. Па расстелил на пне карту, а Ма достала из кармана золотой гвоздик, привязанный к длинной нитке. Па ткнул пальцем в то место, где они сейчас находились. Яра украдкой посмотрела на небо, ожидая, что там мелькнёт огромный палец Па с обкусанным ногтем. Ма водила над картой ладонью, с которой свисал на нитке золотой гвоздик. Тысячу раз Яра это видела, много раз сама пробовала, но ничего не получалось – не было у неё этого дара.

– Пыреево минусит, – сказала Ма, напряжённо глядя на гвоздик, который вдруг начал качаться взад-вперёд, рисуя в воздухе короткую чёрточку.
– Воля отча, – прошептал Па.
– Глянем что в Жлобках, – сказала Ма, осторожно ведя ладонь над картой. – Ох, нет, тоже минусит.
– Козобеево посмотри, – сказал Па. – Туда можно через мост, знаешь…
– Не мешай, заклинаю, – сказала Ма. – Вечно ты мешаешь, а я прошу не мешать!
– Ну прости, – потупился Па.

Острие гвоздика застыло над чёрным кругом, изображавшим далёкое и таинственное Козобеево. Яра прикусила губу. Гвоздик не шевелился. Па отёр пот со лба и шумно сглотнул. Гвоздик качнулся в руке Ма.

– Тихо, – сказала Ма. – Не дышите. Кажется… Плюсует, кажется, а? Яра?
– Плюсик, – сказала Яра.
– Плюсует, – сказал Па. – Фу-у-ух, ну и дела. Через мост поедем, там можно.
– Рука… Рука моя, – прошептала Ма.

Па мягко взял её ладонь и медленно оттянул от карты. Яра в очередной раз удивилась, какая у Па огромная рука, да и весь он большой-пребольшой. Если бы у Па в спине была дверца, как в космонавтских скафандрах, в него бы поместилась они с Ма и ещё бы осталось много свободного места для каких-нибудь других некрупных людей.

Машина вырулила на трассу и двинулась в сторону плюсующего Козобеево. «Кому это вспряло бить коз?» – думала Яра. – «Да ещё и селиться вместе для такого дела». Она нашла на своём окне любимое пятнышко и привычно вообразила, что это самый быстрый самолёт. Он полетел над кромкой леса и кукурузными полями, Яра могла управлять им поднимая, или опуская голову, эта игра никогда её не утомляла.

*

Па всякого повидал. Он служил водолазом на Северном Флоте. Облачался в костюм-трёхболтовку из толстой резины, надевал медный шлем и спускался в чёрную ледяную глубину, где жили только холодные белые рыбы с красной икрой. После флота Па уехал мыть золото в Якутию. Вытаскивал из сита икринки жёлтого металла, пил много водки, курил дурь, избивал людей, а одному человеку даже откусил в драке палец с перстнем. В Якутии Па словил пулю под лопатку и чуть не умер, отравившись консервами.

Сиживал Па и в тюрьме после того, как повздорил с серыми братьями и покалечил одного из них. В тюрьму приходили письма от одиноких женщин, так Па познакомился с Ма, взялся за ум и даже вышел по условно-досрочному.

Ма тоже всякого повидала. Когда ей было одиннадцать, с ней заговорил Жарбог. Такое не всякий человек осилит, потому что у Жарбога каждое слово – калёный уголёк. После этого разговора Ма даже полгода лечилась в больнице, до тех пор, пока Жарбог не приснился ей ночью, да не показал жестами, что Ма, так и быть, может сказать врачам, что его нет. Он взял Ма за руку, с тех пор она и научилась чуду с гвоздиком.

После школы Ма устроилась работать в библиотеку, где прочитала все книги, но не нашла в них ни ума, ни добра, а только вонь смердящих ненавистью душ. Ма потом рассказывала Па, что все до одной книги, даже те, что для детей, написаны худшими людьми – лжецами, насильниками, морфинистами, дыромолами и мужеложцами, трясунами и лизуньями.

Ма сразу взяла Па в оборот после того, как тот откинулся. Улыбнулась ему огнезарно, дала чёрную таблетку и сказала:
– Отныне я тебе жена. Всё для тебя сделаю, от тебя же попрошу одного – каждое утро глотай чёрное снадобье от чёрной ненависти, да не пей водки, не то станешь во сто злее.
– Ладно, – ответил Па. – Девка ты видная, давай своё снадобье.

И целый день скрипела койка в подслеповатом домишке возле библиотеки, где жила Ма, а когда койка развалилась они перебрались на пол. Ближе к ночи Ма нагрела в кастрюле воды чтобы помыть голову, а Па отправился в ларёк за сигаретами. Кроме сигарет он купил там бутылку водки и выпил с двумя мужиками, забыв, что велела ему Ма. Вдруг он понял, что один из мужиков плешив и воняет потом, а у второго мерзкие усики и золотой зуб. Продавщица в ларьке постоянно хлюпала носом. Собака, пробегавшая мимо, была покрыта отвратительными колтунами. Чёрное разлилось перед глазами Па. Он пнул собаку и стукнул усатого в живот, а плешивого по лицу. Он опрокинул ларёк вместе с продавщицей и неизвестно что бы ещё натворил, если бы кто-то несколько раз не ткнул его ножом в спину.

В ту же секунду у Ма затряслась рука, которую держал Жарбог, как будто через неё потекло холодное электричество. «Мавка-Смерть!» – воскликнула Ма. Она вскочила и как была, в ситцевом халатике на голое тело, с мокрой головой, бросилась за Па. Как хрупкая Ма доволокла огромного Па в свой домик, почему серые братья не стали его искать, как он выжил вообще – про эти дела лучше разузнать у Жарбога.

*

Серые братья остановили их сразу за мостом. Было их трое, раскормленные, на пучеглазой машине бело-синего цвета, Яра снова подумала, что на машине такой масти надо развозить сгущёнку, но ничего сладкого не было у серых братьев, разве что сладкая сахарная ненависть.

– Ну вот, – сказал Па.
– Жарбог нас любит, – сказала Ма, сложив пальцы хитрой фигурой силы.
– Доброе утро, лейтенант Феклин, – сказал подошедший серый. – Права и документы на машину, пожалуйста.
– Мы ничего не нарушали, – сказал Па.
– А я и не говорю, что нарушали, – осклабился серый. – Документики, пожалуйста.
– Может быть так решим? – спросил Па, шевельнув пальцами. – Если мы чего нарушили, так я же всё понимаю.

Серый заглянул в салон, скользнул глазами по Яре, по Ма, увидел набитый багажник, выпрямился и сунул руки за ремень.
– Давайте поскорее документы, уважаемый.

Когда серые говорят «уважаемый» - дело дрянь. Па медленно открыл бардачок, достал из него папку с документами и протянул серому. Тот открыл её и оторопел.
– Что вы мне дали? – спросил серый. – Документы и права я же просил!
– Всё, что есть, – ответил Па.
К ним подошёл ещё один серый, заглянул в папку и сдвинул фуражку на макушку. Яра посмотрела на Ма – та что-то шептала и водила руками, будто поглаживая испуганного пса.
– Выйдите из машины, – сказал серый.
Ма пнула свою дверь и выскочила из машины так резво, что один из серых даже положил руку на кобуру.
– Какое право вы имеете? – крикнула Ма звонким, девчоночьим голосом. – Нельзя останавливать ход рода живого!
– Женщина, у вас есть документы? – спросил серый.
– Роду Жарбогову не нужны документы, – отчеканила Ма и снова перешла на крик. – Это вашему роду серому нужны документы. Мы – человеки огнезарные, а вы – копаетесь в мышьем помёте! Вот вам документы! – Ма ткнула пальцем в папку. – Раз уж вы жить не можете без документов, писить не можете без документов, какить не можете без документов, то мы вам их нарисовали!
– Женщина, вернитесь в машину, – повысил голос серый.
– Пускайте нас! Жарбога именем! Пускайте нас! – крикнула Ма, свела перед грудью руки в знаке силы.
– Женщина, я вам говорю – предъявите права и документы на машину! – сказал серый, пятясь от Ма.
– Немь лук! Немь лук упавна! – крикнул ей Па, выбираясь из машины.
– Облакини Яра! – повернулась к нему Ма.
– Жарбог ово! – ответил Па.
– Феклин, они шизанутые, вызывай эвакуатор, – сказал серый.
– Жарбог! – крикнул Па и бросился на серого, будто хотел его обнять.

Тут уж серые братья кинулись на Па и с трудом повалили его на асфальт. Ма закрыла глаза и принялась визжать. Мужчины пыхтели, ползали по асфальту и выкрикивали что-то невразумительное. Па лягнул серого в коленку и тот похромал в сторону сгущёночной машины.
– Голову! Голову его прижми, – крикнул серый.
– Грезитвой мечу, – рокотал Па. – Дола славный стаедей!
– Панкрат, скоро там?! – заорал серый. – Ухо, сука, ухо!

Хромой приковылял от машины, держа в руках чёрную дубинку. Ма завизжала ещё громче. Хромой ударил Па по ногам, а потом ещё и ещё раз. Па зарычал. Серые завели ему руки за спину и защёлкнули наручники.
– Ты дурак, да?! – крикнул хромой.
– Панкрат, успокойся, – сказал серый Феклин.
– Не, но он дурак, да?! – возмущался хромой.
– Женщина, вернитесь в машину, – сказал серый Феклин.

Он сел за руль, завёл мотор и отогнал машину на обочину. Вытащив ключ зажигания, серый убрал его в карман. Обернулся на Яру, изобразил улыбку.
– Не бойся, девочка, – сказал серый Феклин. – Всё будет хорошо.
– Я знаю, – ответила Яра.
– Ну и молодец. А где вы держите второй ключ, знаешь?
– Ага, – ответила Яра. – В бардачке такой мешочек.

Серый открыл бардачок и принялся выгребать из него вещи, пока не нашёл холщовый мешочек. Вытряхнул из него ключи, серый ещё раз улыбнулся Яре и вылез из машины. Хромой открыл вторую дверь и усадил на переднее сиденье Ма, держа руку над её головой, чтобы не ударилась. Ма непрерывно всхлипывала.

– Ваш муж задержан. Нападение на сотрудника, – сказал хромой. – Машина арестована – у вас нет документов.
– Тля мышиная, – сказала Ма.
– Ожидайте, сейчас приедет эвакуатор. Вашего мужа мы отвезём в опорный пункт. Если есть родственники – попросите их привезти документы.
– Жарирей, – сказала Ма.

Серые братья запихнули Па в свою машину, включили красно-синюю мигалку, резко вывернули на дорогу и умчались в сторону Козобеево.

– Яричка, девочка, – сказала Ма, повернувшись к Яре. – Ты же сможешь это отмотать? Скажи мне – сможешь? Заклинаю смочь! Заклинаю!
– Садись за руль, – сказала Яра и открыла свою дверь.
– Ладо, Яричка, ладо! – улыбнулась дрожащими губами Ма.
Она пересела за руль машины, а Яра забралась на переднее сиденье и закрыла дверь. Порывшись в кармане, Яра достала третий ключ от автомобиля.
– Сцепление, тормоз и заводи мотор, – сказала она.
– Я не умею, – прошептала Ма.
– Умеешь, просто забыла, – ответила Яра. – Ты же водила раньше.
– Я правда ничего не помню, – сказала Ма и завела мотор.
– Сними с ручника, – сказала Яра. – На первую передачу, вот так. И сцепление плавно, не бросай.
– Вот так? – спросила Ма.
– Вперёд смотри, на меня не смотри, – ответила Яра. – Всё хорошо.
– Ты же отмотаешь, Яричка, отмотаешь? – спросила Ма.
– Сцепление, на вторую и газ, – ответила Яра. – Успокойся. Едем в лагерь, где сегодня ночевали.
– Отмотаешь?! Скажи же мне!
– Я попробую, – сказала Яра, чувствуя, что у неё немеют щёки. – Газуй! Сцепление и третья!

*

Несколько лет назад они остановились на дороге рядом со столовой и торговыми палатками, заваленными разноцветными пластиковыми вёдрами. Чуть дальше на обочине стояли в ряд три гружёных доверху лесовоза.

– Надо мяса, – сказал Па.
– Бедненький, – сказала Ма. – Опять зов плоти?
– Опять, – сказал Па. – Снова он, паскудный. Голова кружится чего-то.

Они зашли в столовую и заняли столик в дальнем углу. Па взял себе тройную порцию борща с мясом и стакан сметаны. Ма взяла капустный салат, а Яре дали картофельное пюре. Па накрошил в борщ хлеба и медленно ел, покряхтывая, щедро посыпая хлёбово перцем. Яра разделила пюре в тарелке на четвертинки. За соседним столом шумно разговаривали водители лесовозов. Ма хрустела капустой.

Па посолил кусок отварной говядины и сунул его в рот целиком, его борода смешно шевелилась. Яра отделила ложку пюре и подула.
– Ешь, а то остынет, – сказала Ма.
– Жуй-глотай, – сказал Па.
Яра уронила ложку, глаза её округлились. Она посмотрела на гогочущих водителей, перевела взгляд на Ма и на Па.
– Вы же умерли, – сказала Яра.
Па чуть не подавился куском мяса, а Ма посмотрела на неё строго и спросила:
– Что это за глупости жарирейные?
– Бревно! – сказала Яра. – Лопнула цепь! Из грузовика того дяденьки выпало бревно и попало в нашу машину.
– Бревно? – спросил поражённый Па.
– Ага. Впрыгнуло в лобовуху и каюк. Тебе оторвало голову. Ма тоже.

Ма схватилась за сердце и обернулась посмотреть на водителя, с чьего лесовоза выпало бревно. Тот налил в стакан лимонада и пил, как ни в чём не бывало.
– А ты? – спросила Ма. – Что было с тобой?
– Ну… Я успела нагнуться. Как-то почудилось, что сейчас нас минусанёт. И лежу, такая. Вся в крови. В вашей. – Яра принялась болтать ногами, что случалось с ней в минуты волнения. – И я такая – раз! И всё отмотала.
– В крови… Жарбог, – прошептала потрясённая Ма. – Как отмотала?
– Как кино. В больнице я видела кино. Его можно крутить назад, – сказала Яра. – И я его отмотала. Попросилась в кустики, помнишь, Па?
– Ага, – сказал Па.
– А лесовозы проехали мимо.
– И что было потом? – спросила Ма.
– Потом? Потом было вот. Что сейчас. Мы сюда приехали. Все живые.

Ма отложила вилку и положила ладони на щёки Яры, будто взяла в руки драгоценную чашу.
– Яричка, ты же не выдумала это? – спросила Ма и глаза её сияли будто звёзды, а на лице распускалась радостная улыбка.
– Неа, – сказала Яра.
– У Ярички дар, – прошептала Ма. – Жарбог одарил род свой её даром. Ты понимаешь, что это значит?!
– Понимаю, – сказал Па. – Конечно.
– И это не раз такое было, – сказала Яра. – Я ещё два раза вспомнила сейчас.
– Жарбог тебя любит, огнезарная! – крикнула Ма и водители за соседним столом удивлённо замолчали. – Жарбог! Жарбог! Жарбог!
– Только я очень устала, – сказала Яра. – Я проголодалась. Можно мне курочки?

*

Пионерский лагерь был заброшен очень давно. Стенд с нарисованными детьми проржавел, они стояли в шортиках и маечках, но лица их были покрыты чудовищными рыжими струпьями. Ма въехала в куст и долго не могла сдать назад.

Она достала спиртовку, поставила на неё маленькую сковороду, нарезала деревенской колбасы, помидор, разбила два яйца. Руки её тряслись, она чудом ничего не уронила. Из багажника Ма вытащила овсяное печенье, накачала колонкой воды в большую кружку, разорвала над ней пакетик с порошковым лимонадом.

– Ну же? – улыбнулась Ма. – Садись, Яричка, кушай. Тебе надо сил. Дай Жарибог тебе сил, огнезарная!

Яра села перед сковородой и приняла есть, отколупывая кусочки яичницы совершенно без аппетита. Беда с Па наливалась чернотой, разбухала, погромыхивала, как туча. Ма суетилась с надувным матрасом, бегала туда-сюда с какими-то тряпками и мешочками. Яра выпила холодный лимонад, отдающий ржавчиной, собрала пальцем сладкий осадок и сунула палец в рот. Они свернули на первом же повороте и потом ехали сплошь по лесным дорогам – серые братья не смогут их отыскать.

– Яричка, ты готова? – спросила Ма, выглянув из разбитого окна облезлого домика.
– Вроде бы, – ответила Яра.
– Чем тебе помочь? – спросила Ма.
– Подожди в машине, Ма, – сказала Яра. – Попробуй уснуть. Я не могу, когда смотрят.

На полу в домике лежал ковёр, покрытый пятнами чёрной плесени. Из угла ковра рос кривой и слюнявый рыжий гриб. Яра уселась на матрас, сложив ноги по-турецки. Снаружи хлопнула дверь машины – Ма всегда её слушается и никогда не ругает, с того дня, как Яра рассказала им про выскочившее бревно. В косо разбитом стекле отразилось предзакатное Солнце, оно двигалось, как и полагается с рассвета к закату и не было никакой силы, чтобы развернуть его в обратную сторону.

*

В больницу она попала из-за дизентерии. Напилась плохой воды – и привет. Ни Ма, ни Па в больницу не пустили, потому что в инфекционное отделение здоровым заходить не положено. Первую неделю Яра так страшно мучилась, что потом просто всё забыла. Когда она пошла на поправку, её перевели в трёхместную палату с одной пустующей кроватью.

Первым потрясением Яры стало то, что таблетки от ненависти, которые Жарбог тайно клал в нагрудный мешочек Ма, были в больнице хорошо известны и назывались «активированный уголь». Вторым потрясением стали паровые котлеты из курицы, Яра никогда в жизни не ела ничего вкусней. Третьим потрясением стала Аня.

Ане было десять и у неё был такой широкий рот, что она умудрялась засунуть в него собственный кулак. Она протянула Яре руку и сказала:
– Здорово, засеря.
– Сама такая, – испуганно сказала Яра.
– Я знаю, засеря! – сказала Аня и расхохоталась.

Аня знала в больнице все входы и выходы. Много раз они с Ярой лазили на крышу, с которой был виден городской пляж, труба какой-то котельной и три девятиэтажки. «Я живу во-о-н в том доме», – говорила Аня, а Яра удивлялась, как это люди живут в доме. Они тырили прозрачно-жёлтые капельницы, и Аня научила, как делать из них чёртиков и золотых рыбок. Её родители никогда не приезжали, а Па и Ма как-то раз приехали и стояли внизу, в маленьком асфальтовом дворике. Па прижал руки к груди и плакал, иногда хватая себя за бороду. Ма скрючила пальцы и водила руками перед лицом, посылая в окно волны силы.

– Чего это она? – спросила Аня.
– Сила Жарбога, – ответила Яра, впервые почувствовав укол стыда за родителей. – Полезная фигня.
– Это не фигня, – сказала Аня, – Это какая-то…

Она произнесла невозможное для девочки слово, прекрасно рифмующееся со словом «фигня».
– Так нельзя говорить, – сказала Яра, покраснев.
– Кто сказал? – удивилась Аня.
– Ма.
– Ты говоришь, она тебя водой напоила из речки.
– Ну.
– Они у тебя псих-ляля? – спросила Аня. – Ты мне такое рассказывала – я думала крышей поеду. Так нельзя жить, как ты живёшь!
– Воля отча, – ответила Яра.
– Посмотри на неё и громко скажи: «жопа». Она тебя не услышит, подумает, ты говоришь: «мама».
– Перестань, жарирея! – громко прошептала Яра.
– Такого и слова-то нет, – рассмеялась Аня. – Назови меня дурой, или тварью! Ну же, скажи: «Анюта – ты дура!»
– Нет, – отмахнулась Яра, глядя в окно на Ма и Па.
– Жарирея, – сказала Аня. – Надо же. Жабибея. Жопопея. Нет никакого Жарбога, эй! Эти твоей мамы минусики и плюсики… Ну ты чо! Она же тебя дурит!
– Нет, – сказала Яра.
– Яра – жопа, – сказала Аня.
– Не говори так, заклинаю тебя! – крикнула Яра. – Что ты всё говоришь, да говоришь?! Меня это минусит! Как ты можешь знать?! Что ты вообще?!

Она толкнула Аню в грудь и убежала по коридору в одно секретное место, расположенное между клизменной и вечно закрытой железной дверью. Там стояла кадка с развесистым фикусом, если за неё сесть и сложить ноги по-турецки – никто и никогда тебя не найдёт. Отсидевшись пару часов, Яра прокралась в свою палату и легла, накрылась с головой, отвернувшись к стенке. Обида жгла её сердце, ядовитая мысль, что Ма и Па психи, просачивалась, напитывала собой разум. Яра заснула, ей чудилось что кто-то большой и сильный ходит рядом, трогает её палкой, как картофелину в костре. Глубоким вечером её растолкала Аня:
– Эй, слышь? Айда в актовый зал, там взрослые фильм смотрят. Ужасы.
– Не хочу, – ответила Яра, изобразив голосом обиду – ей было страшно любопытно что это за такой фильм, да ещё и ужасы.
– Хочешь-хочешь, – сказала Аня. – Я знаю. Ну вставай. Извини, если обидела. Правда, извини.
– Попроси, как положено, – ответила Яра.
– Иди в жопу, – сказала Аня. – Это тебе так положено.
– Останусь тут, – ответила Яра.
– Ладно. Прости меня, именем Жарбога, – сказала Аня. – Прости, огнезарная ты моя.

Они проникли в актовый зал и сели в самом последнем ряду. На удивительном экране, растянутом поверх стены, в сияющем прямоугольнике показывали фильм ужасов. Это было очень странное развлечение. Там ехала машина и вдруг с лесовоза выскочило огромное бревно. Это было так жутко, по-настоящему, Яра хотела закрыть глаза, но они не закрывались, и она увидела всё так, словно сама ехала в той фильмовой машине.
– Отмотайте назад! – сказал какой-то дяденька, входя в актовый зал. – Мой любимый момент.
– Отмотайте, – прошептала Яра. – Отмотайте…

*

Яра осторожно выглянула из домика. Ма спала в машине, накрывшись одеялом. Не хватало Па, словно выдернули из картинки важную деталь.
– Я не умею ничего, – сказала Яра тихо, глядя на Ма. – Ничего я не умею. И не умела никогда. Нет никакого бога. Жопа!
Ма вздрогнула и пошевелилась. Яра развернулась и побежала в лес. Бежать. Сбежать от них. Смыться, слинять. Как же это стыдно – врать! Ради чего? Ради чтобы не ругали? Ради чтобы курочку давали?! Жарирея! ……! …!

Корни цепляли за ботинки, вдруг ушла земля и Яра провалилась в овражек, несильно стукнувшись головой. Она решила не вставать, лежать, пока не придёт медведь, да и съест её. Пока не приползут жуки с улитами, да не растащат её. А ещё она сахар воровала! Воровала, зная, что Ма не заругает! Слёзы лились и затекали в рот. В небе появилась бледная звёздочка. Ничего не исправить. Всё крутится вперёд, как колесо лесовоза, обмотанное цепью.

*

Па встал с лавочки, подошёл к решётке и постучал. Серый брат отвлёкся от заполнения журнала и посмотрел на него.
– Чего надо, жиробог?
– Братишка, чего я наделал-то, а? Башка трещит после вчерашнего.
– Да уж, наделал, – сказал серый. – Ничего не помнишь, а?
– Говорю же – башка трещит. Есть чем поправиться?
Серый отложил журнал, встал из-за стола и несколько раз присел, разминая ноги. На лице его появилась весёлая улыбка.
– Слышь, дядя, а правду говорят, что ты сам себе паспорт нарисовал?
– Всё жена, – сказал Па. – Она у меня того.
– Где документы, дядя? – спросил серый. – Ты откуда вообще такой странный.
– С Якутии мы, – сказал Па. – Золотишко мыл. Слушай, братишка, я же знаю, что у тебя есть. Ну дай поправиться.
Серый открыл ящик стола и достал оттуда пластиковую бутылку без этикетки.
– Коньяк есть, будешь?
– Давай, – Па вытянул руку между прутьев.
– А золотишко у тебя есть? – рассмеялся серый.

Па запустил руку в косматую бороду и принялся чесаться, словно его одолели насекомые. Когда он вынул руку из бороды, в ней оказался небольшой жёлтый камушек.
– Золото? – спросил серый.
– Ага, – сказал Па. – Я, братишка, бородой-то золото мыл. Там много чего застряло.
– А ну, дай посмотреть, – сказал серый заинтересовано.
– Сначала поправь, – сказал Па.

Серый плеснул в пластиковый стаканчик немного коньяка и протянул Па. Тот схватил стаканчик и жадно плеснул в рот.
– Маловато.
– Давай, показывай, – сказал серый.
– Смотри, мне-то что, – ответил Па, протягивая раскрытую ладонь.
Серый взял кусочек золота, Па тут же ухватил его за руку и резко дёрнул на себя. Серый с хрустом ударился лицом в решётку и тут же потерял сознание.

*

Ма ходила по пустому и страшному пионерскому лагерю – искала Яру. Она заклинала её Жарбогом и просила вернуться. Потом Ма решила, что Яре удалось отмотать всё обратно, а она осталась здесь и будет ходить вечно, по этому пространству, свёрнутому в спираль, вклеенному изнанкой само в себя. Она охрипла от крика и слёз, Яры не было, Па не было, вечерний свет истлел, набухла и опустилась тьма.

Ма утёрла слёзы и решила вернуться в машину за налобным фонариком, но в темноте расшибла ногу и влезла в колючий куст. Она остановилась и тихонько заплакала. Ей стало всё понятно. Яра отматывала их время назад только тогда, когда и она и Па одновременно погибали. А теперь они оба живы, бедная девочка исчезла, пытаясь исправить то, что не надо исправлять. «Жарбог, грезитвой мечу», – просипела Ма. – «Я виновата всем! Я – вина всему!»

В ответ на её молитву в темноте вспыхнули фары их машины. Ма поняла, что умудрилась заблудиться в разросшихся вокруг фонтана кустах крыжовника.
– Яричка! – крикнула Ма. – Яричка!

Возле машины, совершенно чёрный против света, стоял Па. Голова его была втянута в плечи. В руке он сжимал автомат, похожий на отвратительное насекомое. Ма бросилась к нему и обняла за плечи.
– Ей удалось! Жарбог! Жарбог! Ей удалось?
– Нет, – сказал Па. Весь он был забрызган кровью. – И не получится. Сама знаешь почему.
– Потому что мы живы? – спросила Ма.
– Поэтому, да, – ответил Па, поднимая автомат. – Но я тут принёс. Это. Вот.

*

Яра спала. К ней подошла и села рядом какая-то девочка. Яра не видела её, но чувствовала жар, исходящий от её тела.
– Аня? – радостно спросила она.
– А вот и нет, – сказала девочка. – Я – Жарбог.
– Тебя нет, – ответила Яра. – Ты – псих-ляля Ма.
– Всё так, – ответил Жарбог. – Она у тебя сильно того.
– Я не хотела им врать, – сказала Яра.
– Нет такого слова: «врать», – ответил Жарбог. – Я такого не знаю.
– А ты можешь засунуть кулак себе в рот? – спросила Яра и улыбнулась во сне.
– Я всё могу засунуть себе в рот, – сказал Жарбог. – Чётное и нечётное. Горячее и холодное. Толстое и худое. Левое и правое. Первое и компот. Бах! И бах!
– Что за «бах»? – испугалась Яра.
– Всё, – ответил Жарбог. – И ничего.

*

В то утро Па попросил Ма, чтобы она побрила ему голову.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив