Изобретательность в заточении
kay-vi — 19.01.2022На днях начала читать «Графа Монте-Кристо» А. Дюма. Объем пугал сначала, но книга читается очень легко и с первых же страниц заставляет переживать за главного героя.
Его зовут Эдмон Дантес, в начале истории ему 19 лет, и без суда и следствия его посадили за то, в чем он не был виноват. Несколько лет он сходил с ума от горя и почти уже решился умереть от голода, но тут до его камеры прорыл проход сосед по темнице. И Дантес получил новую надежду, запылал жизнью.
И вот этот сосед, пожилой аббат Фариа, оказался человеком, чьи способности герой называет почти сверъестественными. Аббат был в тюрьме на четыре года дольше, но что он успел сделать за это время! До чего в нем сохранилась сила духа и живая, острая мысль!
Предлагаю вам тоже почитать этот отрывок. Он меня восхищает и вдохновляет так же, как и героя.
«— Вы-то могли ждать, — прервал Дантес со вздохом, — ваш долгий труд занимал вас ежеминутно, а когда вас не развлекал труд, вас утешала надежда.
— Я занимался не только этим, — сказал аббат.
— Что же вы делали?
— Писал или занимался.
— Так вам дают бумагу, перья, чернила?
— Нет, — сказал аббат, — но я их делаю сам.
— Вы делаете бумагу, перья и чернила? — воскликнул Дантес.
— Да.
Дантес посмотрел на старого аббата с восхищением; но он еще плохо верил его словам. Фариа заметил, что он сомневается.
— Когда вы придете ко мне, — сказал он, — я покажу вам целое сочинение, плод мыслей, изысканий и размышлений всей моей жизни, которое я обдумывал в тени Колизея в Риме, у подножия колонны святого Марка в Венеции, на берегах Арно во Флоренции, не подозревая, что мои тюремщики дадут мне досуг написать его в стенах замка Иф. Это "Трактат о возможности всеединой монархии в Италии". Он составит толстый том in-quarto.
— И вы написали его?
— На двух рубашках. Я изобрел вещество, которое делает холст гладким и плотным, как пергамент.
— Так вы химик?
— Отчасти. Я знавал Лавуазье и был дружен с Кабанисом.
— Но для такого труда вы нуждались в исторических материалах. У вас были книги?
— В Риме у меня была библиотека в пять тысяч книг. Читая и перечитывая их, я убедился, что сто пятьдесят хорошо подобранных сочинений могут дать если не полный итог человеческих знаний, то, во всяком случае, все, что полезно знать человеку. Я посвятил три года жизни на изучение этих ста пятидесяти томов и знал их почти наизусть, когда меня арестовали. В тюрьме, при небольшом усилии памяти, я все их припомнил. Я мог бы вам прочесть наизусть Фукидида, Ксенофонта, Плутарха, Тита Ливия, Тацита, Страду, Иорнанда, Данте, Монтеня, Шекспира, Спинозу, Макиавелли и Боссюэ. Я вам называю только первостепенных.
— Вы знаете несколько языков?
— Я говорю на пяти живых языках: по-немецки, по-французски, по-итальянски, по-английски и по-испански; с помощью древнегреческого понимаю нынешний греческий язык; правда, я еще плохо говорю на нем, но я изучаю его.
— Вы изучаете греческий язык? — спросил Дантес.
— Да, я составил лексикон слов, мне известных; я их расположил всеми возможными способами так, чтобы их было достаточно для выражения моих мыслей. Я знаю около тысячи слов, больше мне и не нужно, хотя в словарях их содержится чуть ли не сто тысяч. Красноречивым я не буду, но понимать меня будут вполне, а этого мне довольно.
Все более и более изумляясь, Эдмон начинал находить способности этого странного человека почти сверхъестественными. Он хотел поймать его на чем-нибудь и продолжал:
— Но если вам не давали перьев, то чем же вы написали такую толстую книгу?
— Я сделал себе прекрасные перья — их предпочли бы гусиным, если бы узнали о них, — из головных хрящей тех огромных мерланов, которые нам иногда подают в постные дни. И я очень люблю среду, пятницу и субботу, потому что эти дни приумножают запас моих перьев, а исторические труды мои, признаюсь, мое любимое занятие. Погружаясь в прошлое, я не думаю о настоящем; свободно и независимо прогуливаясь по истории, я забываю, что я в тюрьме.
— А чернила? — спросил Дантес. — Из чего вы сделали чернила?
— В моей камере прежде был камин, — отвечал Фариа. — Трубу его заложили, по-видимому, незадолго до того, как я там поселился, но в течение долгих лет его топили, и все его стенки обросли сажей. Я растворяю эту сажу в вине, которое мне дают по воскресеньям, и таким образом добываю превосходные чернила. Для некоторых заметок, которые должны бросаться в глаза, я накалываю палец и пишу кровью».
А. Дюма, «Граф Монте-Кристо», глава XVI. Итальянский ученый
|
</> |